Рассказы

— Замужество? Откуда такая нелепая идея?

Несколько секунд трубка едва не развалилась от треска и шипения, потом катаклизм несколько утих. Тогда Боб счел возможным продолжить:

— Ну, ну, успокойся. Это ведь не «веселые девяностые», правда? Если молодой человек несколько раз пригласил девушку на танцы и в кино, это еще не значит, что он намерен жениться на ней.

Последовала короткая пауза.

— Значит, конец игры? — ответил наконец голос на другом конце провода. Голос был холоден и до такой степени сварлив, что Боб едва узнал его. — Ну погоди, я знаю, как поступать с такими, как ты! Женщина не настолько уж беззащитна в нашей стране!

— Тебе лучше знать, — свирепо ответствовал Боб. — Ты крутишься вокруг университета не первый год.

На другом конце бросили трубку.

Боб вытер пот со лба. Эта мадам вполне может наделать ему немало неприятностей, это он хорошо знал. Его предупреждали еще когда он только начал за ней ухаживать, но он был настолько уверен в том, что сам о себе позаботится! Раньше думать надо было, старина, но кто мог подумать, что она поведет дело так круто!

Он попытался вернуться к работе над дипломом, но не мог сосредоточиться. Последний срок — завтра, десять часов утра. Он посмотрел на часы — они стояли. Он поставил их по настольным — четверть пятого пополудни. Даже если он просидит всю ночь, работу переделать он не успеет.

Кроме того, еще Женевьева…

Опять зазвонил телефон. Боб не притронулся к трубке. Телефон не унимался, тогда он просто снял трубку. С ней он больше говорить не будет.

Он опять вспомнил Арму. Да, вот образец идеальной женщины… Он подошел к окну и посмотрел вниз, на шумную пыльную улицу. Почти неосознанно, он сравнил ее с безмятежным зеленым пейзажем, которым он любовался с балкона во время завтрака с Диктором. А это что? Вшивый мир и вшивый народишко!

Мозг Боба внезапно пронзили отчаянная мысль. Ворота все еще открыты. Ворота все еще открыты!! Так ли уж опасен Диктор? Он сам себе хозяин. Вернуться в будущее и попробовать все сначала — ведь он ничего не теряет, в конце концов, а получить может все!

Он шагнул к Воротам, но приостановился. Разумно ли он поступает? Что ему, собственно, известно об этом времени? Тут Боб услышал, как по лестнице за дверью кто-то поднимается. Вот шаги приближаются к его двери… Внезапно он понял, что это Женевьева — это придало ему решительности. Он шагнул в диск.

Линия жизни

Председатель громко застучал, требуя тишины. Мало-помалу насмешливые выкрики и свист стихли — несколько самоназначенных блюстителей порядка сумели убедить слишком пылких субъектов сесть и успокоиться. Докладчик на трибуне рядом с председателем, словно ничего не заметил. Его непроницаемое, чуть высокомерное лицо хранило полную невозмутимость. Председатель повернулся к нему и сказал, еле сдерживая раздражение.

— — Доктор Пинеро («доктор» было сказано с некоторым нажимом), я должен извиниться перед вами за неприличные выкрики. Меня удивляет, что мои коллеги настолько забыли достоинство, подобающее ученым, что прервали докладчика, как ни велик, — он помолчал, плотно сжав губы, был повод для возмущения.

Пинеро улыбнулся ему улыбкой, в которой было что-то на редкость оскорбительное. Председатель с трудом взял себя в руки и продолжал.

— — Я хочу, чтобы заседание завершилось подобающим образом Прошу вас кончить ваше сообщение. Однако прошу вас воздержаться и больше не оскорблять нас, высказывая идеи, которые любой образованный человек не может не признать ошибочными. Будьте так добры, повторите только о Вашем открытии если вы что-то открыли.

— — Пинеро развел пухлыми белыми руками, повернув ладони вниз.

— — Но как я могу предложить вам новые идеи, если сперва не рассею ваше заблуждение? По аудитории прошло движение, раздался ропот. Кто-то крикнул из глубины зала:

— — Выбросьте вон этого шарлатана! Довольно и того, что слышали.

Председатель постучал молоточком.

— — Господа! Прошу вас! — Затем он повернулся к Пинеро. — Должен ли я напомнить вам, что вы не член этого общества и что мы вас не приглашали?

— — Ах, так? — Пинеро поднял брови. — Помнится, я получил приглашение с грифом Академии.

Председатель пожевал нижнюю губу, а потом ответил:

— — Да, верно. Это приглашение написал я сам. Но лишь по просьбе одного из попечителей — превосходного джентльмена, радеющего об интересах человечества, однако, не ученого и не члена Академии.

— — Ах, так? Я мог бы и догадаться. Старик Бидуэлл, верно? Из «Объединенного страхования жизни»? И он хотел, чтобы его дрессированные тюлени разоблачили меня как шарлатана, да? Ведь если я смогу назвать человеку день его смерти, никто не пойдет к нему страховаться даже на самых выгодных условиях. Но каким образом вы меня разоблачите, если сначала не выслушаете? Даже если допустить, что у вас хватит ума меня понять? П-ф! Натравить шакалов на льва! — Он подчеркнуто повернулся к ним спиной.

Ропот в зале стал громче, в нем звучала злоба.

Тщетно председатель требовал тишины. В первом ряду кто-то вскочил на ноги — Господин председатель!

Председатель не упустил удобного случая и крикнул:

— — Господа! Слово предоставляется доктору Ван Рейну Смиту.

Шум затих. Доктор Смит откашлялся, пригладил великолепную седую шевелюру и сунул руку в боковой карман своих элегантных брюк. Он принял позу, какая бывала у него, когда он читал лекции в дамских клубах.

— — Господин председатель! Уважаемые сочлены Академии Наук, будем терпимы. Даже убийца имеет право на последнее слово перед тем, как суд вынесет приговор. Так будем ли мы строже? Пусть даже приговор и предопределен интеллектуально. Я признаю за доктором Пинеро право на ту любезность, которую это ученое собрание должно оказывать любому коллеге, не состоящему в нем, даже если (он слегка поклонился в сторону Пинеро) нам неизвестен университет, присвоивший ему степень. Пусть то, что он намерен сказать, не отвечает истине, на нас это тени бросить не может. Если то, что он намерен сказать, верно, нам следует это знать. — Его красивый, хорошо поставленный голос успокаивал, завораживал. — Если манеры почтенного доктора кажутся нам несколько резковатыми, следует помнить, что возможно там, откуда он приехал, или в той среде, где он вращается, таким вещам придается меньше значения, а наш добрый друг и благодетель просил вас выслушать этого человека и тщательно оценить его утверждения. Так сделаем же это с достоинством и декорумом.

Он сел под треск аплодисментов, с удовольствием сознавая, что снова поддержал свою репутацию интеллектуального лидера. Завтра газеты вновь упомянут разумность и обаятельность «Самого красивого ректора во всех американских университетах». Кто знает, может быть, теперь старик Бидуэлл раскошелится и субсидирует постройку плавательного бассейна.

Когда аплодисменты стихли, председатель повернулся туда, где виновник всей этой бури сидел с безмятежным лицом, скрестив руки на круглом брюшке.

— — Вы не продолжите, доктор Пинеро?

— — А зачем?

— — Вы же пришли сюда ради этого? — председатель пожал плечами.

Пинеро встал.

— — Справедливо, совершенно справедливо. Но стоило ли мне приходить? Есть ли здесь хоть один человек, способный воспринимать повое, способный взглянуть в лицо голым фактам и не покраснеть? По-моему, таких здесь нет. Даже этот столь красивый господин, который попросил вас выслушать меня, уже успел вынести мне обвинительный приговор. Его интересует декорум, а не истина. А что, если истина противоречит декоруму? Признает ли он ее? И вы все? По-моему, нет. Тем не менее, если я не продолжу, вы расцените это как доказательство вашей правоты. Любой тупица с улицы решит, что вы, тупицы, изобличили меня, Пинеро, как шарлатана и самозванца. Я еще раз объясню вам суть моего открытия. Короче говоря, я изобрел способ определить, сколько остается жить человеку Я могу заранее представить вам расписание Ангела Смерти. Я могу сказать вам, когда Черный Верблюд преклонит колени у вашей двери. Поработав с моим аппаратом пять минут, я могу сказать любому из вас, сколько песчинок еще остается в ваших песочных часах. — Он умолк и скрестил руки на груди: На мгновение воцарилась тишина. Потом по залу прокатился шумок. Наконец председатель сказал:

— — Но вы же не кончили, доктор Пинеро?

— — А что еще можно к этому добавить?

— — Вы нам не объяснили механизм вашего открытия.

Брови Пинеро взлетели вверх.

— — Вы хотите, чтобы я отдал плоды моих трудов на забаву детям? Это опасное знание, друг мой, и я берегу его для человека, который понимает самую суть. Для себя. — Он постучал себя по груди.

— — Но откуда нам знать, что это не пустые претензии?

— — Очень просто. Вы пришлете комиссию, перед которой я продемонстрирую работу своего аппарата. Если все подтвердится, очень хорошо, вы это признаете и оповестите об этом весь мир. Если не подтвердится, я буду изобличен и принесу извинения. Да, я, Пинеро, принесу извинения.