Рассказы

– Я рассчитал, честное слово!
– Мальчик теперь с надеждой глядел на оживленного Шахматиста.
– Я проверял. И по карте, и по небу.. Все будет правильно. Я же все объясню. И как Подярную звезду находить для начала...

– Нет, это действительно любопытно, - снова сказал Шахматист.

– Да... А не любопытно тебе, что моя Марья Павловна скажет, когда увидит такое дело?

– А, ну что вы, Виктор Семенович! Что она скажет... Ей понравится.
– И Шахматист, потеряв на секунду солидность, подмигнул мальчику.

Мастер этого не видел. Он держал перед собой на ладонях зонт, поворачивал его, разглядывал и все еще не решался. Словно этот зонтик был живой и хозяин боялся, что мальчик его обидит.

– Чем рисовать-то будешь?

– Мелом. Не бойтесь, я осторожно.

– Ну, и как ты это планируешь?
– спросил Мастер.
– Все звезды до единой отмечать?

– Ну что вы! Все разве запомнишь! Я только самые крупные, чтобы отметить созвездия.

– Тогда уж и названия пиши, - вздохнул Мастер.
– А то какой прок? Я, кроме Большой Медведицы, отродясь ни одного созвездия не знал. Даже Малую Медведицу... Напишешь?

– Есть написать названия!
– весело отчеканил мальчик.

Он уже шарил в намокшем кармане, нащупывая мел.

– Дела-а, - снова протянул Мастер и неожиданно улыбнулся, приоткрыв крупные желтые зубы.
– Пойдет Марья Павловна на рынок, заглядится на какого-нибудь там Сириуса и, практически, в лужу носом. Будет история. Ну, ладно, рисуй. Ехать нам далеко.
– И он открыл зонт.

Зонт был не черный.

Он казался черным при неярком свете лампочки, свернутый и намокший. А теперь все увидели, что он коричневый, с серыми зубцами.

Разве бывает коричневое небо с серыми зубцами?

Мальчик молча сунул в карман мелок.

– Тьфу ты, будь она неладна!
– Мастер стукнул открытым зонтом о затоптанный мокрыми подошвами пол.
– Ручки, понимаешь, одинаковые, - объяснил он Шахматисту.
– Который раз путаем. Это Клавдии зонт, нашей нормировщицы.

– Жаль, - сказал Шахматист...

Устало дребезжал трамвай. Сонно мигала на площадке желтая лампочка. Дремали в вагоне редкие пассажиры. И только дождь за окнами плескался весело и неутомимо.

Трамвай номер семь шел по от Городка Металлургов к центру. Долгое время никто не входил в вагон, ехали только те, кто сел на первой остановке.

Потом появился малыш. В коротеньком пальтишке, в резиновых сапогах. Широкие голенища хлопали малыша по ногам: сапоги были слишком большие. "Мамкины", - подумал мальчик.

Малыш забрался на переднюю площадку. В одной руке он держал бидон для молока, другой тащил за собою открытый зонт.

Маленький зеленый бидон вел себя спокойно. Только один раз он зацепился дном за ступеньку и недовольно звякнул крышкой, но это было не страшно: крышка держалась на тесемке и нигде никогда не могла потеряться отдельно от своей посудины.

А тяжелый зонт сопротивлялся. Он широко растопырил прутья с натянутым черным полотном и не хотел пролезать в дверь. И разве мог малыш справиться с ним - таким большим и упрямым - одной рукой?

Трамвай тронулся. Малыш вздрогнул от толчка. Потом рассердился и дернул зонт изо всех сил.

– Сломаешь, - сказал мальчик.
– Ну что ты делаешь, в самом деле...

Он шагнул на площадку и перехватил ручку зонта.

– Закрыть же надо.

– И закрыл. Зонт съежился и стал послушным.

Малыш глянул из-под сломанного козырька старой школьной фуражки, виновато моргнул и объяснил:

– Он туго закрывается.

– "Туго"... Посылают таких козявок на ночь глядя куда-то!.. Зачем едешь?
– строго спросил мальчик. Рядом с этим первоклассником, а может быть, даже дошколенком он был сейчас большим и сильным.

– За сметаной, - робко сказал малыш и снова поднял глаза.

Испуганные и широко открытые, они казались в тени козырька очень темными и большими. Малыш не знал: может быть, нельзя ему вечером, да еще под дождем, ездить в дежурный магазин за сметаной, и, может быть, этот большой хмурый мальчишка имеет полное право его допрашивать. Вот возьмет и скажет сейчас: "А ну пойдем, разберемся в милиции!" Или еще что-нибудь страшное скажет...

– Хочешь, я нарисую на твоем зонте ночные звезды?
– сказал мальчик.

Он и сам не понимал, зачем это надо. Ведь малыш не знает, как движутся звезды. Но слова сорвались сами по себе, неожиданнно. Наверно, Они сидели на кончике языка и готовы были спрыгнуть при виде любого подходящего зонтика.

Глаза малыша стали еще темнее и шире.

– Ночные звезды?
– переспросил малыш и сдвинул коротенькие брови.

– Ну да, звезды, - повторил мальчик и подумал, что сейчас нарисует созвездия малышу. Может быть, хоть здесь повезет.

– Зонт будет как маленькое небо, понимаешь?
– объяснил он.
– Кругом тучи, а над тобой звезды. Как на настоящем небе. Хочешь?

– Маленькое небо?
– чуть нараспев повторил малыш.

– Ну конечно! Давай...

Не надо было спешить. Поспешность испугала малыша.

– Нет!
– громко сказал он и прижал зонт к себе.
– Не надо. Не трогай!

Две женщины, сидевшие неподалеку, услыхали, наверно, испуганный голос малыша - разом обернулись. Кто обижает ребенка?

– Ты совсем глупый, - устало проговорил мальчик.
– Будто я тебя граблю... Я хотел, чтобы у тебя был зонт, каких ни у кого нет. Да ну тебя...

Он ушел с площадки и сел на пустую скамью.

Трамвай дребезжал и катил вдоль темного парка. За окном не было фонарей, и оно казалось непрозрачным. В стекле, как в черном зеркале, мальчик разглядел себя.

А за собой он увидел малыша.

Малыш подошел незаметно. За железным стуком колес не было слышно хлопанья резиновых голенищ. Он подошел и теперь стоял у скамейки, маленький и какой-то виноватый.

– А ты... много звезд нарисуешь?

– Много, - обрадованно сказал мальчик и обернулся.
– Садись. Я тебе все объясню.

И малыш сел рядом.

Мальчик открыл зонт, уткнул его острый конец в спинку переднего сиденья, а ручку положил себе на плечо. Теперь перед ним была черная внутренность маленького купола.

– Смотри.
– Мальчик ткнул мелом в тугое полотно.
– Вот здесь, где палка, в самой середине неба, всегда на одном месте стоит Полярная звезда.

– Всегда?
– переспросил малыш и снова сдвинул коротенькие светлые брови.

– Всегда.

– А днем?
– хитро улыбнулся малыш.