Расследования комиссара Бутлера
Шрифт:
— Я отказался от всех встреч с журналистами, — сказал рав. — Но ты представился историком, и мне стало интересно твое суждение.
— Во времена храма за такое преступление побивали камнями, — сказал я. — В ешиве не нашлось камня?
— Камней, — поправил рав.
— Был нанесен один лишь удар только потому, что дальнейшие стали лишними — Слуцкий умер сразу?
Рав промолчал, но взгляд его был достаточно красноречив.
— И вы приговорили человека к смерти за богохульство?
— В твоем вопросе две ошибки, — сказал рав, помедлив. — Во-первых, он был гоем. Во-вторых, он не богохульствовал. И если ты меня понял, то дальнейший разговор не имеет смысла.
— Я тебя понял, — сказал я и вышел.
Месяца два после этого комиссар Бутлер не приходил ко мне на чашку кофе, и я тоже не докучал ему своим присутствием. Из газет я знал, что следствие зашло в тупик, и, хотя дело формально не закрыто, но шансы на успешный исход равны нулю. Ультрарелигиозные — особый мир, со своими законами двухтысячелетней давности, своим кодексом чести, и разобраться в этом…
А что разбираться? Они не смогли простить Богу, что он стал человеком. Если бы они не поверили Слуцкому, то просто закрыли бы перед ним двери ешивы. Они поверили, и это стало для них крушением мира. Бог говорил с людьми много лет назад, а потом перестал. Бог помогал своему народу много лет назад, а потом перестал. Либо он, мудрый и всемогущий, предоставил нас самим себе, либо он потерял свою бесконечную силу. Простая альтернатива.
Нужно ли об этом знать всем? Нужно ли, чтобы избранный народ в одночасье понял, что Он ходил среди людей и даже не был евреем в истинном смысле? И что нравственнее — убить одного человека, который когда-то был Богом и создал этот мир, или убить веру миллионов во всемогущего Творца, следящего за нами с небес?
Вот только…
Известный в Израиле врачеватель-экстрасенс уже два месяца не может вылечить даже насморк. Известная предсказательница Дайна из Калифорнии два месяца попадает пальцем в небо и растеряла половину клиентуры. А цадик Марк из Беер-Шевы два месяца назад, ничего не зная о гибели Слуцкого, сказал, что благодать покинула его, и он не чувствует более своего единения с миром духовным. Да что цадик — папа Римский недавно выступил с неожиданным, потрясшим всех, заявлением, что мир абсолюта, мир духовный не существует более…
Я могу привести еще сотни примеров. Я собираю их — после разговора с рави Бен-Ури. Я человек нерелигиозный, но что мне с этими примерами делать? В конце концов, знал ли сам Слуцкий о том, что он может, а чего нет?
Не хотел бы я быть на месте рави Бен-Ури, если он знает то, что знаю я.
А он знает.
ГАДАНИЕ НА КОФЕЙНОЙ ГУЩЕ
Мой сосед, комиссар тель-авивской уголовной полиции Роман Бутлер, не появлялся у меня всю неделю, и в субботу вечером я зашел к нему сам. Мира, жена Романа, сидела на площадке стереовизора и играла в бесконечном мексиканском сериале, тянувшемся, похоже, с прошлого тысячелетия. Когда я вошел, отрицательный герой по имени Фучидо брал за горло положительную героиню Марию Эскудо. Уверен, что любой на его месте поступил бы так же. Спрашивать Миру, вошедшую в роль Марии, о том, дома ли муж, было бессмысленно, и я прошел в комнату Романа. Комиссар сидел в кресле у стола и лазерным карандашом выводил на потолке какие-то иероглифы. Иероглифы мерцали тускло-зеленым и медленно гасли.
— Садись, Песах, — сказал Роман, даже не посмотрев на меня: узнал то ли по шагам, то ли по моей привычке стучать в дверь, а потом открывать ее, не дожидаясь ответа. — Садись и скажи, что тебе напоминает этот рисунок.
Я сел на диван и задрал голову. Очередной иероглиф,
прежде чем раствориться, напомнил мне, что я забыл купить масло, а компакт-доставка не работает даже в моцей шабат, и утром придется самому идти в магазин. Выслушав мой ответ, Бутлер сказал:— Ассоциации историков и шизофреников понять невозможно. По-моему, это лошадь. Где ты разглядел пачку масла?
— Не вижу никакой пачки масла, — возразил я. — По-моему, это просто набор линий без всякого смысла. Просто я вдруг вспомнил, что не купил масла, вот и все. А если тебе нужны ассоциации по поводу этой загогулины, обратись к компьютеру, он тебе предложит миллион вариантов.
— Уже предложил, — сказал Роман, погасил карандаш, включил верхний свет и повернулся ко мне. — Все варианты неверны.
— Что значит — неверны? Разве эта штука означает нечто конкретное?
— Видишь ли, Песах, эта штука означает, что мой помощник Йоэль завтра сломает ногу, выходя из подъезда своего дома. И похоже, не существует способа предотвратить это стихийное бедствие.
— Буду очень благодарен, — вежливо сказал я, — если ты объяснишься более понятно.
— Объясняю. Мы занимаемся сейчас делом русской мафии.
— О! — прервал я. — Опять? Не твой ли министр уверял неделю назад, что никакой русской мафии в Израиле никогда не было?
— И он не обманывал. Но, тем не менее, мы этим делом занимаемся.
— Занимаетесь тем, чего нет?
— Что я в тебе ценю, Песах, — вздохнул Роман, — так это неспособность выслушать без комментариев три предложения подряд.
Я обиделся и замолчал на целый час, что позволило Роману рассказать все до самого конца и даже чуть более того.
Оказывается, два месяца назад произошло совершенно непримечательное событие — некая Сара Вайнштейн, которую бросил муж, отправилась к гадателю, чтобы спросить о том, нужно ли ждать его обратно или сразу завести любовника. Фамилию гадателя она вычитала в газете. Газета была ивритская, и потому Сара вообразила, что гадатель не умеет говорить по-русски. «Русским» она не доверяла — начиная от уборщиц и кончая предсказателями будущего. Кроме того, она ожидала, что в гадании будет помогать компьютер, и это придаст предсказанию силу научного закона.
Все оказалось наоборот. Во-первых, в кабинете не было компьютера — то есть, вообще не было, даже выносного терминала, что в наши дни иначе, как нонсенс, не воспринимается. Во-вторых, на иврите гадатель Меир Шульман говорил без акцента только «шалом» и «кесеф лифней авода», что напоминало пресловутое «казнить нельзя помиловать». Деньги Сара выложила, после чего Шульман приступил к процедуре гадания, каковая оказалась стара и неинтересна: гадатель поднес Саре чашечку кофе, попросил выпить, чашечку перевернуть и заглянуть на дно. Обычное гадание на кофейной гуще, знала бы — ни за что не пришла бы.
Кофе оказался неприятен на вкус и явно плохих сортов. На дне чашечки в потеках кофейной гущи оказались контуры странных фигур, по мнению Сары, крокодила и Большой Медведицы, как ее изображают в учебнике астрономии для тихона. Шульман же, поглядев в чашечку, сказал немедленно, что муж к Саре не вернется, а любовник ей противопоказан. Кроме того, завтра ее ожидает хирургическая операция, после которой она вообще должна будет забыть о мужчинах.
Сара покинула кабинет с чувством глубокого неудовлетворения, а на следующее утро ей стало плохо, ее отвезли в «Хадасу», где женщине сделали срочную операцию по поводу какой-то нераспознанной и запущенной болезни. И в результате Саре действительно пришлось о мужчинах забыть.