Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море
Шрифт:
— Нет.
— Я вам принесу. Это блестящий coup de main. [105]
— Ну, а как там у вас?
— Великолепно. Все обстоит великолепно. Все гордятся вами. Расскажите же мне, как было дело? Я уверен, что вы получите серебряную. Ну, говорите. Рассказывайте все по порядку. — Он помолчал, раздумывая. — Может быть, вы еще и английскую медаль получите. Там был один англичанин. Я его повидаю, спрошу, не согласится ли он поговорить о вас. Что-нибудь он, наверно, сумеет сделать. Болит сильно? Выпейте. Вестовой, сходите за штопором. Посмотрели бы
105
Выпад, удар (франц.)
— Вот штопор, signor tenente, — сказал вестовой.
— Откупорьте бутылку. Принесите стакан. Выпейте, бэби. Как ваша голова? Я смотрел историю болезни. Трещины нет. Этот врач первого поста просто коновал. Я бы сделал все так, что вы бы и боли не почувствовали. У меня никто не чувствует боли. Уж так я работаю. С каждым днем я работаю все легче и лучше. Вы меня простите, бэби, что я так много болтаю. Я очень расстроен, что ваша рана серьезна. Ну, пейте. Хороший коньяк. Пятнадцать лир бутылка. Должен быть хороший. Пять звездочек. Прямо отсюда я пойду к этому англичанину, и он вам выхлопочет английскую медаль.
— Ее не так легко получить.
— Вы слишком скромны. Я пошлю офицера связи. Он умеет обращаться с англичанами.
— Вы не видели мисс Баркли?
— Я ее приведу сюда. Я сейчас же пойду и приведу ее сюда.
— Не уходите, — сказал я. — Расскажите мне о Гориции. Как девочки?
— Нет девочек. Уже две недели их не сменяли. Я больше туда и не хожу. Просто безобразие! Это уже не девочки, это старые боевые товарищи.
— Совсем не ходите?
— Только заглядываю иногда узнать, что нового. Так, мимоходом! Они все спрашивают про вас. Просто безобразие! Держат их так долго, что мы становимся друзьями.
— Может быть, нет больше желающих ехать на фронт?
— Не может быть. Девочек сколько угодно. Просто скверная организация. Придерживают их для тыловых героев.
— Бедный Ринальди! — сказал я. — Один-одинешенек на войне, и нет ему даже новых девочек.
Ринальди налил и себе коньяку.
— Это вам не повредит, бэби. Пейте.
Я выпил коньяк и почувствовал, как по всему телу разливается тепло. Ринальди налил еще стакан. Он немного успокоился. Он поднял свой стакан.
— За ваши доблестные раны! За серебряную медаль! Скажите-ка, бэби, все время лежать в такую жару — это вам не действует на нервы?
— Иногда.
— Я такого даже представить не могу. Я б с ума сошел.
— Вы и так сумасшедший.
— Хоть бы вы поскорее приехали. Не с кем возвращаться домой после ночных похождений. Некого дразнить. Не у кого занять денег. Нет моего сожителя и названного брата. И зачем вам понадобилась эта рана?
— Вы можете дразнить священника.
— Уж этот священник! Вовсе не я его дразню. Дразнит капитан. А мне он нравится. Если вам понадобится священник, берите нашего. Он собирается навестить
вас. Готовится к этому заблаговременно.— Я его очень люблю.
— Это я знаю. Мне даже кажется иногда, что вы с ним немножко то самое. Ну, вы знаете.
— Ничего вам не кажется.
— Нет, иногда кажется.
— Да ну вас к черту!
Он встал и надел перчатки.
— До чего ж я люблю вас изводить, бэби. А ведь, несмотря на вашего священника и вашу англичанку, вы такой же, как и я, в душе.
— Ничего подобного.
— Конечно, такой же. Вы настоящий итальянец. Весь — огонь и дым, а внутри ничего нет. Вы только прикидываетесь американцем. Мы с вами братья и любим друг друга.
— Ну, будьте паинькой, пока меня нет, — сказал я.
— Я к вам пришлю мисс Баркли. Без меня вам с ней лучше. Вы чище и нежнее.
— Ну вас к черту!
— Я ее пришлю. Вашу прекрасную холодную богиню. Английскую богиню. Господи, да что еще делать с такой женщиной, если не поклоняться ей? На что еще может годиться англичанка?
— Вы просто невежественный брехливый даго.
— Кто?
— Невежественный макаронник.
— Макаронник. Сами вы макаронник… с мороженой рожей.
— Невежественный. Тупой. — Я видел, что это слово кольнуло его, и продолжал: — Некультурный. Безграмотный. Безграмотный тупица.
— Ах, так? Я вот вам кое-что скажу о ваших невинных девушках. О ваших богинях. Между невинной девушкой и женщиной разница только одна. Когда берешь девушку, ей больно. Вот и все. — Он хлопнул перчаткой по кровати. — И еще с девушкой никогда не знаешь, как это ей понравится.
— Не злитесь.
— Я не злюсь. Я просто говорю вам это, бэби, для вашей же пользы. Чтобы избавить вас от лишних хлопот.
— В этом вся разница?
— Да. Но миллионы таких дураков, как вы, этого не знают.
— Очень мило с вашей стороны, что вы мне сказали.
— Не стоит ссориться, бэби. Я вас слишком люблю. Но не будьте дураком.
— Нет. Я буду таким умным, как вы.
— Не злитесь, бэби. Засмейтесь. Выпейте еще. Мне пора идти.
— Вы все-таки славный малый.
— Вот видите. В душе вы такой же, как я. Мы — братья по войне. Поцелуйте меня на прощанье.
— Вы слюнтяй.
— Нет. Просто во мне больше крепости.
Я почувствовал его дыхание у своего лица.
— До свидания. Я скоро к вам еще приду. — Его дыхание отодвинулось. — Не хотите целоваться, не надо. Я к вам пришлю вашу англичанку. До свидания, бэби. Коньяк под кроватью. Поправляйтесь скорее.
Он исчез.
Уже смеркалось, когда вошел священник. Приносили суп, потом убрали тарелки, и я лежал, глядя на ряды коек и на верхушку дерева за окном, слегка качающуюся от легкого вечернего ветра. Ветер проникал в окно, и с приближением ночи стало прохладнее. Мухи облепили теперь потолок и висевшие на шнурах электрические лампочки. Свет зажигали, только если ночью приносили раненого или когда что-нибудь делали в палате. Оттого что после сумерек сразу наступала темнота и уже до утра было темно, мне казалось, что я опять стал маленьким. Похоже было, как будто сейчас же после ужина тебя укладывают спать. Вестовой прошел между койками и остановился. С ним был еще кто-то. Это был священник. Он стоял передо мной, смуглый, невысокий и смущенный.