Рассказы
Шрифт:
Еще хуже погибшим на войне, если имена их неведомы: жены их одиноки [65] и матери сиры, – без радости, без благословения, без пропитания.
Над могилами раздавался плач овдовевших жен, осиротевших детей, сирых матерей, стариков и старух, нищих-побирушек. Месяц покаяния [66] и милосердия Элул был в разгаре, и живые просили у мертвых жизни и избавления, а бедные просили у живых [67] подаяния, чтоб не умереть с голоду.
65
Жены их одиноки… – по еврейскому праву нет презумпции смерти, в отличие от, скажем, римского права, и даже очень долгое отсутствие мужа не освобождает женщину от брачных уз. Жене пропавшего без вести солдата трудно, если не невозможно доказать свое вдовство. Развестись в отсутствие мужа она не может, так как развод по еврейскому праву производится односторонним актом мужа. Ни один раввин не дал бы женщине разрешения на второй брак в таких туманных условиях, так как, если бы выяснилось потом, что первый муж не погиб, женщина оказалась бы прелюбодейкой, а ее дети от второго брака ублюдками. Эти дети не смогли бы вступить в брак с сынами Израиля и до десятого поколения. Самой женщине было бы запрещено жить и с первым, и со вторым мужем, и во всем этом был бы виноват давший разрешение на второй брак раввин. Боясь подобных гибельных последствий, предпочитали оставить женщину соломенной вдовой. Мужчине такая судьба не грозила – он мог и развестись с отсутствующей женой, и в худшем случае оказаться женатым на двух сразу, а это тоже не так-то страшно, и праотец Иаков справился с этим. Иудаизм не исключает многоженства, хотя тысячу лет назад мудрец р. Гершом запретил (еще один запрет мудрецов – вопреки Торе!) евреям Европы брать вторую жену. Р. Гершом наложил свой запрет на тысячу лет, т. е. он отпал в 1962 году, но, покоряясь христианской морали, и сейчас раввинаты Европы и Израиля навязывают еврейскому народу единобрачие. В Израиле даже евреям стран Востока запрещают брать вторую жену, хоть у них это было освящено обычаем до наших дней. Для женщины же двоемужество – страшный грех, прелюбодеяние, и поэтому у евреев всегда так много соломенных вдов. Освободить их от "соломенного вдовства" считалось богоугодным делом. Агнона очень тянула эта тема, и даже его первый рассказ так и назывался: "Соломенные вдовы", «Агунот» на иврите, отсюда и псевдоним «Агнон».
66
Месяц
67
Живые – бедные – странное противопоставление, не так ли? Когда наш праотец Иаков обманул своего брата Исава и бежал от его гнева в Междуречье, за ним была послана погоня. Исав в гневе послал всех своих сыновей с приказом застичь и убить Иакова. И один из сыновей Исава, достойный Элипаз, догнал Иакова в пути и уж собрался убить его, но Иаков уговорил его сохранить ему жизнь.
– Но я не могу нарушить приказ отца, – сказал сын Исава, и Иаков ответил ему: возьми все мое добро, и тогда ты не солжешь, если скажешь отцу, что я мертв, ведь бедный – все равно что мертвый, говорит пословица. Так он и поступил. Поэтому Агнон противопоставляет живых бедным.
Попрощался я с мертвыми и пошел с кладбищенским сторожем. Сидим мы с ним и болтаем про то да про се. От слова к слову вспомнили и те дни, когда я был мал и учил Пятикнижие с толкованиями Раши, [68] а он был уже дошлым пареньком и читал газеты и вольные книги. Я сооружаю Храм [69] и его утварь из воска, а он продает марки и акции на обновление Страны Израиля. Напомнил я ему о веселье, как веселились мы, когда впервые привезли бочку вина из Ришон ле-Сиона в город, и как он и прочие вожаки сионистов вышли к пристани встречать эту бочку, а затем везли ее в карете, восклицая перед ней: "Первенец Сиона [70] – Ришон ле-Сион" – и другие стихи из Пророков. И еще напомнил я ему день, когда привезли золотые яблоки – апельсины – из Страны Израиля, и весь город кинулся их покупать. Богачи купили по целому апельсину на двор, а бедняки скидывались артелями на одно золотое яблоко. И вся общинная знать стояла рядом и отвечала «Аминь» на каждое благословение, [71] коим благословлял Израиль Давшего золотые плоды. А сейчас, сказал я ему, мы в Стране Израиля едим апельсины, как картошку, не рядом будь помянуты. И даже бедняки Страны Израиля едят их почем зря, благословение глотают, сок высасывают, а сам плод бросают. А к слову о вине, уже позабыл Израиль благословения о вине, веселящем Бога и людей. А к чему их тянет – к водкам, к иноплеменной выпивке, что дурманит душу, тяжелит члены, рассудок человека в живот переводит и все тело делает придатком к брюху. И еще один напиток пьют – газировку, а это и вовсе не напиток, входит в тело, а телу от него никакой радости, лишь поту больше и кровь Израиля в воду обращает.
68
Толкования Раши – евреи испокон веков любили толковать Библию: и Талмуд, и все прочие труды можно понимать как аппарат толкования Библии. В результате к началу второго тысячелетия н. э. мало кто знал подлинное значение древнего и канонизированного библейского текста и суемудрие заслонило слова Завета. Мудрец Раши ознакомился со всеми толкованиями и повелел многие из них спрятать подальше, чтоб людей не отвлекать, и написал короткие и прекрасные объяснения к Библии. Его объяснения читают все – от мала до велика. Объясняя их краткость, евреи говорят, что в дни Раши чернила были на вес серебра. Скоро нам представится случай процитировать Раши.
69
Я сооружаю Храм – здесь можно увидеть выпад Агнона против светского сионизма (противопоставленного традиционной еврейской любви к Стране Израиля). Кладбищенский сторож был из «вожаков» сионистов, читал светские книги и газеты, продавал акции на обновление Страны Израиля ("Марфа"), и ему приходится просить горстку праха Святой Земли у человека, учившего Писание, строившего храм из воска ("Мария").
70
Первенец Сиона – Исаия 41:27.
71
Благословения об апельсинах – евреи благословляют Господа за все, что с ними случается, начиная от рождения – "Благословен плод чрева" – и до смерти – "Благословен праведный судия". Евреи благословляют Господа особо за все беды и блага, и за хлеб – "Благословен Извлекающий хлеб из земли", и за вино – "Благословен Создавший лозу". За апельсин полагалось в данном случае благословлять Господа дважды – и зато, что сотворил плод, и за то, что дал им дожить (буквально – дожил их) до этого времени, до первого нового плода в Новом Году. И так весь день и вся жизнь героев Агнона размечена благословениями и молитвами, так, утро и вечер – это время, когда говорят "Слушай, Израиль, и т. д.".
И еще много рассказывал я о любезных ему вещах. Сидел он и слушал, и глаза его блестели, и губы разомкнулись, как у немого, что понимает, но не говорит, лишь открывает рот, показать тебе, что он упивается каждым словом и боится лишь, что прервут речь. Правда, не собирался я прерываться, ибо что милее нам беседы о Стране Израиля, но вырвался вздох из сердца сторожа, и прервался я. Спросил его: почему ты вздыхаешь? Или добра не видал? Так не каждому выпадает. А о том, что сыновей забрали в армию, так скоро вернутся. Сказал мне: о том, кому не довелось взойти на Землю Израиля, я горюю. Сказал я: о том, конечно, стоит тебе горевать. И оба мы вздохнули.
Когда собрался я уходить, сказал он мне, что лета отца он уже пережил, и применимы к нему засим слова мудрецов: "Переживший лета отца позаботится о конце" – и попросил меня оказать ему милость и прислать горсть праха Земли Израильской. [72] Пообещал я выслать. Заставил он, чтоб записал я в книжку. Взял я книжку и записал его имя, и город, и просьбу.
2
Когда вернулся я в Иерусалим, навалилось на меня много дел и позабыл я о просьбе кладбищенского сторожа. Не то что позабыл, а отложил в сторону, как откладывает человек желания друга пред своими заботами. Пришло письмо и напомнило мне. Но все недосуг мне было пойти на Масличную гору [73] взять там земли, написал я ему: «Еще не пришел час». Со временем снова написал мне: сказано: "неведом [74] человеку его срок и т. д.", сегодня на земле, а завтра – в земле, и "как тень [75] проходят дни человека", и конец может прийти внезапно. А засим просит он и заклинает меня, друга отрочества, что удостоился ходить под Богом в Земле Живых [76] в святом граде Иерусалиме, чтоб вырыл для него горсть праха из Земли Израилевой и послал ему – покрыта глаза, как сказано: "Земля народа [77] его искупление", ибо искупление приносит прах Земли Израиля. И он вверяется мне, что воздам ему милостью и не пренебрегу его просьбой.
72
Прах Земли Израиля – вот и появляется главный герой нашего рассказа прах Земли Израиля. До сих пор мы говорили о том, что евреи любят Страну Израиля, что вполне естественно – всякий любит свою страну. Но любовь наша абсолютно вещна и конкретна, мы любим каждую крупицу ее праха. Сказано в трактате Брахот: спустившись на берег у Аккры, целовали землю учителя наши, и об этом же говорил царь Давид: возжелали рабы Твои каменья ея (Земли Израиля) (Псалмы 102:15). И еще один секрет: сказано (Исход 20:24): "Сделай Мне жертвенник земли", а можно прочесть эту фразу и по-иному – "Сделай Мне землю жертвенником", то есть Господь приказал сынам Израиля сделать всю землю их жертвенником Ему. И поэтому сказали учителя наши: каждый, похороненный в Земле Израиля, как под жертвенником похоронен.
От этой плотской любви к праху Земли Израиля желали евреи быть хоть погребенными в нем. Когда Рассеяние еврейское расширилось невероятно, трудно стало посылать трупы на погребение в Землю Израиля, и появился обычай класть в гроб щепоть праха земли израильской. И пишет автор мидраша Тальпиот: "Слыхал я, что коли положить прах Земли Израиля на глаза, пуп и обрезание, то как в самой земле Израиля погребен будет". Поэтому и просит кладбищенский сторож горстку праха.
В связи с этим был интересный спор переводчика со Львом Наврозовым, утверждавшим, что слепая наша любовь к Земле Израиля позаимствована у толстовцев либо эсеров, и вообще, земля – прах один, помогать же евреям еще лучше в Америке. Помогать евреям из Америки – занятие популярное, и не один из нынешних еврейских гуру утверждает нечто схожее. Еврей, конечно, может жить где угодно, пока не раздадутся шаги Мессии, хоть в Америке, хоть в Париже, хоть в Москве, но чем стараться во благо земли израильской лучше стоять на ней.
73
Масличная гора – в день Страшного Суда станут стопы Его на Масличной горе к востоку от Иерусалима, и гора расколется, и мертвые восстанут. Значит, именно к Масличной горе, к лежащей у ее подножья долине Иосафата, придут мертвецы Израиля по норам и пещерам. На Масличной горе – древнейшее еврейское кладбище в мире, конец странствий, желанный отдых, где покоится и прапрадед переводчика, и автор рассказа. На Масличной горе, когда стоял Храм, проводили ритуал сожжения рыжей телицы, как описывается в книге Чисел (гл. 19); ее прах использовался затем для очищения от мертвецкой нечистоты. Ясно, что это место – самое подходящее для восстания мертвых, да и для их покоя.
74
…неведом… – Екклезиаст 9:12.
75
…как тень… – там же.
76
Земля Живых – обычный титул Страны Израиля. Не в насмешку он дан сюда последние две тысячи лет евреи только умирать приезжали, – но по словам псалмопевца: "Буду ходить пред лицем Господним на земле живых". Почему ж так назвал страну нашу царь Давид, бывают ли под солнцем страны мертвых? спрашивает средневековый толкователь и добавляет: если речь о стране, где жизнь хороша, то есть страны, где жизнь лучше. Может, и вовсе не о Стране Израиля говорил царь? Так нет, в продолжение этого же псалма, в стихе 19-м (в русском переводе этот псалом разделен на два: 114 и 115, а в еврейской Библии его порядок – 116) он добавляет: "Посреди тебя, Иерусалим!" А дело в том, что погребенные в Стране Израиля восстают к жизни новой с приходом Мессии, поэтому и зовется страна эта страной живых.
77
Земля народа – эта фраза является точным, но закодированным объяснением, зачем еврею нужно погребение в Земле Израиля или хотя бы горстка ее праха в могилу. Этой же фразой отвечает р. Элиазар на гневную филиппику р. Баркирии в примечании выше, имея в виду, что Господь окажет искупление погребенному в Земле Израиля, даже если он и не ходил по ней при жизни. Вот особое свойство Земли Израиля – она несет искупление. Сказал пророк Иеремия (51:5): "Земля
их полна грехами", и объясняют ученые мужи Израиля: земля полна грехами, но не люди, земля израильская берет на себя все грехи людей, живущих в ней, и поэтому люди Страны Израиля – живые и мертвые – грехов не имут.Эта фраза (Второзаконие 32:43) буквально означает: "(Он) очистит ИЛИ искупит, ИЛИ выкупит земля его народ его". Синодальный русский перевод, согласуясь с арамейским переводом Онкелоса, с греческим переводом Септуагинты и латинским Вульгаты, гласит: "Он… очистит землю Свою и народ свой". Но в тексте подлинника нет ни «и», ни ясности объекта и субъекта. Поэтому можно эту фразу читать по-разному.
Старцы-пополнители толкуют так: Израиль, народ Его, искупит землю Его, по сказанному: "Нет искупления земле, на которую пролилась кровь, кроме искупления кровью пролившего кровь". То есть речь идет не об «очищении», а об «искуплении» – об акте смытая пролитой крови кровью убийц. Запрет пролития крови – один из фундаментальных запретов Библии, не только в фигуральном смысле, как запрет убийства, но и в реальном – магическом смысле. Закон Моисея требует особого обращения и с кровью убитых животных, а уж людская кровь, пролитая на землю, во всех легендах вопиет к небу, пока ее не покроют прахом, а еще лучше – кровью убийцы. (Масса примеров приведена Фрезером в его исследовании Библии как фольклора.) И здесь – кровь народа Израиля пролилась на землю и вопиет к небу. Искупление земли, загрязненной кровью, придет, когда кровь убийц – тех, кто проливал кровь евреев, покроет ее. И если у Онкелоса искупление земли – дело рук Бога, у старцев это дело рук Израиля.
Рамбан видит в этом стихе знак неизбежности искупления, ибо в нем нет условности. В отличие от возведения Второго Храма, в период строительства Третьего Храма Господь землю искупит и врагам Израиля отомстит.
Некоторые толкователи толкуют второе слово стиха, «адмато», не как "земля его", но как "кровь его" и читают стих так: "Он искупит кровь народа своего" – то же, что и выше, только без земли. Другие понимают эту фразу так: земля народа Израиля – его искупление, откупная жертва народа Его, подобно тому, как петух считается откупной жертвой у евреев за грехи наши в Судный день Иом Кипур.
Можно прочесть стих и на каббалистский манер, понимая третье слово стиха, АМО, народ его, как ИМО, вместе с ним. Тогда стих будет звучать так: Он искупит землю Свою вместе с ним, т. е. Он, Господь, искупит, избавит, очистит землю Свою – Землю Израилеву, включая и ее комки за рубежом, и, искупая ее, вместе, заодно, захватит и мертвецов Израиля и принесет им избавление. Иначе говоря, для избавления надо лечь в могилу в Землю Израиля или хотя бы положить горстку праха ее – Господь обещал эту Землю избавить и при этом не оставит мертвеца, по сказанному "вместе с ним".
Но герой Агнона предоставил возможность, по-моему, дать новое, невероятное и страшное толкование этого стиха – нет, не Господь искупит Землю, не народ Израиля искупит ее, не кровь евреев искуплена будет, Земля, то есть могила, – вот единственное искупление и очищение Израиля. Для кладбищенского сторожа нет ни возмездия врагам, ни прихода Мессии, ни успокоения пролитой крови. Для него все грядущее избавление – это мать сыра-земля, земля Страны Израиля, ибо она несет с собой искупление, избавление от всего.
Как бы малое пророчество сорвалось с его пера. Как ни вспомню небрегу, вчера – потому, руки не дошли, а сегодня – поэтому, а главное потому что дорога на Масличную гору считалась опасной, и случай был – пошли старики поклониться могилам праведников, а арабы закидали их камнями, и опасался я пойти туда. Собрался и написал ему: "Есть еще время".
Однажды проверил я свои записи и увидел – все вычеркнуты, кроме той, где написано: Имяреку сыну Имярека в городе N – прах Земли Израиля. Сказал я себе: пока не исполнил я этого обещания – не вправе я выпустить эту книжку из рук.
Пока я так размышлял, увидел – несут мертвого хоронить, и вышел проводить его четыре пяди [78] земли, как велит обычай. Пока я провожал, отстали другие провожане и разошлись, и никого не осталось с мертвым, кроме похоронщиков с носилами. Беден был и немногим знаком, и не нашлось ему провожай. Пристал я к похоронщикам, пока не занесли его на Масличную гору и не похоронили.
А когда похоронили, пошел я по склону горы и накопал там и набил карманы отборным прахом Страны Израиля. Пришел я в город, зашел в ткальню и выбрал там самого лучшего холста, чтоб выдержал маяту дорожную, и сшил из него мешочек, набил его прахом и написал на нем имя и прозвище этого бедолаги и название города и страны его и пошел в Почтовый Приказ.
78
Проводить четыре пяди – благое дело. Четыре пяди вышел фараон проводить праотца нашего Авраама по выходе его из Египта (о приходе Авраама см. примечание ниже), и за это Господь дал ему сынов Авраама на 210 лет в рабство (вплоть до Исхода). Но ведь и Навуходоносор вышел проводить праотца Авраама по выходе из Междуречья и проводил те же четыре пяди, но получил в рабство Израиль лишь на 70 лет. (От разрушения Первого Храма до победы персов над Вавилоном.) Почему такая несправедливость? А дело в том, что фараон был карлом ростом в одну пядь, супротив трех пядей роста нормального человека, в том числе и Навуходоносора, и пройти четыре пяди ему было втрое тяжелее. Отсюда знай, что Господь платит каждому по труду, а нам, сынам Израиля, за такой красивый жест несколько лет рабства отбыть совершенно нипочем.
А на почте было полно народу – и сынов Израиля, и сынов всех прочих народов, населяющих Иерусалим, и у каждого – посылка в руках.
А приказный почтовый сидит за окошком и делает себе что-то свое. Занял я очередь и стал ждать, пока обитатель почтовых палат надумает приблизить меня. А так как почтовые приказные умеренны в деяниях своих, дано мне было время передумать многие думы. Стоял я и думал: к чему эти хлопоты, мало ли сторожу могил земли в его собственном городе, что льстится еще и прахом земли Израиля. Явился мне жирнозем тамошних полей, а с ним – чудесный запах ржи и овса, и овощей и плодов, и прочих ростков почвы, а против его – эта пересохшая земля, спекшаяся, как выжженные солнцем кости непогребенных. Не то чтоб мнил я умалить славу Страны Израиля, праведники возжелали прах ея, но говорят: своей судьбы не беги, на чужую не зарься, кто провел дни свои в иной земле, останется в ней, а наши ноги запылились прахом Земли Израильской, мы придержимся ее праха.
Пока я так рассуждаю, пришли мытарства того человека и простерлись предо мной. Были у него поля – потравили, снял исполу – ополовинили, открыл лавку – опустошили ее воинства, пока не сделался, наконец, сторожем могил. Много земель было у него, но ничто не осталось в руках, и сейчас все упование того человека – малость праха земли Израиля, как же не послать ему. Наоборот, пусть сподобится горсти собственного праха. И сказал я себе тогда: нет выше моего дара. И с вящей приязнью глянул я на того приказного, ставшего сотоварищем в посланстве моем. Странно, что тот и не заметил этого. Через час с половиной да еще с лишком добрался я до приказного. Протянул ему посылку и положил пред ним серебро. Принял он посылку и вернул ее мне и сказал: не годится. Спросил я: что значит – не годится, изволите требовать ладного холста – вот ладный холст, чтоб ладно увязано – вот ладно увязано, чтоб буквы были ясными – вот ясные буквы. Встал приказный и благозвучно наставил меня в тайнах уложений о посылках, их изготовления и направления как в пределах страны, так и за ее пределы. Столько уложений о посылках прочел мне, что ни в одну посылку бы не улеглось, да все от огорчения сразу из головы выскочили. Взял я свой прах и вышел с омраченной душой.
Вернулся я с посылкой домой и проверил ее со всех сторон. Хотел вспомнить почтовые уложения, но не упомнил. Но удалось мне понять, что н^как положено сделана посылка. Пришло мне в голову: может, он мнит, что запрятал я в мешочек пряности или золото или жемчуга и шелка, как таможенники, что заподозрили праотца нашего Авраама, [79] когда он запрятал праматерь Сарру в сундук, – от глаз египтян уберечь.
Назавтра вернулся я на почту. Представил я себе – скажу приказному: нет тут ничего, кроме горсти праха, – тут же примет он посылку из рук моих и пошлет тому старцу, и тот старец обрадуется превеликой радостью. И от той радости радовался и я, что удалось мне выполнить обещанное. И тут же сказал я себе: как легко человеку поступить по обету, стоит лишь сказать правду – и сейчас же падут все препоны.
79
Таможенники и отец Авраам – речь идет о поездке Авраама в Египет во время засухи в Стране Ханаанской. Авраам очень боялся, что египтяне отберут у него жену, ибо Сарра была очень хороша собой, таких в Египте не было. И еще: обычно женщина от трудной дороги дурнеет, но Сарра лишь похорошела. Но что ж он об этом не подумал до того, как поехал в Египет? А дело в том, что из-за скромности Сарры он ее толком и не разглядел до этого времени, говорит легенда. Чтобы его не убили египтяне, он решил выдать жену за свою сестру, как известно из рассказа в книге Бытия. История же с таможенниками была такая, по словам Раши: "Пришел Авраам в Египет", написано, вместо "они пришли в Египет", это учит нас, что спрятал Сарру в сундук, а когда потребовали мыто, открыли и увидели ее". Иными словами, сначала Авраам надеялся и вовсе спрятать Сарру от глаз египтян, но подозревавшие мытари открыли сундук и обнаружили ее.
Вошел я в Почтовый Приказ и подождал час или два часа или еще и дольше, пока не дошел до окошка. Чуть приоткрыл приказный окошко, дал я ему посылку и рассказал, что нет в ней ничего, кроме горсти праха, и не стоит ее судить по всей строгости. Взял приказный посылку и проверил ее и сказал: все еще сделана не по заповеданному. Встал и наставил меня в тысяче новых заведений о направлении посылок. Увидел я, что не могу направить его слух, и вышел с омраченной душой.
Поведал я свою беду товарищам и понадеялся, что помогут. Одни проверили связку и сказали: ну что ж ты хочешь, сделана – любо-дорого посмотреть, другие не посмотрели, но дали совет, как увязать посылку, третьи вздохнули и сказали: это дело везения, и царь Соломон со своим мастером-умельцем Бецалелем не постигли бы глубин мысли этого приказного. И так связки ответов послали мне, но все не по сути. Так ли, эдак – не нашелся товарищ мне в помощь. Постыдное свойство – гнев, и след отдалиться от него, а все ж не удалось мне гнев смирить. Как увижу – мешочек лежит передо мной, – гневаюсь и говорю себе: приказный этот без капли любви к стране нашей сподобится не сегодня, так завтра лечь в ее землю, а доброму еврею, у которого только Земля Израиля на уме и в сердце, не достанется ни песчинки малой от праха ее. И не только на приказного я сердился, но и на себя тоже, что был из тех дураков, которым жизнь – как поле ровное, и что вместе совсем светом мнимым этим покоем тешатся. А это ошибка, лишь недоверчивые, подозрительные и сомневающиеся видят истину, а те, что рады свету и рады своей доле, от радости этой глаза от правды отводят.
И день за днем не двинулся этот прах с глаз моих. Говорил я себе: вот он – лежит здесь без дела, а тот еврей в чужой земле так его ожидает. И уже забыл я, что это – лишь горстка праха [80] покрыть глаза мертвому, и казалось мне – нет ему равного на свете, и чем больше я о нем думал, тем милее он мне становился. И когда замечал я чудное дерево или чудный цветок, то в воображении уже пересаживал их в этот прах. Но как попадает этот прах к тому, кто, его ожидаючи, все глаза проглядел? Может, поехать в другой город или в соседнюю страну и найти там приказного, что не так разборчив?
80
И уже забыл я, что это лишь прах… – ключевая фраза рассказа. Все избавление и счастье – счастье могильное, можно сказать, что, судя по этой фразе, Агнон проповедует эсхатологический сионизм. Тут намечается перекличка с его ранним рассказом, носящим следующее название: "И кривое станет прямым. Деяния одного адама, нареченного Менаше Хаим, из обывателей Святой Общины Бучачской, что лишился достатка, и нищета, не про нас будь сказано, сбила его с толку Господня, и на Израиль грех навел, и горе, маяту и суету испытал, но души чужой не погубил и удостоился имени и следа в потомстве, как подробно описано внутри сей книги, и об этом же говорится в Писании: "и наказание свое отбудут", а толкователи блаженной памяти объясняли: "и расплатятся муками за вину свою". Судя по заглавию, рассказ должен хорошо кончаться, ведь "удостоился имени и следа в потомстве". Но на самом деле герой этого рассказа смог испортить себе жизнь всеми вообразимыми способами, и даже имя свое продал, и жены лишился, и умер нищим на кладбище, но (!) кладбищенский сторож знал всю его историю и написал на его могиле имя Менаше Хаима, и таким образом "оставил он имя и след в потомстве".
Повезло Иову, что не Агнон его книгу писал, а то в конце, вместо многих лет жизни, жен, детей и скота, получил бы Иов погребение по всем правилам в Святой Земле, чему уже след радоваться. Так и вся пошедшая насмарку жизнь кладбищенского сторожа может получить «счастливую» развязку – погребение с прахом Земли Израильской на глазах.