Ратник 2
Шрифт:
Соколов уже знал, что воин падает из седла только в двух случаях – если он тяжело ранен, или если убит. Еще не возбраняется падать вместе с конем. Но это, если твой конь убит, либо поскользнулся на льду.
Врабий принялся подниматься, а его конь, освободившись от растений, подбежал к хозяину и встал рядом, а Ярослав даже почувствовал какую-то неловкость. Все-таки, это по его милости воевода пережил двойной позор. Получается, что он сам вмешался в божий суд? Э, а как на это Перун-то посмотрит? Бог-то, он все видит. Или этот не за всем следит?
Ярослав едва не ойкнул, даже посмотрел по сторонам – а не увидел ли
Опять-таки – если это суд божий, так Перун должен сам следить за ходом поединка, а его действия вполне во власти Перуна. Так что, как ни крути, так бог сам во всем и виноват. Стоп, не стоит о боге думать плохо, пусть это и языческий бог. Скорее всего, Перун и выбрал его инструментом для выравнивания ситуации.
Все, вроде и успокоил свою совесть.
Сам-то Ярослав может и не религиозен, но учитывая всё произошедшее с ним в последнее время, глупо отрицать какую-то сверхъестественную силу.
Тем временем поединок продолжался.
Если божий суд начался верхом, а один поединщик выпал вдруг из седла, то конный имеет полное право зарубить своего врага. Конному биться с пешим – одно удовольствие.
Но его воевода в очередной раз решил проявить непонятное благородство. Под разочарованное оханье своих дружинников и под восхищенные вздохи ратников Врабия, владетель Клестова и претендент на княжение легко соскользнул с седла.
Обнажая меч, Клест во всеуслышание заявил:
– Моя победа будет честной! – Посмотрев на ратников Врабия, добавил: – Я хочу, чтобы и вы засвидетельствовали, что будущий князь Бранска выполняет закон Перуна!
Тем временем Врабий сумел подняться на ноги. Покраснев, словно помидор – плод, правда тут еще неизвестный, потянул меч из ножен.
– Отдохни чуток, брат-воевода, переведи дух, – любезно предложил Клест своему противнику.
А тот, словно не слыша, ударил по морде коня, словно тот был в чем-то виноват, а потом ухватил щит, висевший у седла, в момент укрепил его на левой руке, а потом ринулся в атаку.
Клест же, даже не попытался взять в руки собственный щит, хотя тот и висел на его спине. Наоборот, сняв, откинул в сторону.
Ярослав наблюдая за происходящим, сжал кулаки и мысленно выругал воеводу за благородство. А вот Татень выругался вслух:
– Так какого … дохлого медведя, наш воевода без щита в сечу-то лезет?!
– Так он силы уравнивает, – бросил кто-то из воинов. – Клест-то наш свеж, аки трехлеток с утра, а Врабий, будто сено задницей ворошил! Хочет наш воевода, чтобы все по-честному было.
– Силы он уравнивает, уравниватель хренов, – проворчал Татень. – Да чтобы ему в одной берлоге с озабоченной медведицей проснуться!
Ничего себе пожеланьице! Проснуться в одной берлоге с медведицей, да еще озабоченной? Интересно, чем она бывает озабочена? Да, а кому из противников Татень такое «счастье» пожелал?
Отвлекся.
Ярослав отчего-то знал, что его воевода гораздо сильнее противника, а тот еще и об землю стукнулся! Но все
равно, благородничает Клест. А Врабий умелый и опытный воин, а не неумеха какой.Первая атака Врабия пропала втуне. Клест, словно бы нехотя, пропустил мимо себя идущего напролом соперника, а когда тот поравнялся с ним, сделал шаг в сторону, хотя мог просто ударить в спину.
А Врабий резко развернулся и опять атаковал противника. Но теперь его атака была уже не яростной, а расчётливой. Кажется, он сумел-таки взять себя в руки.
Вон, Врабий умело подставил щит под рубящий удар Клеста, а потом резко провел собственный удар сверху вниз, словно бы пытаясь проткнуть противника, но тот опять слегка отклонился и клинок врага прошел вскользь, даже не задев доспехов.
А Клест опять рубанул по щиту Врабия, но так, что противник отлетел на пару шагов, потом запнулся и растянулся по земле. Вот это мощь! Может действительно, сам Перун вкладывает силу в руку того, кто его чтит?
Ратники из Клестова снова захохотали, одобряя удар своего командира. Вот, теперь бы самое время прыгнуть вперед, да рубануть лежащего врага, а Клест снова остановился.
– Ты еще не устал? – почти ласково поинтересовался Клест у поверженного врага. – Отдохни чуток, а еще лучше – признай мою правоту. Не хочешь? Ну, тогда отдыхай.
Клест под молчаливое неодобрение дружинников ждал, пока Врабий немного отдохнет и сумеет продолжить бой.
А ведь теперь Ярославу стало понятно, что его воевода уже не благородничает, а играет со своим врагом, словно кошка с мышью. Кажется, ратники это поняли еще раньше, чем он. А вот понимает ли это сам Врабий? Непохоже, потому что, если бы понимал, то уже сдался бы. И жизнь бы себе сохранил, а может – и свое воеводство.
– Ну, ты готов? – спросил Клест.
– Готов, – прохрипел Врабий, снова бросаясь в атаку.
Клёст умело парировал удары меча Врабия, принимая их на свой клинок, а потом сделал и вовсе неожиданное – отскочив в сторону сделал то, что Ярослав видел только в кино – развернувшись, с полуоборота так пнул левой ногой по щиту противника, что тот опять отлетел в сторону и ударился о землю так, что вроде бы, даже и сознание потерял.
Внутри Ярослава все вопило, что надо бы добить, а воевода Клест опять встал и принялся ждать, пока противник придет в себя.
Нет, Врабий и на самом деле двужильный! Кого другого такой удар бы вывел из строя часа на два, а то и подольше, а этот, почти сразу же очухался, потряс башкой и встав на четвереньки, подтянул к себе выпавший меч.
Наверное Врабий до сих пор не понял, что на самом-то деле он уже проиграл. И проиграл он в глазах своих ратников. Их, правда, здесь немного, но они все видят.
Но, похоже, коту надоело играться с мышью. Дождавшись, когда врабий опять ринется в напрасную атаку, вновь пропустил противника вперед, а потом от всей души приложился плашмя к шлему Врабия, а когда тот повалился на землю, приставил меч к горлу противника.
– Устал я от твоих выкрутасов, – вздохнул Клест. – Этак мы с тобой до ночи валандаться станем. Даю тебе последнюю возможность – признай своё поражение, а меня назови своим князем. Признаешь – и сам жить будешь, и воеводство свое при себе сохранишь. Нет надобности кровь лить, ее уже и так много пролилось. Перуном тебе в том клянусь. А нет – не взыщи. Если твоя кровь прольется, так мне не жалко.