Растерзанное сердце

— Вы сказали, что встречались с ней в Лондоне пару раз. Когда был второй?

— В прошлом году, на концерте в Раундхаусе. По-моему, в октябре. Во время одного из туров, которые устраивал Рик Хейс. Она тогда опять попросила Вика провести ее с подружкой за сцену, а он это опять поручил мне.

— Та же подружка, которая была с ней на звукозаписи?

— Да. Извините, но я уже сказал: я с ней не общался. Не помню, как ее зовут.

Чедвик посмотрел вдаль, на долину. Трактор уже исчез. Поднялся ветерок, тени облаков бежали по полю и по светлым пятнам известковых обнажений.

— Не очень-то у вас хорошая память, дружище, — заметил он.

— Слушайте, если вам кажется, что от меня никакой пользы, то простите, — пожал плечами Мёрчент. — Но я говорю правду. Линда никогда не была частью нашего окружения, она не была фанаткой. За последние два года она связывалась с Виком только три раза, просто чтобы попросить о небольших одолжениях. Нам это было нетрудно. Никаких проблем. В конце концов, она была родственница. Но больше ничего не было. Никто из нас с ней не сближался, никто из нас ее хорошо не знал.

— И это все?

— Да, сэр.

— Вернемся к прошлому воскресенью. Где все вы были между часом и часом двадцатью ночи?

Мёрчент кинул окурок в бассейн:

— Разве упомнишь!

— Вы вместе с остальными слушали «Лед Зеппелин»?

— Какое-то время да, но вообще я от них не в восторге. Видимо, я читал в вагончике или был в пивной палатке.

— Это не очень-то хорошее алиби, верно?

— Я не знал, что оно мне понадобится.

— А остальные?

— Они околачивались где-то рядом.

— А ваш менеджер, мистер Адамс? Он там был?

— Крис? Да, он тоже был где-то неподалеку.

— Но вы его не видели?

— Не могу точно сказать, в какое время я его видел, но он иногда мелькал у меня перед глазами.

— Значит, любой из вас мог выбраться в лес с Линдой Лофтхаус и заколоть ее там?

— Ни у кого не было для этого никаких причин, — возразил Мёрчент. — Ни у кого не было с ней близости, мы ее толком не знали. Я просто сделал для нее два пропуска, вот и все.

— Вы не говорили, что их было два.

— А вы не спрашивали.

— Для кого был второй пропуск?

— Для ее подружки. С Линдой была одна девушка.

— Та же, которую вы видели в Раундхаусе и на записи? Имя которой вы не помните?

— Та самая.

— Почему вы не сказали раньше?

Мёрчент как-то неопределенно махнул рукой.

— Если вы делали ей пропуск, вы должны знать ее имя, — настаивал Чедвик.

— Я на него не смотрел.

— Вы видели эту девушку на фестивале позже?

— Раз или два.

— Она была вместе с Линдой?

— В первый раз да. Потом — нет.

— Что вы знаете об этой девушке?

— Ничего. Она была Линдина подружка, они вместе пели по клубам. По-моему, они жили вместе, или были соседями, или еще что-нибудь в этом роде.

— Как она выглядит?

— Выглядит классно. Лет ей примерно столько же, сколько Линде. Длинные темные волосы, южный тип. Славная фигурка.

— В котором часу вы видели ее в последний раз?

— Не помню. Играли «Пинк Флойд». Значит, где-то около полуночи.

— И тогда они были вместе?

— Нет, Линду я тогда не видел.

— Что в тот момент делала эта ее подружка?

— Просто стояла вместе с кучкой каких-то ребят, пила, болтала. Никого из них не знаю.

Кто же это? — задал себе вопрос Чедвик. И почему не сообщила о пропаже подруги? Уже не в первый раз он задумался об умственных способностях того мирка, с которым ему приходится иметь дело. Получается, этим людям все равно, если кто-то украдет у них спальный мешок и, более того, если кто-то из близких попросту исчезнет? Он не рассчитывал, что они будут смотреть на мир так же, как он, ожидая опасности за каждым углом, но ведь, чтобы беспокоиться за кого-то, достаточно обычного здравого смысла. Если только что-нибудь не случилось и с этой девушкой. Он решил, что не сумеет это выяснить, если будет продолжать болтаться в Свейнсвью-лодж, а мысль о том, чтобы снова попытаться разговорить остальных музыкантов, вызывала у него головную боль.

Чедвик поблагодарил Робина Мёрчента за то, что тот уделил ему время, заметив, что с Виком Гривзом им тоже придется побеседовать, когда Гривз будет чувствовать себя лучше, и потом они вернулись в дом. Гордый собой Эндерби держал в руках пластинку «Мэд Хэттерс», он попросил у Мёрчента автограф. Тот подписал диск. Остальные, развалившись в креслах, курили и потягивали напитки, Рэг Купер тихонько наигрывал на гитаре, Вик Гривз, очевидно, уснул на своем диване. Где-то на заднем плане жужжала аудиосистема. Крис Адамс проводил их к выходу, извинившись за Гривза и сообщив, что, если им потребуется что-то еще, они могут просто связаться с ним, дал им свой телефон и простился у дверей.

— Как ты ее заполучил? — спросил Чедвик в машине, указывая на пластинку.

— Он мне ее дал. Менеджер. Они все ее подписали.

— Лучше сдай ее мне, — заметил Чедвик. — Ты же не хочешь, чтобы подумали, будто ты берешь взятки, верно?

— Но… сэр!

Чедвик протянул руку:

— Ну-ка, парень. Давай сюда.

Эндерби неохотно отдал ему диск. Чедвик сунул его в портфель, пряча улыбку, когда Эндерби чуть не сорвал сцепление, выезжая обратно на дорогу.

Глава девятая

Редакция «Мохо» представляла собой квадратное помещение открытой планировки на том же этаже, на котором располагались редакции журналов «Кью» и «Керранг!». Здесь работало около двадцати человек. Возле двух довольно больших окон стояли длинные столы, заставленные компьютерами «Макинтош» всевозможных расцветок и заваленные стопками компакт-дисков, справочников и папок. Беспорядок, но довольно живописный беспорядок. Шкафчики для документов размещались под столами. Стены увешаны плакатами — в основном увеличенными обложками «Мохо». Сотрудники, как отметил Бэнкс, тоже являли собой пеструю картину: короткие стрижки, длинные гривы, седина, бритые головы; одежда на журналистах была в основном непарадная, однако наличествовало даже несколько галстуков.

Никто не обратил на Бэнкса никакого внимания, когда Джон Батлер, редактор, к которому он пришел, провел его к секции стола, расположенной поближе к окну. На его рабочем месте среди бумаг лежал пустой пакет из закусочной «Pr^et a Manger», в воздухе чувствовался запах бекона, напомнивший Бэнксу, что уже середина дня и он помирает с голоду. Садясь, он уловил урчание в желудке.

Джону Батлеру было под сорок, и он был одним из самых буднично одетых людей в офисе: джинсы, старая футболка с логотипом группы «Хоуквинд». Его бритая голова поблескивала под лампами искусственного света. Играла музыка, что-то в стиле шестидесятых, с бренчащими гитарами и аккордеонами. Бэнкс не узнавал эту вещь, но она ему понравилась. Кроме того, откуда-то из-за угла доносились бухающие басы танцевального микса. Он подумал: нелегко, должно быть, сосредоточиться на писании, когда вокруг так шумно.