Равновесие Парето

Я не стал пытаться встать одним махом, осторожно поднялся сначала на колени, потом, держась за стенку, в полный рост. Вспомнил, где видел накануне столовые ножи, полез в сервант. Надо же, я уже относительно неплохо ориентируюсь в темной квартире!

С ножом в вытянутой перед собой руке, словно со шпагой, я двинулся обратно в комнату.

Как же громко! Но я оказался прав, играл действительно романс. Или нечто похожее на романс, но звук шел дребезжащий, как в кино от патефонов. Женский голос что-то печально вытягивал, но слов я разобрать не смог, словно пели ничего не значащий набор фраз и слогов. Резали по ушам скрипки, гулко отдавались в голове фортепьянные партии.

Что ж она все не кончается и кончается!

— Эй! Кто здесь! — заорал я, но мой голос потонул в очередном соло певицы.

Мрачный, напоминающий черный провал выкопанной могилы, проем двери в спальню приближался.

Шаг. Еще. Черт, все-таки страшно. Ох, как не вовремя затряслись коленки.

Проем был уже в метре. Казалось, еще шаг — и я воткну нож в эту осязаемую темноту, плотной занавесью преграждающую путь к свету. Но нет никакой занавеси, придется погружаться в эту бездну. А что дальше? Что я буду делать дальше?

— Выходи! Хуже будет! — вновь заорал я, напрягая связки. Блин, как же не хочется заходить в эту пустую комнату! Как же не хочется заходить ТУДА!

Внезапно я понял, что кричал в тишине — музыка прекратилась. Лишь звенело в ушах, да на кухне тихонько лилась вода из незакрытого крана.

И даже я затаил дыхание, вслушиваясь. Наконец, не выдержал:

— Кто там?

Наверху что-то с треском порвалось, над головой часто-часто протопали шаги, направляясь в сторону прихожей. Тут же в подъезде сверху загрохотало, словно кто-то дубасил кулаками в запертую дверь. Стихло. Пробежали назад. Еще раз в прихожую. Опять назад. Чем-то тренькнули по батареям. Соседи!

— Ах вы уроды! — взревел я. — Алкаши несчастные!

Я подскочил к батарее и со всей дури принялся стучать ручкой ножа по трубе. Гул стоял колокольный.

— Нравится? А? Нравится?

Я рванул к входной двери, слыша беготню над головой, распахнул дверь и заорал в темный подъезд:

— Дайте поспать, суки! Завтра ментов вызову на вас, придурки!

Захлопнул дверь, пошел на кухню и выключил воду. Бросил нож на стол, вернулся в комнату и завалился на жалобно скрипнувшую кровать. Накрыл голову подушкой и постарался успокоиться.

Когда перевернулся на бок, устраиваясь поудобнее, то вокруг опять царила эта странная Славинская тишина, без привычного для меня фонового шума живущего ночной жизнью города. Словно в уши натолкали ваты.

Незаметно для себя я уснул.

Мне было холодно. Холодно и жестко. Колени больно упирались в какой-то неподатливый край, в нос лез запах пыли.

Я пошарил рукой в поисках одеяла и удивился ширине кровати. Почему так жестко? И где подушка?

Я засопел, перевернулся на спину, потер глаза, прежде чем открыть их. Соображая уже быстрее, чем в первый раз. Понял, что все еще длится эта безумная ночь, пьяная и дурная. Но голова все еще болит. И на лицо какая-то гадость налипла.

Я провел ладонью по лбу, щекам, ощущая под ладонью мелкие камушки песка и сухую грязь. Это еще что?

Я открыл глаза и завертел головой, всматриваясь в темноту.

Я лежал на полу, головой на пороге спальни. В одних трусах.

Что это?

Я вдруг почувствовал, что в квартире не один. Кто-то смотрел на меня сквозь узкую щель, оставленную неприкрытой двери в прихожую. Смотрел, оставаясь невидимым в непроглядной тьме.

От пальцев ног до самой макушки пробежал озноб, перехватывая дыхание. Страх мерзким пауком забирался мне на грудь, сердце забилось загнанной в угол добычей. Страх придавил меня к полу, выпивая силы и решимость.

Я скосил глаза вниз, не смея даже поднять голову. До боли всмотрелся в темноту квартиры, устремившись мысленно туда, к той щели между дверью и косяком. Кто-то там есть?

Я не смог разглядеть ничего. Запирал ли я входную дверь прежде чем лечь спать?

Я просто физически ощущал на себя чужой взгляд, пронзающий и холодный. Бесстрастный. Выжидающий.

Стоит мне пошевелиться и это кинется на меня. Я ясно это осознал, так реальна эта угроза. Наверное, так же мыслят кролики, пытаясь обмануть хищника своей неподвижностью. Помогает им? Черт, черт, черт!

Я все смотрел и смотрел во тьму, трясясь от холода и страха. Неспособный пошевелиться, скованный каким-то природным ужасом перед неизвестностью. Неизвестностью, столь близкой, что она могла явить себя. Но я этого не хотел! О, как я этого не хотел!

Вот будет смешно, если это все мое разыгравшееся воображение, подкрепленное алкоголем. А я лежу на полу, придумываю себе всякие страсти, вместо того, чтобы встать и пойти обратно в кровать. Как же я оказался на полу? Лунатизмом, вроде, никогда не страдал. Упал, во сне перекатился сюда? Странно. Впрочем, вполне реально.

Для себя определив границы реальности, я совсем по-другому посмотрел на сложившуюся ситуацию. Лежит в пустой квартире голый мужик, от него разит перегаром и немытым телом. Лежит и боится. Взрослый, относительно успешный в делах, занявший как-то первое место в турнире по боулингу. С богатой фантазией, которая преподносит ему наугад вытащенные картинки из фильмов ужасов. Смешно.

Я даже громко усмехнулся, подбадривая себя звуком своего голоса. Единственным звуком в окружающем пространстве.

Страх отступал, пятился, рассыпался по темным углам.

Я согнул руку, перевернулся на бок, с кряхтением чувствуя застывшие члены. Медленно встал, потирая онемевшую поясницу. Что-то замурлыкал бравурное, какой-то марш из мультика. Побрел к кровати. Вот же нагнал сам на себя жути!

— Да, вот он я такой, — громко произнес я в пустоту комнаты, разводя руками, словно представляясь на сцене. Потом шутливо обратился к коридорной двери. — А вот ты вообще кто?

В коридоре явственно скрипнула, а затем с силой захлопнулась входная дверь.

Я заорал, срывая голос.

12

Если вам кто-нибудь когда-нибудь скажет, что в повседневной гражданской жизни нет «дедовщины» — рассмейтесь ему в лицо. Была, есть и будет. Она процветает, она вполне объяснима и, самое главное ее отличие от армейской, она безнаказанна. Более того, практически узаконена.

Да, старший менеджер не бьет по ночам молодого сотрудника фирменными туфлями по голове. Да, уходящий на пенсию ветеран не заставляет стажера петь ему дембельские песни. Ничего такого на гражданке нет. Но во всем, что касается негласной подчиненности среди молодых специалистов и старших по стажу товарищей, имеет место быть. Начиная от степени дозволенности внешнего вида и расположения рабочего места, заканчивая распределением месяца отпуска и начисления премий. «Дедовщина» работает в любом коллективе, мужском или женском. Причем, так же как и в армии, все участники действа сами порой виноваты в происходящем. Потому как такое положение устраивает практически всех.