Равноденствия. Новая мистическая волна

Не хочу и не буду теперь выяснять, в чём состоит моя миссия, и размышлять по поводу мироздания. Всё и так понятно, только словами не выразить.

Я вернулся домой спокойный, наполненный, цельный и сразу схватился за блокнот и ручку. Мне не терпелось быстрее описать всё, что со мной случилось.

Наивно прошу извинения у всех, кто читает эти строки, за мои выходки со Вселенной. Если вы действительно существуете, а не являетесь моим видением, значит, вам повезло. А если нет, то повезло вдвойне, поскольку всё, что находится в моём сознании, в общем, несмотря на все перекосы, противится разрушению и стремится к большему.

Куличики

Что такое человеческая жизнь? В мире существуют десятки тысяч трактовок этого явления. И ни одна из них ничуть не лучше и не хуже других. Все они одинаково убедительны и наивны.

Володя воспринимал жизнь по-своему. Она представлялась ему в виде череды ярких эпизодов, отпечатки которых остаются в памяти на всю жизнь. Эти моменты могли быть как важными, так и незначительными, но непременно яркими и живыми.

Их было не так уж много. Перебирая в памяти минувшие события, Володя как бы чувствовал силу жизни.

Реальное, текущее существование не представляло для него особой ценности. В обычной жизни он чувствовал себя механическим организмом. Другое дело воспоминания. Лишь в них он оживал и становился самим собой.

Путешествие в прошлое было мероприятием достаточно болезненным из-за великой грусти, которая сопровождала его. Эта невыносимая тоска по минувшему выворачивала душу наизнанку. Но именно в этой тоске и заключалась самая суть жизни.

Для погружения во вчерашний день необходимо было особое состояние вроде поэтического вдохновения.

Володя вспоминал, и часто эти тёплые воспоминания заканчивались слезами. Вот такой странной была жизнь. И жить по-другому он не хотел и не умел.

По каким критериям откладывались события в его памяти, ему и самому было неясно. Наряду с эпизодами примечательными и выдающимися, в его голове крутились самые обычные случаи и образы. Именно таким образом остался в его памяти один разваленный дом в самом центре Москвы.

Когда маленький Володя ходил в музыкальную школу, в этом здании ещё жили люди. Постепенно жителей переселили, и дом начал разлагаться, как мёртвое, покинутое душой тело. Исчезли оконные стекла, в некоторых местах проступила краснота кирпичей, провалились этажные перекрытия. В конце концов, от довольно красивого дома осталась одна заполненная пустотой оболочка.

Но это место по-прежнему манило его, как и многие другие места, с которыми были связанны его воспоминания.

Он часто приходил сюда.

— Ну, чего ты там! — дёрнул за локоть Саид, нарушив Володины размышления. — Опять замечтался, что ли? Давай разливай. Не тяни. Времени у нас в обрез.

— Сколько же этому дому лет? — задумчиво произнёс Володя, разглядывая кусок голубых обоев с золотыми вензелями. — Наверно, он был построен ещё в прошлом веке.

— А не всё ли равно! — оборвал Саид. — Какая разница. Тут, в центре, таких развалюх много.

Саид с размаху ударил кулаком в стену. Из пробоины заструился песок.

— Видишь, из него уже песок сыпется!

— Тихо ты, — сказал Володя, протягивая стакан. — А то всё здание завалишь.

Приятели выпили и сосредоточенно замолчали, чтобы поймать момент первичного опьянения. Но, как обычно, хмель обволок разум плавно и незаметно.

Уже не первый день Володю преследовали какие-то неопределённые мутные мысли. Он не мог ухватиться ни за одну из них. Но ощущение от этих мыслей было тревожное. Нечто важное металось рядом с ним, никак не попадая в сеть его разума.

Началось всё с того, что неделю назад ему вдруг расхотелось заниматься тем делом, о котором не принято размышлять и без которого невозможно представить жизнь человека. Тем делом, которое настолько срослось с его обликом, что уже стало абсолютно незаметным, но необходимым, как воздух. Он несколько раз пытался избавить себя от этой странности, но тяга к песку не возвращалась.

В последнее время Володя стал всё чаще задумываться над значением этого занятия. Но всякий раз, когда он, казалась, нащупывал нить ответа, его мысли рассыпались, как щепотка песка, пущенная по ветру.

Он присел на корточки и достал своё старое доброе побитое ведёрочко, подаренное мамой много лет назад, голубое ведёрочко с почти стершимися грибком и сидящей на его шляпке улиткой.

«Сейчас таких уже не делают, — думал Володя, трогательно поглаживая своё ведёрко. — Всё больше лакированные и яркие, с диснеевскими персонажами. Странно, стоило мне напиться, как всё сразу стало понятным, тёплым, привычным и родным».

Володя вытащил из ведёрка красный совок и грустно ему улыбнулся.

«Вот оно! Вот оно! — говорил он себе. — Вот оно — главное! Вот она, истина, не требующая доказательств! И что мне ещё надо?! Господи! Да пропади всё пропадом, только бы всё оставалось, как есть!»

Он наполнил ведёрко влажным песком и утрамбовал сверху совочком. Затем привычным, быстрым движением перевернул ведёрко вверх дном, постучал по нему лопаткой и аккуратно, стараясь не повредить кулич, поднял форму. Идеально ровный песочный цилиндр, сужающийся к вершине, прорвал у Володи шлюз слёз, скопившихся за долгое время терпения.

— Ты чего? — Саид положил свою руку на Володино плечо. — Не плачь! Смотри, что у меня есть. — Он достал из-за пазухи маленький пластмассовый пистолетик. — Хочешь? Бери!

Володя моментально успокоился, и его заплаканное лицо растянулось светлой улыбкой:

— Ну что, давай посидим на дорожку, и, как говорится, в добрый путь.

Володя знал, что обратно ему вернуться не суждено, и поэтому смотрел на плывущую за окном трамвая Москву, как смотрит на родной город солдат, уезжающий на смерть.

Тусклый дождичек уже третий день струился на песок мостовых и площадей столицы, превращая его в сырое месиво. Величавый Кремль размывался беспощадной влагой, теряя свой привычный вид. Многие дома уже деформировались, и городские хозяйственные службы не успевали приводить их в порядок. Унылое зрелище представлял собой любимый город, убегающий в прошлое.

— Слушай, — спросил вдруг Володя приятеля, — а тамстрашно?

— Чудной ты человек, — усмехнулся Саид. — Чего же тамможет быть страшного? Страх — это понятие материальное. И если ты решил выйти за Предел, забудь о нём.