Рассказы

– Ты какой цвет любишь?

– Цвет "китайского фонарика", - сразу же сказала Хидэ.

– Ага! Значит, красная мини-юбка.

Будто не веря ему, Хидэ помолчала немного, потом тихонько уткнулась лбом в его спину. И вскоре послышалось ее сонное дыхание.

VII

Однажды, дней через десять после того, как Хидэ уехала обратно в деревню, Ресаку неожиданно навестил родственник, старик Его из соседней деревни. В тот день Ресаку сидел на пустыре неподалеку от причала и, расстелив на сухой траве циновку, точил тесло. И когда он увидел медленно плетущегося к нему старого Его, ему показалось, что и без того сумрачный день вдруг потускнел.

– Дедушка!
– прошептал он и вскочил на ноги. Старик подошел к нему и бросил вдруг, даже не поздоровавшись:

– Едем в деревню!

Застигнутый врасплох, Ресаку молчал, ничего не понимая.

– Хидэ умерла, - пояснил старик. Ресаку молча глядел на него широко открытыми глазами.

– Повесилась на каштане за домом, - добавил старик.

Ресаку пошевелил губами, но не издал ни звука - слова будто застряли в горле.

– На ней была красная юбка, что ты купил ей, а на шее бусы из ракушек...

Ресаку затряс головой, дрожа как осиновый лист.

– Неправда! Не может быть! Неправда все это!

– Нет, правда, - твердо сказал Его. Ресаку перестал дрожать и ошеломленно уставился на старика.
– В кармане у Хидэ нашли письмо от тебя.

Старик вытащил из кармана штанов для верховой езды сложенное в несколько раз письмо.

Ресаку развернул листок. На нем красной шариковой ручкой было написано несколько строчек. Но рука его так дрожала, что он не разобрал ничего и поднес листок к глазам, будто близорукий. На листке было выведено:

Надела я красную юбку,

Что брат купил мне в подарок,

И пошла по своей деревне...

Никто не попался навстречу,

Никто не взглянул на меня.

Дошла до соседней деревни

И там ни души не осталось,

И в третьей деревне тоже.

Пустынная тишина.

В красной короткой юбке

Шла я по улицам сонным,

И ни один мужчина

Не вышел навстречу мне.

Ресаку растерянно глядел на старика. Тот взял у него письмо и сунул в карман штанов.

– Уж не я ли ее убил?
– прошептал Ресаку. И, вцепившись обеими руками в собачий воротник куртки, тряхнул старика.
– Скажи, дедушка! Это я убил Хидэ?

– Не говори ерунды, - сказал старик спокойным голосом.
– Ты только купил ей красную юбку. А Хидэ надела ее и умерла. Только и всего.

У Ресаку тряслись колени. Он еле держался на ногах, но старик торопил, и он пошел. И тут он услышал сзади шаги. Он остановился и оглянулся. Но мертвая Хидэ никак не могла быть здесь. Это поднялся ветер, и волны с шелестом набегали на причал. А далеко за причалом простиралось сумрачное море. Оно напоминало ему печальный профиль Хидэ у окна в тот день, когда она приезжала в гости.

Пчела

Сима не повезло. В тот день, когда муж должен был вернуться домой после долгой отлучки, пчела ужалила ее в грудь. "Нет чтобы вчера ужалить! подумала она.
– Или на другой день. Тогда пусть бы хоть три или четыре раза тяпнула. А тут на тебе! Теперь уж ничего не поделаешь. Вот ведь беда какая!"

Пчела притаилась на изнанке юката. Утром Сима вывесила его проветриться на сушилке для сжатого риса. А когда потом набросила его на распахнутое нижнее кимоно, почувствовала вдруг резкий укол. Сима стала испуганно хлопать себя по груди - под ноги на шершавый татами что-то упало. Это была пчела. Она лежала брюшком вверх, подергивая длинными лапками.

Сима еще накануне приметила, что у сушилки стали часто летать пчелы, но не думала, что они могут забраться в юката.

Она тут же раздавила пчелу пяткой. Тупая ноющая боль в груди становилась все сильнее. Места укуса не было видно, но грудь вокруг соска онемела.

До сих пор ее ни разу не жалили пчелы, и Сима не знала, что надо делать в таких случаях. Она послюнявила палец и помазала слюной вокруг соска. Покойная мать часто ее так лечила, когда она в детстве, бывало, являлась домой, искусанная комарами.

Подняв руки, чтобы снять с шеста свое ночное кимоно, Сима опять почувствовала острую боль - будто в грудь вонзилась колючка. Боль все распространялась и теперь уже была не тупой, а резкой.

"Надо было хорошенько осмотреть кимоно, прежде чем надевать", - с досадой подумала Сима, направляясь к дому. Из дальней комнаты послышался плач младенца.

– Сейчас, малыш! Потерпи!

Сима положила проголодавшегося ребенка на колени, расстегнула блузку и испуганно вскрикнула: грудь покраснела и распухла, сосок стал совсем крошечным, краснота сползла в ложбинку между грудями.

– Что там у тебя?

Больная свекровь, делавшая вид, что спит, открыла глаза и посмотрела на Сима.

– Да вот... пчела ужалила, - смущенно сказала Сима. И подумала при этом: "Как дитя малое!"

– Тьфу!
– презрительно бросила свекровь и опять закрыла глаза. Когда ребенок затих у здоровой груди невестки, она сказала, не открывая глаз: Смазала бы хоть змеиной настойкой.

Змеиная настойка была домашним средством от всех хворей. Делали ее так же, как и змеиное сакэ. Только настаивали на спирту змеиные молоки.

Покормив ребенка, Сима достала с полки бутылку со змеиной настойкой, осторожно вынула раскрошившуюся пробку. В нос ударил резкий запах, в глазах защипало. Сима намочила палец лекарством и тут заколебалась, вспомнив о муже. Такой аромат вряд ли кому понравится. А вдруг он отвернется от нее, если она будет так благоухать? Смутная тревога охватила ее сердце. Но раздумывать было некогда.

"Ладно. Соседи приглашали сегодня вечером помыться в бане, - подумала она, - там и отмою все мылом как следует". И еще раз смочила палец настойкой.

Тщедушный на вид муж Сима, прижимая к себе небольшой дорожный чемодан, спрыгнул с поезда. Увидев жену с ребенком за спиной, он попытался изобразить приветливую улыбку, но она тут же сползла с его лица, и он с хмурым видом пошел по перрону навстречу.

– Вот я и приехал, - сказал он, приподняв за козырек белую охотничью шапочку.

– С приездом!
– Сима улыбнулась, но на глазах у нее выступили слезы, и она повернулась спиной к мужу, покачивая при этом ребенка. Ребенок спал, голова его болталась из стороны в сторону. Хотя муж не видел его полгода, он только вяло осклабился и пошел вперед.