Растерзанное сердце

— В общем, — продолжила Уинсом, — я этого так не оставлю. В наших правилах не сказано о том, что я должна мириться с таким поведением.

— Это верно, — признала Энни. — Но в жизни редко играют по правилам.

— Играют, если вы согласны с тем, что написано в правилах.

Энни засмеялась:

— И как ты хочешь поступить?

— Да не знаю, — ответила Уинсом. — Наверное, ничего я не смогу поделать. Только вот я больше не хочу даже приближаться к этому психу, а если он попробует, я из него все дерьмо выколочу, так и знайте.

Энни расхохоталась. Последняя фраза так странно прозвучала в устах Уинсом при ее легком ямайском акценте.

— Ты не сможешь его все время избегать, — заметила она. — Конечно, я постараюсь сделать что могу, чтобы вас не ставили с ним в пару, но суперинтендант Жервез, если захочет, сможет отменить мои приказы, а она, похоже, желает копаться в мелочах, не то что суперинтендант Гристорп.

— Мне нравился мистер Гристорп, — призналась Уинсом. — Он был старомодный, вроде моего отца, и иногда я его побаивалась, но он был справедливый и не играл в любимчиков.

Ну, подумала Энни, это не совсем так. Бэнкс явно ходил у Гристорпа в любимчиках, но в целом Уинсом права. Одно дело, когда у тебя есть любимчики, другое — когда это проявляется так откровенно. В намерения Гристорпа не входило строить свою маленькую империю, вербовать сторонников и настраивать сотрудников друг против друга — так, как это, судя по всему, делает Жервез. И в личную жизнь своих людей он не лез. Он наверняка знал про ее историю с Бэнксом, но ничего не говорил, по крайней мере ей. Она предположила, что он, возможно, предостерегал Бэнкса, но, если и так, это не сказалось на ее отношениях с Аланом ни на работе, ни вне ее.

— Что ж, Гристорп ушел, пришла Жервез, — заключила Энни, — и нам придется с ней как-то уживаться. — Она посмотрела на часы. Водка у нее еще оставалась. — Побегу-ка я, Уинсом, пока не превысила дозу, еще чуть-чуть — и это случится.

— Можете переночевать у меня, если хотите. — Уинсом отвела глаза. — Простите, шеф, я не хочу показаться нахальной… Ну да, вы инспектор и все такое, вы мой начальник, но у меня есть свободная комната. Полезно иногда обсудить работу не на работе. И не знаю, как вы, но я чувствую, что меня уже развезло.

Энни немного подумала.

— А! Какого черта! — произнесла она, допивая. — Я закажу еще.

— Нет-нет, сидите. Моя очередь.

Энни наблюдала, как Уинсом идет к бару: высокая, изящная, длинноногая ямайская красотка, о которой она знает… В общем-то не так уж много она о ней знает. Если уж на то пошло, вдруг пришло ей в голову, она не так-то много знает даже о Бэнксе. Глядя на девушку, она мысленно улыбнулась. Забавно будет, если она заночует у Уинсом, а суперинтендант Жервез об этом пронюхает. Интересно, что эта унылая корова тогда устроит? — подумала Энни.

22 сентября 1969 года, понедельник

— Но у нас нет реальных улик, Стэн, — возразил старший суперинтендант Маккаллен.

Было утро понедельника. Они сидели в кабинете начальника, дождь брызгал на стекла, замутняя вид. Чедвик провел рукой по волосам. Он это предвидел, всю ночь не спал, думал. Он не хотел вовлекать в расследование Ивонну, вот в чем была главная трудность. Синяка у нее на руке было достаточно, чтобы предъявить Мак-Гэррити обвинение в нанесении телесных повреждений, однако в этом случае он бы уже ничем не сумел помочь дочери. Она и без того была расстроена, и он не хотел вытаскивать ее на процесс. Откровенно говоря, ему, помимо всего прочего, не хотелось, чтобы причуды дочери бросили тень на его репутацию. Он решил, что сумеет и без нее выстроить убедительное обвинение, которое он и изложил Маккаллену аккуратно и обдуманно.

— Во-первых, он уже сидел, — сообщил Чедвик.

Маккаллен поднял бровь:

— Вот как?

— Самый недавний срок — за хранение запрещенного препарата, а именно ЛСД. В ноябре шестьдесят седьмого.

— Только хранение?

— Они считают, что он спустил дурь в унитаз, когда заслышал их приближение. Правда, к несчастью для него, еще две дозы остались у него в кармане.

— Ты говоришь — самый недавний?

— Да. Другой срок поинтереснее. Март пятьдесят восьмого.

— Сколько ему тогда было?

— Двадцать два.

— И что же?

— Причинение тяжких телесных повреждений. Ударил студента ножом в плечо во время ссоры в университетском городке, дело было в Оксфорде, откуда он родом. Ему не повезло: студент оказался сыном местного члена парламента.

— Вот это да, — проговорил Маккаллен; его губы тронула хитрая улыбка.

— То, что Мак-Гэррити принадлежал к числу стиляг, ему не помогло. Видимо, судья не любил стиляг. Привлек его по полной. Судья тоже был из колледжа Брэйзноуз, как и тот студент. Дал Мак-Гэррити полтора года. Если бы рана была серьезнее и если бы она не была нанесена в драке, в ходе самообороны — похоже, у студентов среди прочего вооружения имелись крикетные биты, — он бы получил пять лет или больше. И вот еще что интересно, — добавил Чедвик. — Орудием преступления у него тогда был пружинный нож.

— Действительно интересно! Дальше.

— Это практически всё, — сообщил Чедвик. — Вчера мы весь день допрашивали тех, кого нашли в этих трех домах и кто был знаком с Мак-Гэррити. Он явно знал жертву.

— Насколько близко?

— Никаких доказательств близких отношений нет, а судя по тому, что мне удалось выяснить о Линде Лофтхаус, такие отношения у них вряд ли могли быть. Но он ее знал.

— Что-нибудь еще?

— Все сходятся на том, что он чудной. Они часто не понимали, о чем он говорит, и у него была привычка играть пружинным ножом с черепаховой рукояткой.

— Почему они его терпели?

— Если вы спрашиваете мое мнение, сэр, то я думаю, что ради наркотиков. Наши ребята отыскали в доме на Кэрберри-плейс пять унций конопляной смолы, они были спрятаны в газовом счетчике. Видимо, замок на нем был взломан. Мы считаем, что эта смола принадлежит Мак-Гэррити.

— Он, значит, еще и газовую компанию надувал?

Чедвик улыбнулся:

— Прожженный тип. В наркоотделе считают, что он — дилер среднего звена: время от времени покупает по нескольку унций и делит их на порции стоимостью в фунт каждая. Вероятно, для этого-то он и использовал свой нож.

— Значит, юнцы с ним уживались?

— Да, сэр. Он тоже был на фестивале, и те, с кем он туда ходил, утверждают, что он почти все время бродил в толпе сам по себе. Никто не может сказать, где он находился, когда произошло убийство.

Маккаллен выбил трубку в пепельницу и спросил:

— А нож?

— Пока не нашли, сэр.

— Жаль.

— Да. Возможно, это совпадение: Мак-Гэррити мог потерять свой нож примерно в то же время, когда молодую женщину зарезали таким же, — но мы выходили на суд и с менее вескими уликами.