Равная солнцу
Шрифт:
Когда мы добрались до комнат, примыкавших к спальне, нас приветствовал шахский лекарь Хаким Табризи, а с ним два самых высокопоставленных амира кызылбашей — дядя Исмаила, Амир-хан-мосвеллу, и новый вождь остаджлу Пир Мохаммад-хан. Спальня шаха располагалась за толстой резной деревянной дверью, к которой не смели приближаться даже амиры.
Поздоровавшись с ними, мирза Салман спросил:
— Никаких знаков?
— Нет, — сказал Амир-хан.
— Возможно ли, что свет вселенной уже отбыл через другую дверь?
— Тут лишь одна дверь, — сказал Хаким Табризи.
— В таком случае по приказу самой родовитой
Глаза мужчин выкатились от благоговейного страха; никто из них явно не посмел беспокоить Исмаила. Мирза Салман прошествовал к двери и дважды почтительно стукнул. Мы долго ждали, но ответа не было. Он стукнул снова, на этот раз потверже, и, когда ответом снова была тишина, забарабанил кулаком. Я преисполнился надежды и страха.
— И что теперь? — поинтересовался Амир-хан.
— Тихо! — прервал его мирза Салман. — Слушайте.
Донесся слабый звук, похожий на овечье блеяние.
Мне показалось, кричали: «Помогите!» Шаха ли это голос?
— Хассан-бег, это вы? — позвал мирза Салман.
— Д-д-две-е-ерь! Помогите!..
Мирза Салман кивнул «четырехплечему», шахскому стражнику, и тот обрушил железную булаву на створку, загудевшую от удара. Дерево начало щепиться и трескаться. Когда дверь наконец подалась, стражник сунул руку в дыру и отодвинул засов. Разбитая дверь отворилась, мирза Салман и Хаким Табризи бросились внутрь. Два тела скорчились под покрывалом.
— Свет вселенной, вы слышите меня? — позвал Хаким Табризи.
Когда ответа не прозвучало, он бережно сдвинул покрывало с лица шаха. Глаза его были закрыты, рот чуть приоткрыт. Лекарь нагнулся над ним и приложил ухо к груди:
— Сердце еще бьется, но очень слабо.
Мое собственное сердце упало, как валун в реку. Неужели яд не сработал?
Мирза Салман храбро стянул покрывало с той стороны кровати, где лежал Хассан. Он не посмел сделать то же с шахом, который мог быть одет не совсем должным образом. Хассан, облаченный в желтую паджама, [3] лежал на боку.
3
Слово «пижама» является европеизированным иранским словом «паджама» — домашняя одежда.
— Во имя Бога, что случилось? — Мирза Салман тормошил Хассана, который не мог шевельнуться.
— Не могу д-д-двинуться… ноги… — просипел Хассан. Смуглая кожа на его красивых скулах выглядела сейчас тусклой и дряблой.
Рассказ о случившемся занял изрядное время — Хассан едва мог говорить. Он объяснил, что ночью шах проглотил несколько шариков опиума, а также обильно поел и несколько раз лакомился халвой. Когда они вернулись, шах потребовал свои пилюли. Коробочка была полна, однако печати Хассана там не было. Хассан посоветовал шаху воздержаться, но тот настаивал, и Хассан принял лекарство первым, дабы увериться, что все в порядке. Ничего плохого не произошло, и шах принял три пилюли, а потом они пошли в постель. Хассан не мог проснуться, пока не услышал стука в дверь.
— Какая нелепая история! — заметил мирза Салман. — Кто, кроме вас, мог еще его отравить?
— 3-з-зачем? Я бы с-с-слетел из поднебесья быстрее падающей звезды… Делайте со мной что хотите, но
это правда…Мирза Салман обошел кровать так, чтобы Хассан не мог его видеть. Вытащив маленький кинжал, он ткнул острием в бедро Хассана. Закапала кровь, испачкавшая его желтую паджама. Хассан не пошевелился.
— Он говорит правду, — объявил лекарь.
— А что с шахом? — спросил мирза Салман.
— Все, что мы можем сделать, — это молиться за его выздоровление, — сказал лекарь.
Безмолвно я выругал лекаря Халаки, пообещавшего составить неодолимый яд.
— Ему удобно? — спросил мирза Салман.
— Он сейчас ничего не чувствует, — ответил Хаким Табризи.
— Давайте проверим пилюли. Где они?
— П-подушки… — прошептал Хассан.
Мирза Салман принес шкатулку и открыл ее:
— Четырех нет, как вы и сказали. Теперь мне нужно животное.
Слуга был отправлен на улицу и быстро вернулся с тощим котом, желтоглазым, в длинной серой свалявшейся шерсти. Кот громко урчал и был голоден. Во имя Господа! Если он сожрет пилюлю, то непременно подохнет, и тогда все поймут, что здесь отрава. Я отер лоб, взмокший, хотя тут было холодно.
Люди высыпали пилюли на пол и стали подталкивать к ним кота. Кот обнюхал и отошел прочь. Даже упрашиваемый, он отказывался есть.
Пока все были заняты котом, я следил за шахом, надеясь, что он не откроет глаз и не заговорит. Во имя Всевышнего! Я чувствовал, что вся моя жизнь висит на волоске.
Хаким Табризи все еще держал пальцы на пульсе шаха, но через несколько мгновений воскликнул:
— Да смилуется над нами Бог! Пульс исчезает!
Слабое дыхание шаха стало прерывистым, словно он пытался втянуть воздух — и не мог. Эти хриплые звуки было ужасно слышать.
Лекарь похлопал шаха по щекам, но тот не почувствовал. Амир-хан и Пир Мохаммад ворвались в комнату, чтоб взглянуть самим. Я оставался снаружи. Мой ранг не позволял мне туда входить.
— Увы! — неожиданно вскрикнул лекарь. — Я больше не слышу его дыхания!
Мирза Салман наклонился ухом к носу шаха, затем к губам и снова к носу, пытаясь уловить движение воздуха.
— Увы нам, великое горе! — вскричал и он.
Амир-хан, терявший очень много как дядя шаха с материнской стороны, нагнулся над ним, затем выпрямился с мрачным лицом:
— Клянусь Всевышним, жизнь покинула его!
Пир Мохаммад забормотал стихи Корана.
— Кто этот злодей? — прорычал Амир-хан. — Задушу своими руками!
Мои колени под халатом свело.
— Нам надо отыскать его как можно быстрее, — ответил Пир Мохаммад, явно меньше опечаленный: многие из остаджлу были все еще в тюрьме.
— Погодите. Хаким Табризи, какова причина смерти? — спросил мирза Салман.
Лекарь замялся:
— Мне придется осмотреть тело и составить отчет…
— Это яд?
— Пока не знаю.
Лекарь и вождь кызылбашей посмотрели на труп шаха, потом друг на друга, не зная, что делать. Только мирза Салман оставался сух и деловит, как всегда.
— Мы не должны позволить известию о смерти шаха выйти за пределы дворца, — сказал он. — Помните, как город погрузился в беззаконие после смерти шаха Тахмасба? Я обеспечу полное закрытие Али-Капу, чтоб новости не просочились на Выгул. Потом срочно собираем верховных амиров и обсуждаем, как провести страну через бедствие.