Рассвет
Шрифт:
Элена боялась бы меньше, если бы жители напали на них с мечами. Она предпочла бы что угодно этому облаку слез и улыбок, серьезных слов… даже еще одну стрелу.
— Осторожнее с моей подругой, — крикнула Аэрилин у конюшни. — Она ранена.
— Я позову целителя! — заявил Клод.
Чэни побежал впереди него.
— Нет, если я доберусь первым!
Пыль вылетала из-под их ног, братья убежали, но Элена не смогла посмотреть на них. Мужчина снял ее с седла и держал на руках.
— Я в порядке. Я могу идти, — возмутилась Элена.
Мужчина покачал головой.
— Мисс Аэрилин говорит,
Она ощущала себя глупо, лежа в его руках, как младенец. Но это было лучше, чем идти в толпе.
Они были возле простого дома Гаррона, когда дверь распахнулась.
— Аэрилин!
Она запищала и бросилась к мужчине, вышедшему к ним, и по его животу было сразу заметно повара. Аэрилин не помешал пот на его лице или черпак с соусом, что он держал как меч. Она врезалась в его живот, уткнулась лицом в его грязный фартук и воскликнула:
— О, Горацио… ты не знаешь, как я скучала!
Он обнял ее, чуть не скрыв собой.
— Я тоже скучал, дорогая. Без тебя все не так.
— Все изменилось! Меня не было год, а теперь все так… куда они? — она отодвинулась от груди Горацио, когда большая группа людей прошла через толпу. Они помахали и улыбнулись Горацио и вошли в дом. — Это твои друзья? — нахмурилась Аэрилин.
Горацио почесал волосы. Голова Элены закружилась, когда державший ее мужчина заерзал.
— Ах, это клиенты. Дела шли хорошо, так что мы немного обновились, — Горацио взмахнул черпаком. — Таверна тесная для всех, и зимой толком ничего не построишь. Так что мы начали принимать их дома.
— Зима закончилась, — пылко сказала Аэрилин. Когда еще один мужчина шаркнул сапогами по ступеням, она прошла решительно мимо Горацио в дом. Он плелся за ней, извиняясь.
Мужчина с Эленой на руках пошел неуверенно за ними.
— Вы знаете, как отец любил этот дом.
— Да, мисс Аэрилин.
— Не думаю, что он хотел бы видеть в нем незнакомцев.
— Уверен, это так.
— И еще…
Слова Аэрилин затихли, они прошли внутрь, и шум оглушил их: смесь смеха, стука тарелок и криков о добавке смешались в гул в доме.
Столики стояли в зале. За ними уместились бы лишь двое, но за некоторыми смогли сесть трое или четверо. Мечи висели с их поясов, у многих на спинках стульев были щиты. Мужчины пропускали Горацио. Некоторые хлопали его по плечам по пути.
Аэрилин ускорилась впереди. Она шла среди стульев, юркнула в первую комнату. Элена застонала, услышав визг.
— Можете уже меня опустить?
— Уверены, мисс? — сказал лесной мужчина.
— Не думаю, что вы хотите быть тут и дальше.
Было ясно, что он не хотел, ведь быстро опустил ее. Элена добралась до комнаты, а Аэрилин уже рыдала.
Она узнала кабинет Гаррона. Хот теперь в нем был длинный стол, его стул и стол еще стояли у стены. Аэрилин смотрела на клиентов, что смотрели из-за стола на ее слезы, и на портрет над камином.
Там был Гаррон на коне. Элена узнала его строгое лицо и шапку с пером сразу же. Картины не было там в ее прошлый визит, но сделана она была хорошо. Она не понимала, почему расстраиваться.
Аэрилин вырвалась из комнаты, не дав Элене спросить, и побежала по коридору, завывая по пути.
— Это временно! — крикнул Горацио. —
Как только достроим таверну, мы… ах! — он вскинул руки, когда Аэрилин пропала на лестнице. Его плечи опустились от грохота ее двери.Элена не была рада. День уже был потерян, и боль в плече ощущалась уже и в пальцах.
— Я поговорю с ней. Целитель пусть поднимется туда, хорошо?
Горацио хмуро посмотрел на нее. А потом кивнул:
— Да, хорошо.
Элена легко прошла среди столов и стульев. Вряд ли ее кто-то заметил. Мужчины были поглощены едой, на тарелках лежало разное мясо в красном соусе. Разговоры прекращались, когда появлялись тарелки. И они прерывались лишь на дыхание и напитки в кружках.
Лестница была темной и узкой. Элена быстро миновала ее. Люди бродили и сверху. Некоторые клиенты явно остались на ночи, но были и служанки. Они с любопытством поглядывали на Элену.
Даже если бы она не знала, где комната Аэрилин, она услышала бы. Женщина средних лет стояла у ее двери, моля ее открыть.
— Нельзя закрыться навеки, мисс Аэрилин, — она нахмурилась от тирады за дверью. — Горацио не хотел вас расстроить. Это произошло так быстро — он просто делал лучшее для деревни!
— Почему бы не принести нам чаю, Алиса?
Служанка развернулась в шоке. Она посмотрела на маску Элены.
— Кто ты? Откуда знаешь мое имя?
— Я друг Аэрилин… и я знаю не только твое имя, Алиса, — грозно сказала Элена, словно знала все ее тайны. Она немного подслушала, когда… исследовала для графини. — Чай. Думаю, Аэрилин предпочитает черничный.
Алиса напряглась, но послушалась. Элена посчитала ее шаги до лестницы, зная, что другие служанки подглядывают.
— Аэрилин, я могу войти?
— Нет! Я уже сказала, что не хочу говорить. И я не хочу чай. Я просто хочу побыть одна пять минут!
— Хорошо. Если ты настаиваешь…
Элена ударила ладонью по засову, и дверь открылась, лишившись куска косяка. Служанки закричали от шума, а потом от взгляда Элены. Они спотыкались о юбки, спеша убежать.
— Уходи! — Аэрилин бросила подушку в дверь.
Элена отбросила ее. Подушка попала Аэрилин в грудь и сбила ее на кровать.
— Хватит плакать. Ты ведешь себя как ребенок.
Она выглядела так, словно ее ударили по лицу.
— Это дом моего отца! Это все, что от него осталось. Не детское желание — все оставить, как было при нем.
— Собираешься переехать сюда? — Элена подавляла головную боль.
— Ну…
— Хочешь оставить поместье в морях, забрать мужа и сына и притащить в лес?
— Нет. Но все не должно так жутко меняться.
Она не понимала. Ее жизнь была теплой и приторной. Аэрилин не знала ни капли горечи королевства, с какой жили многие в нем.
Элена пыталась говорить спокойно:
— Все в лесу борются. Магазины закрылись, люди боятся. Все вероятнее, что Креван нападет на моря, и его армия пойдет для этого через лес, — она махнула рукой за себя. — Но тут люди в безопасности. Соус твоего повара привлек столько наемников, что их ничто не уберет. Тебе повезло, Аэрилин. Многие деревни справились хуже. Вспомни Бережок, — добавила она, горло сжалось. — Дом, который ты не будешь сама использовать, маленькая цена за безопасность народа.