Рассказы. Митря Кокор. Восстание

После пышных торжеств прошел лишь год, и в 1907 году всю страну потрясло грандиозное крестьянское восстание. Мужики поднялись на защиту своих прав против помещиков, которых в большинстве случаев они и в глаза не видели, потому что те передоверяли свои имения управляющим, а чаще всего арендаторам. Система сдачи земли в аренду была чрезвычайно распространена в Румынии. Помещик-боярин получал с земли, таким образом, «твердый доход» и полностью отстранялся от такого «плебейского» дела, как общение с «вонючими и темными» мужиками. Хозяином положения оказывался арендатор, который, как подлинный временщик, старался, преступая все законы, награбить побольше. И опять самым угнетенным оставался крестьянин, которого не могла прокормить земля, если она у него даже и была.

Королевское правительство жестоко подавило восстание. Против восставших были брошены войска. Дело доходило до того, что артиллерия била по крестьянским хатам. 11 000 безоружных мужиков было убито. Беспримерная жестокость и цинизм королевского правительства вызвали волну гневного и глубочайшего общественного возмущения.

1907 — эта цифра кровавым клеймом отпечаталась на лбу монарха — так изобразил Кароля I художник Изер. Крупнейший румынский живописец Октав Бэнчила создал серию полотен, посвященных этому трагическому событию, и среди них незабываемую картину «1907», где на фоне темного неба, освещенного заревом горящей деревни, бежит по полю, на котором лежат тела убитых, босой, в белой рваной одежде, с обезумевшими от страха глазами крестьянин, бежит из родной деревни, бежит в никуда… «Король и ложь совместно восседают», — писал поэт Александру Влахуцэ. Ион Лука Караджале написал брошюру «1907 год от весны до осени», в которой гнев и уничтожающая сатира сочетаются с точным анализом экономического положения. «Недавнее восстание крестьянских масс, — писал он, — которое было подобно жестокой гражданской войне, безусловно, вызвало смятение и удивление во всей Европе. Однако кто так же хорошо, как и мы, знаком с органами управления нашего государства и с их работой, удивляется теперь не тому, что случилось, а тому, что при наличии такой энергии в массах этот огромный взрыв не произошел гораздо раньше» [5] .

5

Ион Лука Караджале. Избранные произведения. М., Гослитиздат, 1961, с. 165–166.

Никакие усилия в области поднятия уровня культуры вообще и культуры сельского хозяйства в частности не могли изменить в лучшую сторону судьбу крестьянина, поскольку решающим вопросом оставался вопрос о земле. Попоранизм в таких условиях мог быть только вздохом благородного бессилия перед тщетным желанием сгладить коренное социальное неравенство между землевладельцем и землепашцем. Весьма наглядно проявилось это во всей деятельности журнала «Виаца ромыняскэ» и, возможно, особенно показательно на примере активного его сотрудника Михаила Садовяну, ревнителя практического попоранизма, который работал в кружках культуры, выпускал «народную газету», вел пропаганду за организацию экономических обществ. «В этом направлении я работал с любовью и усердием, — признавался писатель, — считал свой труд для непросвещенного большинства обязанностью, которой нельзя избежать» [6] .

6

Augustin Z. N. Pop. Trei scrisori autobiografice. — «T^inarul scriitor», 1957, № 8.

Но тот же Садовяну, который «с любовью и усердием» старался просвещать и вразумлять крестьянство, вынужден был признать всю тщету своих усилий, ибо они не были направлены на то, чтобы устранить главную причину бедственного положения крестьянина. Так, выступая уже в качестве художника-реалиста, Садовяну в очерке. «В тот мартовский день 1907 года» запечатлевает действительный случай, не щадя своих «теоретических» убеждений. В дни восстания писатель обращается к одному из крестьян:

«— Есть ли у тебя земля?

— Мало… — вздохнул тот с болью, — несколько саженей вокруг хаты…

Я воспользовался предлогом, чтобы объяснить силу товарищества и показать Иримие Роатэ, как бы мог он избавиться от нужды, в которой бился. Но так как, видимо, мои советы были слишком пространными, я посреди фразы вдруг заметил, что он внимательно и как-то по-особому смотрит на меня, и понял, что он хочет что-то сказать.

— Что ты хочешь сказать, Иримие? — спросил я его ласково.

— Барин, — заговорил он с жаром. — Если есть у тебя работа, я тебе отработаю когда-нибудь, когда позовешь. Пока дай мне шестьдесят банов, очень мне нужно, а то сегодня в кармане ни гроша…

Я почувствовал себя словно упавшим с неба, пристыженным и обескураженным» [7] .

И все-таки попоранизм, наивный и бесплодный в социально-общественной сфере, сыграл свою положительную роль, в первую очередь в области литературы, будучи как бы импульсом для развития критического реализма. Журнал «Виаца ромыняскэ» привлек к себе самые лучшие литературные силы, нацеливал писателей на правдивое отображение жизни. А правда действительности в такой стране, как Румыния, была, естественно, связана с изображением крестьянина. В свою очередь, бедственное положение этого крестьянина не могло не порождать критической позиции у писателя по отношению к тому социальному порядку, который и был первопричиной всех бедствий. Одно было тесно связано с другим, это прекрасно понимал Г. Ибрэиляну, который, по словам современников, был душою журнала и главным теоретиком в области эстетики и философии. Он писал: «Мы — только попоранисты. И наш попоранизм более важный для нас в других областях, в областях литературы, повторяю еще раз, не означает ничего иного, кроме притязаний на национальный дух и той симпатии к народу, которая позволяет писателю правильно посмотреть на жизнь маленьких людей и их конфликты. Другими словами, — это оригинальность в искусстве и реализм в изображении крестьянской жизни» [8] . Однако именно то, что Ибрэиляну считал менее важной областью проявления «попоранизма», оказалось наиболее важным. Попоранизм не мог ни накормить голодных крестьян, ни наделить их землей. Он не мог даже смягчить антагонистических противоречий между крестьянином и помещиком. Но он мог вдохнуть в литературу новые силы, поставить (именно поставить!) перед ней главную общественно-моральную и эстетическую задачу. Попоранизм не создал в румынской литературе ни особого течения, ни направления. Это прекрасно понимал и Ибрэиляну, как теоретик попоранизма, и писатели, группировавшиеся вокруг журнала «Виаца ромыняскэ», но для литературы он был воистину живительной атмосферой, в которой воспитались такие крупнейшие румынские писатели, как Садовяну, Агэрбичану, Гала Галактион. Эта атмосфера продолжала воздействовать на литературное развитие, поддерживая традиции высокой гражданственности и реализма, которые продолжил несколько позже и Ребряну.

7

Mihail Sadoveanu. Opere, v. 6. Buc., E. S. P. L. A., 1954–1960, p. 203.

8

G. Ibraileanu. Pagini critice, v. I. Buc., E. S. P. L. A., p. 243.

Михаил Садовяну (1880–1961) родился в городке Пашкани. Отец его был провинциальный адвокат, мать — крестьянка. Подрастая в провинциальном захолустье, он воспринимал душой и сердцем сразу два мира, деревенский и городской, впитывая национальную культуру через сказки, песни, танцы, узоры одежды и ковров, а через книги — мировую культуру. Еще в гимназии Садовяну начал писать. Не поступив в Бухарестский университет, на чем настаивал отец, юноша возлагает все надежды на упорный труд и талант и действительно скоро добивается успеха. Уже в 1904 году его имя становится широко известным. В этот год выходят три сборника его рассказов и историческая повесть «Соколы». Три из этих четырех книг были отмечены премиями. Среди ранних рассказов Садовяну много романтических, вернее, фольклорно-романтических: молодой писатель как бы «складывает» на свой манер народные и в первую очередь гайдуцкие сказы и баллады. Гайдук в его рассказах, впрочем, как и в фольклоре, предстает как символ вольной жизни, неуемной силы и страсти, справедливости и бесстрашия. Гайдук как определенный человеческий идеал, созданный народным воображением, становится и излюбленным героем писателя. Иванчиу Леу и Козма Рэкоаре, герои ранних рассказов Садовяну, начинают целую галерею образов, в которых всячески варьируется образ гайдука. Романтически приподнятый образ народного мстителя, «рыцаря без страха и упрека» проходит через все его творчество. Он присутствует и в повести «Соколы» (1904), и в сюите новелл «На постоялом дворе Анкуцы» (1928). Он проглядывает сквозь образы главных героев его исторической трилогии «Братья Ждер» (1935–1942). Его нетрудно угадать в рассказе «Вэлинашев омут» и в романе «Никоарэ Подкова» (1952). И даже образ Митри Кокора, крестьянина, реально утверждавшего социальную справедливость и народную власть в Румынии, связан тайными нитями с любимой автором фигурой гайдука. А романтическая окраска, которая, словно яркая радуга, расцвечивает ранние произведения Садовяну, присутствует во всем его творчестве, то вспыхивая, то затухая, то сияя вновь. Особый привкус романтики, воспринятый Садовяну из народных песен и баллад, из исторических хроник, ощущается в его языке, в манере повествования, в лепке образов. Эта романтика придает его произведениям особую интимность, доверительность, его образам теплоту и человечность.

Садовяну, формировавшийся и работавший в атмосфере «попоранизма», был писателем, в творчестве которого общественные и социальные проблемы всегда находили свое разнообразное отражение. Он всегда выступал как реалист, зорко подмечавший все негативные стороны жизни. Для него критерий реальности всегда был выше собственных убеждений и предубеждений. Садовяну, проживший долгую жизнь, всегда был чуток к общественным веяниям и переменам, а его непреклонная вера в то, что для трудящегося человека должно наступить в конце концов царство справедливости, неизменно служила ему верным компасом среди житейских и общественных бурь.

Крестьянин, его жизнь, его невзгоды и чаяния, его облик и внутренний мир — основная тема творчества Садовяну. Румынскому крестьянину, забитому и обездоленному, посвящены многочисленные рассказы, написанные им до первой мировой войны. Среди них много жестоких и беспощадных. И если в них иногда ощущается воздействие «попоранизма», как надежда что-то исправить в социальной машине, то это не ослабляет их разоблачительной силы. Многие иллюзии писателя развеяла первая мировая война.

После войны в Румынии активизировалось развитие капитализма, а вместе с этим обострились и все социальные процессы как в городе, так и в деревне. От иллюзий «практического попоранизма» не осталось и следа. После войны и революционного переворота в России Садовяну как бы с новой идейной вершины озирает жизнь румынского общества, его социальный горизонт расширяется. В повести «Улица Лэпушняну», имеющей подзаголовок «Хроника 1917 года», Садовяну клеймит «отравленный Вавилон» высшего общества, которое ввергло народ в войну и превратило ее в средство для наживы, в предлог для обогащения за государственный, а на самом деле за народный счет. Вынося суровый приговор правящим классам, писатель резко ставит вопрос о положении трудящихся масс. Война принесла народу неизмеримые страдания и бессмысленные жертвы. Солдаты жаждут мира, но чувствуют, что мир не даст им ничего. «Все равно заключат, — рассуждает солдат-крестьянин о мире. — Мы что, мы должники, значит, и плательщики, мы, как вол, который везет, пока не сдохнет. А потом мы пойдем по домам. Только там-то что нас ожидает?» [9]

9

Mihail Sadoveanu. Opere, v. 7, p. 198.

Поставив этот вопрос, Садовяну дает на него и ответ. Писатель приветствует Февральскую революцию в России и свержение царизма, который он сравнивает с чугунной крышкой, давившей душу народа. Он признает суровый подвиг революции: «У хозяина, который бил и угнетал, из рук выпал бич. Раб, который, в свою очередь, может ударить, беспощаден» [10] . Устами русского военного Плотникова он произносит панегирик революции: «Вся земля должна быть передана крестьянам. Они обрабатывают землю, и им должна принадлежать земля. Фабрики тоже должны принадлежать рабочим. Мы установим мир и справедливость. Больше не будет бедняков. Все люди — братья» [11] . Все это вовсе не означало, что Садовяну сам стал революционером, проповедником социалистических идей, но это было решительным поворотом в мировоззрении писателя, который без всяких оговорок вместе со своим народом станет строить социалистическое общество, когда после второй мировой войны развеется коричневый туман фашизма. «Отравленному Вавилону» Садовяну противопоставлял трудовой народ. «Песня труда — это не грустная песня… Труд не всегда бывает веселым, но, несмотря на все свои печальные стороны, ему не суждено приносить страдания. Труд — это пульс жизни человечества, это победа будущих веков» [12] , — писал Садовяну. Безграничная вера в народ вдохновила его на пророческие слова: «Великий наш народ… уснул жалким сном. Когда он проснется, когда он поймет и возвеличит свою родину, мы будем действительно сильнее, лучше, и нас будут больше уважать другие народы земли» [13] .

10

Tam же, c. 194.

11

Tam же, c. 206.

12

Там жe, t. 6, c. 176–177.

13

Tam же, c. 285.

Освобождаясь от «попоранистских» иллюзий, Садовяну развивает идею «боярского греха». Если в его ранней одноименной повести этот грех изображался как аморальный, антигуманный поступок одного человека, попирающего достоинство другого, то в романе «По Серету мельница плыла» (1925) уже само существование боярства, помещичьего класса, владеющего землей, предстает как «грех» общественный, в силу которого утверждается социальная несправедливость. Создав образ «настоящего боярина» Филоти, эксплуататора и мота, садиста и сибарита, Садовяну одновременно показал и неизбежный процесс замены одних угнетателей другими. Разорившийся Филоти продает поместье разбогатевшему кулаку Чорней. «Вода и бояре катятся вниз», — лаконично и безжалостно подводит итог Чорней [14] .

14

Михаил Садовяну. По Серету мельница плыла. М., Гослитиздат, 1954, с. 263.