Рассвет

Во-вторых, мое перерождение Сэма тоже не возмущает — потому что Джейкоб властью ритуального вожака стаи дал добро. Как же горько сознавать снова и снова, сколько Джейкоб для меня сделал, когда хочется просто вцепиться ему в глотку…

Чтобы справиться с эмоциями, пришлось срочно повернуть мысли в другое русло. Вот еще одно загадочное явление: между отдельными стаями по-прежнему тишина в эфире, но вожаки обнаружили, что могут общаться в волчьем обличье. Не так, как раньше, правда, когда мысли они тоже слышали. Больше напоминает разговор вслух, как объяснил Сет. Сэм слышит только те мысли, которые позволяет ему услышать Джейкоб, и наоборот. На расстоянии они тоже могут переговариваться, так что общение налаживается.

Все это выяснилось, только когда Джейкоб — несмотря на протесты Сета и Ли — отправился ставить Сэма в известность насчет Ренесми (в первый и последний раз за все время от нее отлучившись).

Сэм, осознавший серьезность перемен, прибыл вслед за Джейком, и у них с Карлайлом состоялся разговор. Общались они в человеческом облике (потому что Эдвард не мог отойти от меня, чтобы переводить). Перемирие заключили снова. Однако о дружбе речи нет.

Одной большой проблемой меньше.

Зато остается другая, не такая грозная, как стая разъяренных волков, и все же не менее существенная.

Чарли.

Утром он разговаривал с Эсми, но это не помешало ему позвонить снова, аж два раза, когда Карлайл перевязывал Сета. Эдвард с Карлайлом трубку снимать не стали.

Что ему сказать? Может, Каллены правы? Может, разумнее и милосерднее сообщить, что я умерла? Сумею ли я лежать в гробу неподвижно, когда мама с папой будут рыдать надо мной?

По-моему, так нельзя. Однако принести Чарли и Ренесми в жертву Вольтури, озабоченным конспирацией, нельзя тем более.

Остается еще мой способ — пригласить Чарли, когда я буду готова, и позволить ему сделать собственные неверные выводы. Формально это не считается нарушением конспирации. Может, Чарли так будет легче — знать, что я жива (более-менее) и счастлива? Даже если я изменилась, стала чужой и, возможно, своим видом напугаю его?

Глаза, например, у меня сейчас просто как из фильма ужасов. Сколько еще времени пройдет, прежде чем цвет глаз и темперамент придут в норму, чтобы можно было показаться папе?

— Что такое, Белла? — неслышно спросил Эдвард, почувствовав растущее напряжение. — Никто на тебя не сердится… — Его слова тут же опроверг утробный рык с берега, но Эдвард не обращал внимания. — И не видит ничего странного. Точнее, нет, на самом деле просто удивительно, что ты сумела так быстро опомниться. Ты держишься молодцом. Никто не ожидал.

В комнате постепенно воцарилось спокойствие. Сонное пыхтение Сета переросло в храп. От сердца чуть отлегло, хотя тревога не рассасывалась.

— Я думала о Чарли.

Перепалка снаружи стихла.

— А… — пробормотал Джаспер.

— Мы обязательно должны уехать, так? На время. Якобы в Атланту или еще куда подальше?

Я чувствовала, что Эдвард не сводит с меня глаз, но сама смотрела на Джаспера. Он и ответил мне, с мрачной уверенностью:

— Да. Это единственный способ защитить твоего отца.

Я помрачнела.

— Мне будет его не хватать. И всех остальных, кто здесь останется.

«Джейкоба тоже», — мелькнула неожиданная мысль. Хоть прежняя тоска по нему прошла и получила объяснение — что просто замечательно, — он все еще мой друг. Тот, кто меня знает и принимает такой, какая я есть. Даже если я чудовище.

Вспомнились слова, которыми он увещевал меня перед тем, как я на него накинулась. «Ты же сама говорила, помнишь? Что наши жизни неразрывно связаны! Что мы семья. Ты сказала, что мы с тобой должны быть вместе. И вот… так оно и случилось. Как ты хотела».

Но я хотела не этого. Не так. Я порылась в памяти — далеких, расплывчатых человеческих воспоминаниях. Самых невыносимых и тяжелых, которые я изо всех сил пыталась похоронить, — о времени, когда Эдварда не было рядом. Точные слова не воспроизведу, но смысл сводился вот к чему: «Хорошо бы Джейкоб был моим братом, чтобы любить друг друга без смущения и душевных терзаний». Одной семьей. Кто же знал, что в уравнение придется вписывать дочку?

И позже, в одно из наших с Джейкобом прощаний, когда я размышляла вслух, с кем он найдет свое счастье, кто наладит его жизнь, после того, что я с ней сделала. Кажется, я тогда пришла к выводу, что в любом случае эта девушка будет его недостойна.

Я фыркнула, и Эдвард вопросительно взглянул на меня. Я только головой покачала.

Да, я буду скучать по Джейкобу, однако этим проблема не исчерпывается. Приходилось ли Сэму, Джареду или Квилу расставаться со своими возлюбленными — Эмили, Ким и Клэр? Хоть на день? Как переживет Джейкоб разлуку с Ренесми? Выдержит?

Раздражение еще не выветрилось, поэтому я почувствовала легкое злорадство — что Ренесми окажется подальше от Джейкоба, а не от того, что ему будет больно. Она принадлежит Джейкобу. Как прикажете с этим мириться, если она и мне-то почти не принадлежит?

Из кабинета спустился Карлайл с непонятным набором в руках — зачем-то портновский метр, весы… Джаспер стрелой подлетел ко мне. И все это одновременно, как по сигналу, непонятному только мне. Даже Ли на берегу остановилась и присела, в ожидании какой-то привычной процедуры глядя через окно в комнату.

— Шесть часов, — пояснил Эдвард.

— И? — Мой взгляд остановился на Джейкобе, Розали и Ренесми. Они стояли в дверях — Ренесми у Розали на руках. Роуз настороженная. Джейкоб встревоженный. Ренесми прекрасная и беспокойная.

— Пора измерять Несс… э-э… Ренесми, — внес ясность Карлайл.

— А. И так каждый день?

— Четырежды в день, — рассеянно поправил Карлайл, жестом приглашая остальных к дивану. Ренесми, кажется, вздохнула.

— Четырежды? В день? Зачем?

— Она растет очень быстро, — вполголоса отрывисто проговорил Эдвард. Одной рукой он сжимал мою, а другой обвил меня за талию, как будто в поисках опоры.

Я не сводила глаз с Ренесми, поэтому не видела выражения его лица.

А она выглядела отлично, совершенно здоровой. Кожа сияет, как подсвеченный алебастр, щечки — лепестки роз. Какой изъян может таиться в этой ослепительной красоте? Какие опасности ее подстерегают, кроме собственной матери? Разве есть что-то еще?

Разница между рожденным мной ребенком и девочкой, которую я увидела час назад, бросилась бы в глаза каждому. Разница между Ренесми нынешней и Ренесми час назад казалась едва ощутимой. На человеческий взгляд точно. Но разница была.

Тело чуть вытянулось. Стало чуть тоньше. Личико уже не такое круглое, а слегка овальное. Кудряшки, падающие на плечи, успели отрасти миллиметра на полтора. Девочка послушно вытянулась на руках у Розали, чтобы Карлайлу было удобнее измерить длину тела, а потом окружность головы. Записей он не делал, полагаясь на свою идеальную память.