Рассказы

Из прохладного кондиционированного аэропорта — в густое, вязкое болото балийского зноя. Не идёшь, а плывёшь, как жаба в киселе. На жабу сразу гостеприимно вешают венок из лотосов:

— Уэлкам ту Бали!

— Сенькю, — астматически хрипит жаба и, жадно хватая ртом раскаленный воздушный кисель, медленно загребает его передними и задними лапами. Измученным брассом плывет к автобусу. Жабе плохо. Она больше суток летела на райский чудо-остров. Жалко жабу. Но не очень.

Что такое Бали? Ха!

Бали — это влажные перламутрово-шёлковые лотосы, кажущиеся ненастоящими.

Небо, в которое нельзя смотреть без головокружения. Растительность, бурная, как страсть.

Тысячи обезьян с лицами высокопоставленных взяточников и ловкими пальцами вокзальных щипачей. Они воруют очки, часы. Банан они пожирают сразу, а дешевую сладкую картошку гневно бросают вам в лицо, как слишком маленькую взятку.

Пагоды, похожие на гигантские мутирующие галлюциногенные поганки.

Заторможенные питоны с пластырями на философических мордах, чем-то очень напоминающие охранников в московских офисах.

Огромные, монументальные морские черепахи в стиле ампир.

Балийки, прекрасные и предупредительные, как жены сразу после свадьбы.

Летучие мыши-вампиры. Что-то вроде тещи, подвешенной за ноги. Так сказать, наглядный образ глубинной подсознательной мечты зятя.

Скульптурные композиции, вырезанные из арбузов и дынь. Арбузные ведьмы, дынные карлики.

Сотни фруктов, названия которых невозможно запомнить. Помню только знаменитый дуриан. Его надо есть с прищепкой на носу. Если убрать прищепку — чувствуешь себя стервятником, клюющим божественно сладкую падаль.

Шоферы, спокойно, с зевком идущие друг другу на таран со скоростью 140 на узкой дороге, как окосевшие покрышкины. Потому что балийские покрышкины — индуисты и у них много жизней, в отличие от вас, несчастного, одноразового зайки.

Спектакли на сюжет «Рамаяны», великого древнеиндийского эпоса, где принц Рама — весь в алмазах, блестках, перьях и с нежным брюшком, как Киркоров, а главный злодей удивительно похож на толстенького подвыпившего братка в сауне, который успел уже снять с себя всё, кроме золота и гневно ругает банщика за то, что пиво недостаточно охлаждено.

Массажи с эсэсовским выламыванием конечностей, во время которых вы кряхтите, как младенец на горшке, и зловеще шевелите пальцами ног. И вас немного жалко. Но не очень.

Всё это — Бали. Остров-мечта. Остров-сказка.

На Бали мы отдыхали вместе с моим хорошим приятелем — Олежеком Лупандиным по кличке Лом. Олежек — милейший человек, призёр, кажется, Сибири по вольной борьбе в полутяже. Или по боксу. Или и по тому и по другому разом. Забыл.

Доброе, открытое лицо. Короткая стрижка. Уши растут прямо из шеи. Легкая, трогательная косолапость. Если жмет руку, то так, что отдается в копчике.

Языков Олежек не знает, но на русском говорит со всеми свободно, без малейшего стеснения. Во время разговора улыбается и делает энергичные разминочные движения, как боксер в углу ринга. Такой доброжелательный дружественный танец. Танец приветствия.

Олежек носит с собой скакалку и любит иногда попрыгать где-нибудь в супермаркете. Если Олежек видит зеркало, он обязательно встанет в стойку и сделает пару ударчиков. Бывает, что Олежек во время шопинга вдруг ляжет на тротуар и быстро-быстро отожмётся раз семьдесят. Или подтянется на чем-нибудь. Например, на ветке баобаба. Словом, Олежек — человек непосредственный и хороший.

Но главное его качество — задушевность. С балийцами и балийками Олежек всегда говорит за жизнь. По-русски, конечно.

Заходим мы, например, в лавочку с сувенирами. В лавочке — приветливый продавец, улыбчивый такой, юркий, похожий на мартышку, которую побрили и облили йодом.

— Хелло! — улыбается балиец.

— Ну, здравствуй-здравствуй! — как старому знакомому улыбается Олежек, обнимает его крепко-крепко за плечо и долго-долго смотрит в глаза. Во взгляде — благодарность, кротость, любовь, память о вечных ценностях, преданность… Ну, не знаю… Так смотрят на соседа, который принес опохмелиться. На жену, которая уезжает в командировку. Надолго. На себя в зеркало после хорошего стула. На природу, на звезды, в туманную осеннюю даль, на толстую пачку стодолларовых купюр и так далее. Потом Олежек говорит:

— Ну что?.. Значит, ты балиец, да?

Балиец стеснительно улыбается. Обаянию Олежка трудно не поддаться.

— Значит Родина твоя — Бали? Так-так… Значит, здесь ты и живешь, и работа твоя, значит, здесь, и семья? Да?

Балиец бормочет что-то вроде: «Уэлкам ту Бали». Улыбается. А чего ему ещё, чубрику косявому, делать?

— Так-так… — всё больше входит в задушевный раж Олежек. — Семья-то большая у тебя? А? Большая, небось, семья-то? И детки, небось, есть? Есть детки-то у тебя? Детишечки-то есть?.. Есть?.. Есть!

Пауза. «Есть!» произносится с интонацией «вот видишь! детки! а ты говоришь!.. ответственность-то какая!» У Олежека даже слезы выступают на глазах. Шутка ли — дети! Олежек крепко обнимает балийца и, утерев глаза, продолжает:

— Значит, и детки у тебя, и жена есть. Поди, красивая жена-то? А? Красивая? То-то. А ты того… не изменяешь жене-то? А? Налево-то не ходишь?

Олежек кивает налево. Балиец тоже смотрит налево. Улыбается он уже одним ртом.

— А-а-а!.. Вижу-вижу… Ходишь налево-то. Проказник! Хо-одишь! Признайся, что ходишь! А?

Олежек делает такое лукаво-озорное лицо, что балиец невольно отражает часть лукавства на своей мордочке. Болезненно-автоматически. Олежек тычет пальцем:

— Хот! Поймал я тебя! А? Ловко я тебя? А? Поймал-то… Да… Но ты- смотри, о детишках с женой не забывай! И с женой того, построже. У нас знаешь как говорят: «К куме ходи, а жену блюди!» Да… А вообще жизнь-то как здесь у вас? А? Зарплата как? Плотють вовремя? А? Ты смотри… Не забижают тут тебя братки-то местные, а? Братки, говорю, не забижают? А? А то если забидють, ты знаешь что — ты им заломчик! Хочешь заломчик покажу? Берёшь вот так вот руку, и — оп!.. Здорово? Классный приемчик? Это меня Петрович научил. Царство ему небесное!.. Представляешь, напился — и в собственной блевотине захлебнулся. Жалко мужика. Ты сам-то не пьешь? Нет? Ты не пей. А то жена прогонит. И детки опять же… Ты не пей!.. С пьяной мордой-то ходить… Она и так у тебя…

Во время трагической истории про Петровича Олежек продолжает держать балийца в заломчике. Балиец, конечно, понимает, что это шутка, лопочет всякие слова: «стронг», там, «спорт», «уэлкам ту Бали»… Олежек отпускает балийца, но не надолго:

— А то ещё вот подножечка… Если что, ты им, гадам, подножечку — оп-паньки! Или вот бросочек ещё… Смотри… Берешь вот так вот… локотком в душку, коленочкой в пашок и — хреее-нак! И тут ещё по почкам можно добавить… Так вот — бзык!.. Чтоб уж наверняка. А еще делают с перевёртом — это вообще насмерть… Вот так вот — с подначкой… С пОтягом — ё… Нет, тебе этих слов знать нельзя, ты ж балиец… Вот так вот — ба-ба-бах! Вот. А потом кладешь его, фашиста… вот так вот, как карася, ляжками шею зажимаешь — и на удушенье, на удушенье его, суку такую…