Рай для негодяев

В отличие от многих полеводов Буров отлично понимал, что раскол в общине ни к чему хорошему не приведет, а потому готов был приложить максимум усилий, чтобы его избежать. Об этом он сказал по дороге своим товарищам. Огорченный происшествием Фермер только плечами пожал, в отличие от Феликса он готов был пойти на крайние меры из страха потерять годовалого сына, свою последнюю надежду в этом мире. Кузнеца ссора с амазонками волновала куда меньше, поскольку его партнерша родила дочь, которую Бонеку даже не показали. Станислав опасался не просто разрыва, но и откровенной вражды, поскольку от Лавальера всего можно было ожидать.

– Они, чего доброго, войной на нас пойдут, – криво усмехнулся он, – если мы обнесем их при разделе. У Базиля под рукой собрались отпетые людишки.

– По-твоему, Вучко с Барсуком отпетые? – удивился Буров.

– Они озабоченные, – засмеялся Бонек. – Кровь в жилах играет, а амазонки, не в обиду им будет сказано, слишком привередливые особы, чтобы удовлетворить молодых.

В форте Лавальер гостей ждали и не ждали, просто здесь полагали, что полеводы, занятые своими проблемами, не так скоро отреагирую на чужое вызывающее поведение. Тем не менее, Снайпер, Шнобель, Мансур и Шварц проявили в отношении своих товарищей редкостное гостеприимство, выставив на стол не только ячменное пиво, но и чай, причем с сахаром.

– Хотели вином вас угостить, – развел руками Соломон, – но его, к сожалению, выпили отдельные наши несознательные сограждане.

– И много у вас этих несознательных? – спросил с усмешкой Кузнец.

– Увы, – развел руками Шнобель. – Непьющий у нас один Мансур.

Посланцы полеводов сразу же обозначили пределы своих полномочий. От чая они не отказались, за стол сели с охотою, но Буров дал понять Базилю и Соломону, которых считал главными зачинщиками безобразий, что разговор им предстоит очень серьезный. Однако, к удивлению Феликса, главным их оппонентом стал Химик. Вальтер начал с того, что обвинил гостей в расизме. Что это такое понял только Буров, получивший в свое время университетское образование. Однако Шварц не замедлил разъяснить Ривьере и Бонеку ошибочность, чтобы не сказать гнусность, их образа мыслей.

– Расизм в наше время, это уже клиника, дорогие друзья, – осуждающе покачал головой Химик.

Кузнец с Фермером, пришедшие в форт Лавальер, обличать виновных, слегка подрастерялись от такого напора.

– Речь идет о животных, – напомнил Буров.

– Если ты, Феликс, найдешь хотя бы одно анатомическое или физиологическое различие между амазонкой и самкой так называемых обезьян, то я первым посыплю свою лысеющую голову пеплом. К сожалению, я не могу провести сравнительный анализ на генетическом уровне в здешних условиях, но уже сам факт получения потомства у представителей двух рас является доказательством их общих корней.

– Но ведь у обезьян нет души! – привел свой главный аргумент Ривьера.

– Так утверждают старые жрицы, – усмехнулся Шварц. – Но я атеист по убеждениям и поэтому не склонен углубляться в этот вопрос. Однако замечу вскольз, что есть иное мнение на этот счет. В частности наш местный праведник Мэтью Хьюз, известный вам как Проповедник, уже окрестил наших партнерш. И хотя среди поселенцев имеются люди разного вероисповедания, никто против этого его решения не возражал.

– У вашего Проповедника мозги не в порядке, – нахмурился Кузнец.

– А у ваших жриц? – усмехнулся Химик. – Впрочем, у пожилых дам есть и шкурный интерес. Они не хотят выпускать из-под своего влияния молодых, работоспособных женщин, боясь остаться без куска хлеба на старости лет. Проституция во все времена являлась доходным предприятием, но не в этом суть. Каждый приспосабливается к жизни, как умеет. Амазонки обособились от мужчин, те, кого называют белыми обезьянами, слились с природой. Они приручают дейнонихусов и строят хижины на деревьях, но это вовсе не означает, что у них нет разума, скорее уж наоборот.

– Но ведь они не разговаривают!

– Молчаливые жены во все времена ценились куда больше, чем болтливые, – хмыкнул Шнобель.

– Я не исключаю, что они обладают даром речи, – продолжал Химик, – но, возможно, они общаются между собой телепатически. Пока что у меня слишком мало фактов, чтобы делать окончательные выводы. В любом случае, эти женщины обучаемы. Они пока боятся огня, но уже научились стирать, мыть половицы и вообще выполнять посильную работу. Немудрено, что островитяне используют самцов как рабочую скотину. Им просто выгодно считать этих несчастных животными. Ты ведь историк, Феликс, а потому знаешь лучше меня, что подобное в прошлом происходило и на старушке Земле. Люди иной расы объявлялись неполноценными только потому, что в силу каких-то причин, чаще всего природных, отставали в своем социальном развитии от соседей. Нечто подобное произошло и на Эдеме. Воля ваша, но я не считаю грехом сожительство с женщиной, не получившей в силу объективных условий должного воспитания и образования. Все это поправимо. Думаю, что дети рожденные самками ничем не будут отличаться от детей амазонок, но, разумеется, если мы приложим к этому необходимые усилия. Я, например, читал о случаях, когда дети человеческие, воспитанные в волчьей стае, приобретали волчьи повадки и уже никогда не становились людьми. В этом корень проблемы, Феликс, а вовсе не в физиологии.

– Я могу взглянуть на ваших подруг? – спросил Буров, не рискнувший вот так с порога отбросить рассуждения маститого биолога.

– Да Бога ради, – пожал плечами Шнобель. – Если только вас не смутит их первозданный вид. Проповедник утверждает, что наша общая праматерь Ева именно в таком виде разгуливала по райским кущам. Кто же знал, что история повториться.

– А в качестве Змея искусителя выступит Соломон Коган, – добавил Кузнец.

– Искусителем был не я, – засмеялся Шнобель, – а Вучко. Впрочем, не будем делиться подробностями, это не в наших интересах.

Глава 3 Раскол.

К немалому смущению Феликса, красноречивый Химик оказался прав. Самки белых обезьян внешне ничем не отличались от амазонок. Немудрено, что мужчины, истосковавшиеся по женской плоти, не устояли и впали в великий соблазн, грозивший общине серьезными осложнениями. Прежде чем созвать сход, Буров обсудил создавшуюся ситуацию с ближайшими помощниками. В принципе решение схода можно было предугадать. Большинство поселян видели в обезьянах только животных, и вряд ли красноречие Шварца могло поколебать их убежденность в своей правоте. Плюс нежелание порывать с амазонками. Фермер, тучей, сидевший за столом «комендатуры», был живым воплощением этой железобетонной позиции. Зато в форте Щербака, где собрались в основном люди молодые и, как сказал бы Шнобель, «озабоченные», наверняка найдутся сочувствующие отщепенцам.

– А что ты обо всем этом думаешь? – прямо спросил Бурова Свен.

– У меня нет оснований не доверять Шварцу и собственным глазам, – поморщился Феликс. – Внешне самки ничем не отличаются от женщин – в этом вся проблема. Если амазонки откажут нам в очередной раз, то у обитателей форта Лавальер найдутся последователи. И тогда община затрещит по всем швам.

– Согласен, – кивнул Бонек. – Не в интересах амазонок нам отказывать. Ты, конечно, извини, Феликс, но, по-моему, мы слишком деликатничаем с этими особами. Я, собственно, старух в первую очередь имею в виду. Не думаю, что потеря таких богатых клиентов как мы, окажется для них в радость. И уж если они ставят нам условия, то должны взять на себя определенные обязательства.

– Какие например?

– Не препятствовать общению амазонок и поселенцев, – отрезал Кузнец. – Это выгодно и им, и нам. А у них получается – то Великая Мать дает добро, то Великая Мать отказывает. Мы тут не железные, чтобы без конца потакать их причудам.

– Но у них свой уклад, – развел руками Буров. – Обычаи.

– Обычаи не складываются за пятьдесят лет, тем более такие, которые трудно поколебать, – усмехнулся Бонек. – Химик, между прочим, прав. Старухи просто боятся, что все работящие бабы убегут к мужикам, оставив старых и слабых умирать с голоду.