Рассказы

– А муж что? – спросил я и с любовью посмотрел на мороженое.

Тётя почему-то отвернулась.

– Муж-то что? – спросил я опять и зачерпнул первую ложечку мороженого. – Где сейчас?

Тётя хлюпнула носом, и я уже хотел было есть мороженое, но она вдруг схватилась за грудь и судорожно стала ловить ртом воздух:

– Пить… Пить…

Я бросился за водой, помня, что медлить нельзя: мороженое уже таяло. А когда прибежал обратно, было уже поздно: тётя, утирая фартуком глаза, доедала мое мороженое. Слезы её скатывались прямо в вазочку, и я не понимал только одного: как можно есть такое соленое мороженое?

– Это я так… – говорила она. – Я на тебя не в обиде. Приходи ещё, если опять захочешь мороженого.

– Ну, спасибо! – сказал я. – Угостили!

– Спасибом не отделаешься! – сказала тётя. – Помоги-ка лучше посуду помыть.

Я добросовестно вымыл все, что велела тётя, но с тех пор почему-то не люблю мороженое.

Тост. Рассказ джентльмена.

Когда я был маленьким, я очень хотел стать джентльменом. Но я знал только одно правило поведения: «В какую сторону надо наклонять тарелку с последней ложкой супа. К себе – если хочешь пролить суп на себя. Или от себя – если хочешь пролить суп на скатерть».

Как-то моя одноклассница Светка Орлеанская пригласила меня в гости.

– Приходи сразу после школы, – сказала она. – Мне будет исполняться десять лет со дня рождения.

– Ладно, – сказал я. – Буду. И подарок какой-нибудь тебе хороший сляпаю. Из пластилина.

– Подарок – не главное, – сказала Орлеанская.

– Знаю, – сказал я. – Главное – внимание, которое оказывают цене подарка.

– Нет, – сказала Орлеанская. – Главное – это тост.

– Знаю, – сказал я. – Будет тебе тост. А что это такое?

– Тост, – сказала Орлеанская, – это когда человеку дарят счастье, только не на самом деле, а на словах.

Целый вечер я сочинял тост.

А на другой день пришёл к Орлеанской в гости. Когда все сели, я встал, вынул из кармана шпаргалку с тостом и громко, с выражением прочел:

Вы гений чистой красоты, У вас все руки вымыты!

– А чего это ты меня на «вы» обзываешь? – оскорбилась Орлеанская.

– Извиняемся, – сказал я. – Если хочите, могём и на «ты» перейти.

И прочел новый тост:

Вы гений чистой красоты, Давайте чокнемся на «ты»!

– От твоих стихов действительно чокнешься! – сказала Орлеанская. – Ты бы ещё написал: «Давайте чмокнемся на „ты“!»

– Ну давай прозой тебя поздравлю, – сказал я. – Желаю тебе, Орлеанская, быть всегда такой же молодой, какая ты сейчас!

Орлеанская одобрительно кивнула. И я добавил:

– Желаю тебе быть ещё моложе, чем ты сейчас!

Орлеанская улыбнулась. И я ещё добавил:

– Ты, Орлеанская, уже давно выглядишь моложе, чем ты есть на самом деле. Судя по твоим мозгам.

– На сколько же? – слросила Орлеанская.

– Лет на десять! – сказал я.

– Что же, я такая маленькая и глупая, как новорожденный ребёнок?! – сказала Орлеанская.

– Нет, – сказал я. – Это ты только внешне так хорошо сохранилась. А внутри ты гораздо старше своих лет. В общем, желаю тебе счастья и долгих лет жизни! Чтоб ты прожила ещё столько же!

– Что?! – ахнула Орлеанская. – Чтоб я только до двадцати лет прожила?!

– А что? – сказал я. – Двадцать лет – бабий цвет.

– Так я ещё и баба?!

– Ну, не мужик же, – сказал я. – Да ты не плачь! У тебя ещё все спереди. ещё найдешь своё счастьеце. А ныть будешь – оно с тобой разведется. И останешься одна с дитями.

– С какими ещё дитями?! – возмутилась Орлеанская.

– Со своими, – сказал я. – Нервными они у тебя будут. Какая мамаша, такие и детки. Яблоко от бублика недалеко падает.

– Катись ты сам отсюда бубликом! – закричала Орлеанская и стала выпихивать меня из-за стола.

Но в дверях я все-таки успел ей последнее пожелание крикнуть:

– Пусть земля тебе будет мягким пухом!

Бабушка

Всем хорошим во мне я обязан бабушке.

Когда я играл с кем-нибудь в шахматы, бабушка, видя, что я проигрываю, как бы случайно пробегала мимо нас и, спотыкаясь, падала на шахматную доску, раскидывая руками фигуры. После этого мы соглашались с противником на ничью.

Помню, как я уломал бабушку сводить меня на аттракцион «Пещера ужасов». Испугался я только один раз: когда увидел бабушкино лицо – перекошенное от ужаса.

Все, что мне не хотелось есть, я скармливал бабушке.

Когда мне не хотелось котлету, которую клала мне в тарелку мама, я делал бабушке условный знак. Бабушка тут же роняла ложку и лезла за ней под стол. Тогда я натыкал на вилку котлету и совал под стол бабушке. Бабушка зубами её стаскивала с вилки, быстро съедала, и вылезала, отдуваясь, наверх. Долго демонстрировала всем свою ложку и говорила:

– Уф! Нашлась!

– Что-то ты ложку стала часто ронять, – говорила мама. – Совсем ослабла. На-ка тебе ещё котлету!

Часто мы с бабушкой ходили в кино на боевики. Не знаю, нравились ли боевики бабушке, потому что она во время сеансов спала. И только когда стреляли особенно громко, она просыпалась и спрашивала:

– Ну, что? Не всех ещё кокнули?

– Нет, – успокаивал я её. – Спи спокойно, дорогая бабушка!

Помню, как мы играли с бабушкой в футбол. Точней, играл я с ребятами, а бабушка тихонько подкрадывалась за ворота моего противника. И когда я выходил один на один с вратарем, бабушка неожиданно ему говорила:

– Жвачку хочешь?

Вратарь оборачивался – и я забивал гол!

После игры вратарь подходил к бабушке и спрашивал:

– А где обещанная жвачка?

– Да вон в киоске у каперативщиков, – говорила бабушка. – Давай деньжата – я сгоняю.

Когда учительница вызывала моих родителей в школу, я всегда приводил бабушку. Потому что бабушка была глуховата и не слышала, как учительница меня ругает.

– Что она там бормочет?! – громко спрашивала меня бабушка.

– Она меня хвалит! – кричал я бабушке в седое ухо.