Растерзанное сердце
Шрифт:
— Тогда это было бы умышленное убийство, а не преступление на почве страсти, мэм, — возразила Энни. — К тому же на ней могла бы остаться кровь.
— Возможно, в ней копилось ощущение, что ее обманывают, а потом, когда выключился свет, ей пришла в голову мысль о мщении и она воспользовалась подвернувшейся возможностью еще до того, как принесли свечи? Не знаю. Я лишь утверждаю, что это не исключено и в этом гораздо больше смысла, чем в каком-то мифическом заговоре, корни которого уходят в далекое прошлое. В любом случае нажмите на нее сильнее, инспектор Кэббот. Я понятно выражаюсь? Да, сержант Новак…
— Слушаю,
— Поговорите с патологоанатомом, доктором Гленденингом. Попробуйте заставить его установить более точное время смерти, узнайте, есть ли вероятность, что жертва была убита около четырех, а не между шестью и восемью часами.
— Есть, мэм.
Стефан переглянулся с Энни. Оба знали, что доктор Гленденинг не из тех людей, которых можно заставить сделать что-либо.
— И доставьте сюда отца девушки, — добавила суперинтендант Жервез. — Он достаточно надолго исчезал как раз примерно в момент убийства. Если он узнал, что этот Барбер походя занимался сексом с его дочерью, он мог осуществить правосудие собственными руками.
— Мэм? — обратилась к ней Энни.
— Что, инспектор Кэббот?
— Дело в том, что я дала своего рода обещание. Ну, то есть я дала понять этой девушке, Келли, что нам незачем рассказывать ее отцу о том, что происходило между ней и Барбером. Он у нее, судя по всему, довольно строгий, и это может плохо для нее обернуться.
— Тем важнее не спускать с него глаз. Для Ника Барбера, возможно, это уже обернулось плохо. Об этом вы подумали?
— Нет, мэм, вы не понимаете. Я беспокоюсь о ней. О Келли. Ей может очень не поздоровиться.
Суперинтендант Жервез смерила Энни холодным взглядом:
— Я отлично понимаю то, что вы говорите, детектив-инспектор Кэббот. И поделом ей, раз она укладывается в постель с каждым мужчиной, которого видит.
— При всем моем уважении к вам, мэм, нет никаких доказательств, что она ведет себя подобным образом. Просто так случилось, что ей понравился Ник Барбер.
Теперь взгляд суперинтенданта Жервез запылал огнем ледяного гнева.
— Я не собираюсь вести дискуссию о сексуальной распущенности, тем более с вами, инспектор Кэббот. Поспрашивайте. Выясните. У девушки наверняка имелись другие партнеры. Найдите их. И выясните, платил ли ей кто-нибудь за это.
— Но, мэм, — запротестовала Энни, — это оскорбление. Келли Сомс не проститутка, а наше расследование не касается ее сексуальной жизни.
— Ну так коснется, раз я приказываю!
Бэнкс поспешил вмешаться:
— Я беседовал с Келвином Сомсом.
Суперинтендант Жервез глянула на него:
— И что же?
— У меня сложилось мнение, что он не знал, что происходило между жертвой и его дочерью.
— Может, он скрывает свою осведомленность?
— Может быть, — признал Бэнкс. — Но если мы предполагаем, что он совершил преступление в порыве праведного негодования, то, думаю, он бы более откровенно выражал свои чувства. Он рассердился бы, когда я спрашивал его дочь о Барбере, однако этого не произошло.
— В разговоре с ним вы предположили, что она спала с Барбером?
— Нет, — ответил Бэнкс. — Я спрашивал о ее общении с Барбером в пабе «Кросс киз». Ее отец наблюдал за мной, а я наблюдал за ним и уверен: предположи он только, что «общение» не ограничивалось встречами в пабе, это обязательно
проявилось бы в выражении его лица, в его поведении либо в его словах. На мой взгляд, он не из тех, кто привык ловчить.— И такой реакции не последовало?
— Нет.
— Что ж, хорошо. Однако я пришла бы к окончательному убеждению, если б могла пронаблюдать его реакцию на сообщение о поведении его дочери.
— Но, мэм… — вмешалась Энни.
— Достаточно, инспектор Кэббот. Приказываю вам развивать эту линию расследования, пока я не смогу с определенностью заключить, есть ли в ней перспектива либо такой перспективы нет.
— Тогда для Келли Сомс уже будет слишком поздно, — пробормотала Энни себе под нос.
— Сержант Темплтон, — вдруг окликнул коллегу Бэнкс.
Темплтон выпрямился:
— Да, сэр?
— Вам удалось найти адрес сержанта Эндерби?
Темплтон беспокойно заерзал в кресле и неуверенно произнес:
— Э-э… да, сэр. Удалось. — Он говорил и смотрел при этом на суперинтенданта Жервез.
— В чем дело? — поинтересовалась она.
— Видите ли, мэм, — объяснил Темплтон, — старший инспектор Бэнкс поручил мне разыскать детектива, который расследовал дело утонувшего Робина Мёрчента.
— Того наркомана, который упал в бассейн тридцать пять лет назад?
— Да, мэм, хотя я не уверен, что он действительно был наркоманом. Если говорить строго.
Суперинтендант Жервез театрально вздохнула, провела рукой по мелированным светлым волосам, потом взглянула на Бэнкса:
— Что ж, старший инспектор Бэнкс. Я вижу, вы прямо-таки с дьявольским рвением и упорством стремитесь развить эту линию расследования, так что я постараюсь отнестись к вашей идее непредвзято. Попробую на какое-то время согласиться с вами и предположить, что, возможно, в этом что-то есть. Но инспектор Кэббот продолжит заниматься Сомсами. Ясно?
— Отлично, — отозвался Бэнкс. Он повернулся к Темплтону. — Ну, давай, Кев. Где он живет?
Прежде чем ответить, Темплтон снова глянул на суперинтенданта Жервез и неуверенно произнес:
— Э-э… в Уитби, сэр.
— Как это близко и удобно, не правда ли, — ехидно заметил Бэнкс. — Давно мечтал провести денек на море.
Весело светило солнце, когда Бэнкс начал нисхождение от вересковых пустошей Северного Йорка к Уитби. Здешние пейзажи всегда его потрясали, даже в самую мрачную погоду, но сегодня небо было молочно-голубое, солнце сияло на высившихся на холме руинах аббатства и сверкало, рассыпаясь алмазами по Северному морю за темным полукольцом стен гавани.
Отставной сержант Кийт Эндерби жил в районе Вест-Клифф, где дома беспорядочной цепочкой, отходящей от шоссе А174, тянутся на восток, к Сэнд-сенду. Даже из построенного еще в пятидесятые домика Эндерби, покрытого штукатуркой с каменной крошкой и имевшего общую стену с соседями, открывался вид на море — всего несколько квадратных футов просвета между домами, стоявшими напротив, но и это неплохо. В остальном — непритязательный домик в непритязательном квартале, подумал Бэнкс, останавливая машину за серым «мондео», припаркованным перед домом. «Мужчина на «мондео»» — придуманный журналистами образ, представитель определенного типа британцев, принадлежащих к среднему классу. Значит, вот каким теперь стал Эндерби?