Рассказы

Но аперитив затягивался. Наладчики, доев бородинский, с аппетитом лопали бутерброды из пряников с килькой. Через час Жан Жаку позвонила жена:

— Как дела, дорогой? Ты уже обедал?

— Не знаю, любимая, — честно ответил Жан Жак и прослезился.

Ещё через час кончилась третья бутылка водки. Наладчики стерильно отшлифовали внутренность банок пряниками. «Аперитив» закончился. После «аперитива» мужики на пару часов легли вздремнуть, а Жан Жак в недоумении побрел на станцию, «одинокий, как осенний лист, гонимый безжалостным ветром». Это опять из жан-жаковских риторических находок.

Он никогда ещё не встречал такой странной традиции — устраивать сиесту между аперитивом и обедом.

Я опускаю рассказ Жан Жака о его приключениях в поезде. На эту тему надо писать отдельный шедевр.

Важно, что всё кончилось хорошо, двойной свиньёй в «Ёлках-палках».

Вот такой у меня есть друг. Жан Жак Жорес. Человек и француз. Навидавшийся видов инженер, так и не познавший тайну вечного русского аперитива. Аперитива, который всегда с тобой.

Дракон доел пельмени

Судьба Вадика Сыркина мистична и причудлива, как изрезанное лагунами, заливами и полуостровами побережье Восточно-китайского моря. Как знаменитый Шанхайский небоскреб «Открывашка» с круглой дырой наверху. Как каналы «китайской Венеции» Сучжоу. Как китайский иероглиф «Любовь», похожий на резво шагающего человека с чем-то странным на (в?) голове.

Начнем с того, что Вадик родился четвертого апреля 1974 года. Мало того: он родился в квартире № 44, в доме на одной из улиц города Сызрань. А потом семья Сыркиных переехала в Москву.

Вроде бы — ничего особенного. Но таки слушайте дальше.

Когда Вадику исполнилось, опять же, четыре года, родители Вадика уехали в долгосрочную командировку в Китай, в провинцию Сычуань. И взяли с собой Вадика.

Это было чудо. Тогда между СССР и Китаем были самые напряженные отношения. Но кое-какие разведка и дипломатия все-таки сохранились. Командировка продлилась, как нетрудно догадаться, четыре года. Там Сыркин-младший отучился в начальной школе, на твердые, кстати, четверки, и освоил азы китайского языка.

А эти азы говорят, в частности, о том, что в китайском языке есть иероглиф «сы», который может обозначать а) цифру «четыре», б) слово «смерть». Китайцы вообще стараются избегать этой цифры. Вплоть до отмены домов № 4 и квартир № 44. Стараются не рожать детей в апреле и т. д. и т. п. И вообще «сы» — нехорошее слово. Как та самая булгаковская квартира № 50.

И вот четверочник Сыркин из Сызраньской 44-ой квартиры, родившийся 4-го числа 4-го месяца проводит в Сычуани четыре года и решает связать свою судьбу с Китаем.

После школы он четырежды (sic!) поступал на отделение восточных языков МГУ и не поступил. Потому что все сочинения по литературе (тогда еще не было никакого ЕГЭ, которое, как известно, расшифровывается в народе по-разному: как «Единая Государственная Экзекуция», «Единое ГЭ» и т. п.), итак, все сочинения по русской литературе Вадик упорно сводил к китайской теме.

Образ Обломова Сыркин раскрывал исключительно через понятия «дао», «энергия ци», «инь-ян» и т. д. Что, кстати говоря, не так уж глупо: по-моему, Обломов — чистый даос и яркое воплощение «инь», в отличие от «ян»-Штольца. Но все-таки это было для вступительного сочинения слишком…

Сочинение на тему «Смысл названия романа Л.Н. Толстого „Война и мир“» Вадик написал с десятками цитат из Конфуция, Чжуан-Цзы и даже Мао Цзэ Дуна. И это было опять же неглупо и опять же — слишком…

На пятый год Сыркин взял себя в руки, написал нормальное сочинение про «Мцыри» и поступил в педагогический. Так Сыркин стал педагогом. После окончания вуза он переквалифицировался в преподавателя русского языка как иностранного и проработал в этом качестве сами догадываетесь сколько лет. И вот его наконец-то отправили преподавать русский язык в Шанхай.

Надо отметить, что рост у Сыркина 1 метр 95 сантиметров. Весит Сыркин сто двадцать килограммов. Имеет густой, наваристый, как хаш, баритон, очень крупные черты красного лица, алую, как те самые романтические паруса, лысину и ярко-рыжую, как какое-то древнее золото, бороду лопатой. Даже, я бы сказал, веером. Словом, он весьма характерный персонаж и похож на хорошо поддавшего ирландского шкипера.

Китайских студентов Сыркин своими физическими данными покорил сразу и навсегда.

По-китайски «шань» — это гора, «лун» — дракон, «хун» — красный и «цзинь» — золотой. Соответственно Вадик имеет — как минимум — следующие торжественные клички: «Хун Шань», «Цзинь Лун», «Цзинь Шань» и «Хун Лун».

Иногда он именуется, скажем «Ва Ди Лун» или «Хун Ва Ди» и т. п. «Ва Дим» по-китайски никак не получается. Может выйти что-то вроде «Ва Ди Ма» или «Ва Ди Ка». Но это уже не гордый «ян», а какая-то несчастная «инь». Так что Сыркин предпочитает нейтральное «Ва Ди».

Но Вадику больше всего нравится его полное имя: «Цзинь Хун Лун Шань Ва Ди». Что переводится как «Красно-Золотой Горный Дракон Вадик». Скромно и со вкусом.

Как преподаватель Вадим прекрасен. Например, читает он китайцам курс т. н. лингвокультурологии. Есть такой предмет. Я сам толком не знаю, что это такое. Что-то, вернее — все, что хочешь, про язык и культуру. На занятиях Дракон Сыркин рассказывает китайцам всякие интересные вещи, например, о том, что такое по-русски «склеить ласты» или «твои товарищи в овраге лошадь доедают» и т. п. А положительную оценку ставит всем, кто сможет произнести слово «лингвокультурология». Потому что китайцы путают «л» и «р».

— Скажи «лингвокультурология», — говорит Сыркин китайцу.

— Рынгвакуртулорогия, — произносит китаец, перепутав все, что можно.

— Полное «сы», — вздыхает Вадик, — иди, тренируйся. Зайдешь через полчаса.

Раз на пятый-шестой китаец говорит что-нибудь вроде «лингвокултулология» — и получает четыре. Или «лингвокуртуророгия» — и получает три.

Словом, на занятиях и экзаменах у Горного Дракона Вадика полный порядок.

Через год работы Вадик женился на китаянке Мэй Хуа (Красивый Цветок), маленькой, симпатичной, миниатюрной и очень смешливой девушке ростом 1 метр 54 сантиметра. Вадик очень любит Мэй Хуа, во всем ее слушается и называет свою жену почему-то «Медвежонком».

Несколько лет назад я побывал в Шанхае и встретился с Красной Горой и Красивым Медвежонком.

В Шанхай лучше всего ехать осенью или весной. Главное — не ехать в Шанхай в начале мая. На майские, и в без того, мягко говоря, немалолюдном Шанхае народу столько, что буквально перестаешь передвигаться самостоятельно: просто тебя несет людской поток. Как окурок по канализации. Интересное ощущение. Ноги не устают. Совсем. В принципе можно дружески обнять за плечи двух соседних улыбчивых шанхайцев и со словами «дуй бу чи» (это по-общекитайски значит «пардон»), оторвать ножки от земли — и река шанхайской жизни сама понесет тебя.