Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками

– Я бы разделил сюжет на этапы. Довоенное детство – довольно беззаботное и счастливое. Потом война, которая эту жизнь разрушила. Война, эвакуация. К тому же я сам сократил свое детство: в 15 лет сдал экстерном экзамены в школе и поступил в институт. Дальше все шло по проторенной колее: вуз, аспирантура, преподавательская работа.

– Вы пытаетесь представить сюжет слишком ординарным, но это ведь не совсем так. Мало кто в 19 окончил институт, а в 22 года имел две кандидатские степени. Вы были вундеркиндом?

– Не думаю. Скорее, даже наоборот. По складу воспитания и характеру я был типичным первым учеником, который легко схватывает поверхность вещей и быстро движется вперед, не особенно оглядываясь по сторонам.

Быть первым учеником всегда плохо – это увеличивает опасность конформизма. Быть отличником в плохой школе (а сталинская школа учебы и жизни была во всех отношениях отвратительна) – опасно вдвойне: для способного и честолюбивого юноши нет ничего страшнее старательного усвоения ложных взглядов и почтения к плохим учителям.

Мое отличие от других состояло разве в том, что в силу своих интересов и драматических обстоятельств я часто менял специальности. Начинал как историк, потом ушел в философию. Затем вместе с коллегами создавал новую дисциплину – социологию. В связи с проблемами личности появился интерес к психологии, и не только социальной. Когда в социологических учреждениях стало невозможно работать, я перешел в Институт этнографии и занялся антропологией. С моей легкой руки появилось такое сочетание – «этнография детства».

А потом начались перестройка, разрушение страны, создание другого общества, дискомфорт. Я не скажу, что раньше было хорошо, а сейчас плохо. Сейчас по-другому плохо. И что-то изменилось во мне.

Введение в сексологию

Много места в моей работе стали занимать вопросы, связанные с проблемой сексуальности. Меня интересовала не столько сексуальность, сколько новое знание, родившееся на стыке философии, методологии общественных и гуманитарных наук, биологии. Но поскольку тема была запретна, читатель увидел прежде всего проблемы сексуальности. Так я оказался заложником собственной темы.

Потом мне стало понятно: то, чем я занимаюсь теоретически, напрямую связано с нормальным сексуальным просвещением в стране. Его отсутствие в условиях распространения СПИДа и других заболеваний, передающихся половым путем, – это самый настоящий геноцид российской молодежи.

На Западе меня спрашивают: «А что, ваша церковь, ваша власть не понимают, что, кроме сексуального просвещения, нет спасения от этих бед?»

– И что Вы им отвечаете?

– Отвечаю: «Вероятно, не понимают. Это очень дремучие люди. Им нет дела до народа, до молодежи, даже до статистики. Они занимаются своими политическими играми. От того, что какое-то количество людей вымрет, а другие будут несчастны, им лично хуже не станет».

Американская администрация ассигнует огромные средства на программы, которые подвигают подростка к полному сексуальному воздержанию. К статистике и к человеку в США относятся серьезно. В конечном счете, это забота о нации.

Я бы сам никогда не стал заниматься данной проблемой. В конце концов, это проблемы технологические и социальные – как предохраняться и прочее. Я – ученый-теоретик. Меня заботят вопросы стратегические. Но когда в 96-м году начался крестовый поход на сексуальное просвещение, я не мог уклониться.

Так в постперестроечное время появилась моя книга о сексуальной культуре в России – «Клубничка на березке». Это социальная история, а никакая не сексология. Потом последовал ряд учебных пособий. И, наконец, «Подростковая сексуальность на пороге XXI века», где дана статистика жизни Европы и России.

Проблемы одни и те же. Тенденции разные. У нас подросток сначала наживает опыт, а потом получает информацию, как со своими бедами справиться. На Западе наоборот: сначала – информация, потом – опыт. Мы учим детей простым процедурам – в какой руке держать ложку и вилку, как рационально питаться, какие необходимы правила гигиены. Почему же в сексуальной области, которая может нести смертельную опасность, это не так?

Я об этом твержу постоянно, но ничего не меняется. Я устал звонить в колокола. И прогноз мой жесткий, печальный. Прогноз на вымирание страны.

Реплика с улицы

– Игорь Семенович, по поводу сексуального воспитания есть реплика, скажем так, с улицы: наши предки ничего не знали о сексуальном воспитании, между тем как-то все у них это происходило, и потомство продолжалось, и детей худо-бедно воспитывали…

– … Предки обходились и без электричества, без газа, без авиации, и очень хорошо жили. Но они не перемещались с одного континента на другой, не имели компьютера… Что касается необходимости сексуального просвещения, то потребность в нем возникла только в условиях сложной городской культуры. Деревенские дети наблюдали жизнь животных, при скученности быта видели жизнь родителей, не было запрета на словесные выражения.

В городе произошло отделение жизни детей и взрослых. Не обладая информированностью, подросшие дети могут испытывать серьезные трудности. Кстати, в приобщении к этой области жизни во многих обществах существовали обряды. Этим никогда не занимались родители, но старшие члены общины, если там был институт брака, обучали молодого человека, что ему делать в первую брачную ночь, невесте рассказывали, как себя вести.

Сегодня требования повысились. Например, самая распространенная мужская проблема отнюдь не эрекция, а то, что ученые называют «исполнительская тревожность». Мужчина не знает, хорош ли он в интимной жизни, справляется или нет со своими обязанностями.

Раньше эта проблема не была столь острой. Мальчики часто начинали свой опыт в публичных домах. А потом предполагалось, что жена – невинна, а более опытный мужчина ее обучает, он – единственный и несравненный. Сегодня все не так. Молодой человек предполагает, что кто-то был до него или параллельно, и эта соревновательность очень болезненна.

И потом, сексуальная революция, которая, как обычно, пришла к нам лет на двадцать позже, – это прежде всего женская революция. Здесь дело не только в социальном равноправии, но и в сексуальной раскрепощенности. Тут важны и медико-биологические открытия, которые, в частности, заключаются в появлении эффективной контрацепции, – она позволяет женщине получать удовольствие, не рискуя нежелательным зачатием.

Дополнительная свобода – это всегда и дополнительные издержки, дополнительные проблемы. В том числе и на макро-социальном уровне – как продолжать род? Или на индивидуальном – как сочетать свободный выбор и любовь со стабильностью отношений? Поэтому без информированности здесь нельзя.

– Вы сказали, что наблюдаются изменения в сексуальном поведении подростков. А в чем они, собственно, заключаются, кроме более раннего вступления в сексуальные отношения?

– Это громадные сдвиги. Прежде всего – более ранний сексуальный дебют. Это означает, что отношения – заведомо добрачные, до начала наступления социальной и психологической зрелости. Отсюда и «думские» задумки понизить брачный возраст до четырнадцати лет и повысить возраст согласия до шестнадцати лет, чтобы жениться было можно, а сексуально экспериментировать – нет. Это совершенно абсурдно, потому что понятно: для вступления в брак требуется гораздо больше зрелости, чем для начала сексуальной жизни.