Расставание в голубом
Шрифт:
«Пицца», «Гарантийная замена шин», «Листовое железо Смитти», «Таможенный склад». Ее дом был весь облеплен вывесками и растрепанными обрывками афиш, которые оповещали о давно позабытых распродажах.
Наверху было чертовски душно. Всюду голая штукатурка. Истертые сиденья, солома и старый бамбук. У окна надсадно гудел и покачивался большой вентилятор, перелопачивая горячий воздух.
На ней были узкие шорты и выцветшая открытая майка. Как она объяснила, здесь живут еще одна танцовщица и девушка с местного телевидения. Сдвинув вместе два ломберных столика, Кэтти подгоняла под свою фигуру
Я сел в плетеное кресло, ощутив горячечное дыхание вентилятора, и рассказал ей про миссис Аткинсон. Правда, не все. Она слушала, не переставая шить. Я откинулся назад, и моя майка прилипла к прутьям спинки. Пока я торчал на острове, наступил август. Кэтти скользила вокруг столиков, подкалывая и пришивая, подгибая и переворачивая, блестевшие от пота красивые стройные ноги и крепкие, как орех, ягодицы танцовщицы так и лезли мне в глаза. То, о чем я умолчал, рассказывая о Лоис, она в два счета могла додумать. Рот ее был полон булавок, под руками переливалась бело-золотая ткань.
– Я ждала, что вы передумаете, – призналась она.
– Нет.
– А почему нет, Трев? – Булавки явно портили дикцию.
– В тех письмах нашлись имена и адреса?
Она выпрямилась:
– Те, в которых нашлись, я положила отдельно. Могу вам их показать.
Она принесла пачку писем. Я читал, она работала. Маленький синий радиоприемник был включен, музыка мешалась с гулом вентилятора. «Радио Гавана». Голос земли мира, свободы и братства. Никаких реклам. Продавать там было уже нечего.
Полевая почта, отзвук давно отгремевшей войны.
"Милая женушка, у меня все в порядке и надеюсь, что у тебя тоже и у девочек. Раздобыл чек, вышлю позже, не пытайся все время откладывать покупай то, что нужно. В этот заход массу времени провожу в воздухе, это тянется уже два месяца но у меня все транспортные полеты это не опасно ничуть так что не волнуйся. Здесь все время дожди даже больше чем дома, такой сезон. У нас новый пилот. Сластену куда-то услали, зовут его Ум Колловелл из Трои Нью-Йорк, старлей и хороший надежный пилот мы с Джорджем с ним ладим так что об этом не беспокойся. Кормят не от пуза, но я питаюсь хорошо и чувствую себя отлично. Расскажешь Кэтти, я рад, что ей нравится ее учитель, поцелуй ее за меня и Кристи тоже, а я целую тебя много раз, как всегда твой любящий муж
Дэйв".
В других письмах встречались другие имена. Невнятные упоминания. Берн из Кервилла, штат Техас, Деган из Калифорнии. Я выписал все названные места. Кэтти сидела, держа в руке паутинку трико, и легко и аккуратно орудовала иглой.
– Я не знала, что миссис Аткинсон такая, – задумчиво проговорила она.
– Лоис не собиралась во все это влезать.
– Да и я тоже. Она очень милая. – Карие глаза мельком взглянули на меня. – Вы поселили ее на своем корабле?
– Да, пока ей не станет лучше.
Кэтти пересекла комнату, сложила костюмы в чемоданчик и защелкнула замок.
– Возможно, она больше моего нуждается в помощи, куда больше меня.
– Ей нужна другая помощь.
– И что вы собираетесь теперь делать?
– Если получится,
то попытаюсь выяснить, откуда ваш отец взял те деньги.– Сколько сейчас времени?
– Чуть больше пяти.
– Мне пора переодеваться и выходить.
– Как вы добираетесь?
– Обычно на автобусе.
– Могу подождать и подвезти вас.
– Не хочу обременять вас, Трев.
Я ждал. Она быстро приняла душ и вышла из ванной в розовой блузе и белой юбке. Блуза тут же стала влажной и начала прилипать к ее телу. Я отвез Кэтти к Тиболту, потом вернулся назад к Бахья-Мар. Моя команда была уже на ногах. Лоис так хорошо выспалась, что даже припухли веки. Но зато, проснувшись, уже успела ознакомиться с моим камбузом, где блестело оборудование из нержавеющей стали, надеть красивое хлопчатобумажное платье, которое лишь чуть-чуть болталось на ней, достать из холодильника два внушительных куска мяса и положить их размораживаться. Теперь, похоже, сложившаяся ситуация беспокоила ее несколько больше. Она стеснялась и чувствовала, что может оказаться для меня обузой.
– Я буду готовить, убирать, ходить в прачечную и все такое. В общем, все, что ты захочешь, Трев.
– Делай, что тебе по душе.
– Я не хочу быть балластом.
– Твоя работа – поправляться.
Я почувствовал, что не слишком тактичен.
У меня холостяцкие привычки, склонность к строгому распорядку и рутине. Одно дело – юная экзальтированная гостья в течение нескольких дней. Другое – круиз в компании. Но дома, на собственном корабле, да еще все время – это жизнь в постоянном напряжении.
– Я могу платить за себя, – сказала она тихим голосом.
– Да ради Бога! – в ярости прорычал я.
Она юркнула в свою каюту и осторожно прикрыла дверь. Через двадцать минут я наконец устыдился и отправился проведать ее. Лежа на большой кровати по диагонали, она крепко спала. Я налил себе рюмку и ходил с ней, пока не выпил все до капельки. Тогда плеснул себе еще раз, а потом пошел и разбудил ее.
– Если хочешь готовить – то пора.
– Конечно, Трев.
– Не зажаривай слишком сильно.
– Да, дорогой.
– И не смей быть такой смиренной.
– Я попробую.
После того как мы пообедали и она вымыла камбуз, я привел ее в салон и спросил, чувствует ли она себя в силах отвечать на вопросы.
– Вопросы о чем?
– О Джуниоре Аллене.
Ее губы задергались, и она на секунду прикрыла глаза. Потом подняла веки и вздохнула:
– Спрашивай.
Но сначала я должен был ей кое-что рассказать. Я хотел, чтобы она понимала, почему я мучаю ее вопросами и что я хочу узнать. В городке до нее доходили слухи о Джуниоре Аллене и сестрах Бэрри. Я выложил ей все, что знал сам.
В какой-то момент вновь обретенное ею спокойствие стало рассеиваться как дым. Она посмотрела на меня, стоя против света, и проговорила:
– Когда он вернулся, у него было с собой много денег. Я ничего ему не давала. Значит, и катер, и все остальное он купил после того, как нашел что-то в том месте, где жил?
– Другого объяснения нет.
– Но что же это могло быть?
– Что-то такое, с чем ему пришлось ехать в Нью-Йорк, чтобы обратить это в деньги.
– Скажи, Тревис, что тебе-то до этого?