Рай. Том 2
Шрифт:
— Ты все очень ясно изложил, — мягко ответила она и медленно встала.
— Насколько я понял, ты уезжаешь? Мередит покачала головой и слегка улыбнулась.
— Я собираюсь подать тебе завтрак и с озабоченным видом маячить у постели.
— Иисусе! — взорвался Мэтт, чувствуя, как начинает терять железный контроль над ситуацией. — Неужели ты не слышала, что я сейчас сказал? Ничто на свете не заставит меня передумать и продать тебе землю дешевле!
Улыбка мгновенно пропала, но глаза все так же сияли мягким светом.
— Я верю тебе.
— И?.. — настаивал он в полнейшем недоумении, которое и отнес за счет еще не выветрившегося действия лекарства. Куда подевался гнев? Нет,
— И принимаю твое решение как воздаяние за все несчастья, которые тебе пришлось перенести по нашей вине. Ты не мог найти лучшего способа, — вздохнула она без всякой запальчивости. — Я хотела этот участок приобрести для» Бенкрофт энд компани «, и мне ужасно больно, что он перешел к кому-то другому. Мы не можем позволить себе заплатить тридцать миллионов.
Мэтт в потрясенном неверии уставился на Мередит, но та, спокойно улыбаясь, продолжала:
— Ты отнял у меня то, чего я так страстно добивалась. Ну а теперь не можешь ли ты признать, что взял реванш, счет сравнялся и можно заключить перемирие?
Первым порывом Мэтта было послать ее к черту, но это — чисто эмоциональное побуждение, а когда речь шла о переговорах или торгах, Мэтт давно уже приучился никогда не позволять эмоциям затмевать логику суждений. А логика подсказывала, что цивилизованные отношения взрослых воспитанных людей — именно то, чего он добивался от нее во время двух последних встреч. И теперь Мередит предлагала дружбу, с поразительным тактом признавая его победу. Удивительным тактом. И почти неотразимым. Стоя здесь в ожидании его ответа, Мередит, с длинными волосами, рассыпавшимися по плечам безыскусственными локонами, и руками, засунутыми в карманы джинсов, походила скорее на натворившую что-то старшеклассницу, вызванную в кабинет директора школы, чем на руководителя крупной фирмы. И одновременно она ухитрялась выглядеть как горделивая молодая светская дама — спокойно-величественная, невозмутимо — недосягаемая, маняще — прекрасная.
Глядя на нее сейчас, Мэтт как никогда ясно понимал свою давнюю одержимость ею. Мередит Бенкрофт была квинтэссенцией женщины — изменчивая и непредсказуемая, высокомерная и милая, остроумная и серьезная, надежная и легкомысленная, невыносимо приличная и чинная… бессознательно чувственная и манящая.
И он спросил себя: какой смысл продолжать эту дурацкую войну? Если он заключит с ней мир, каждый без сожалений пойдет своей дорогой. Прошлое нужно было похоронить много лет назад, и теперь настала пора сделать это. Мэтт отомстил, и месть обойдется Мередит в десять миллионов, потому что он в жизни не поверит, будто она не сможет найти такие деньги. Он уже колебался, когда вспомнил, как она принесла ему поднос сегодня утром, и едва снова не засмеялся вслух. В тот момент, когда выражение его лица изменилось, Мередит поняла, что Мэтт готов капитулировать, — плечи ее чуть расслабились, а глаза зажглись надеждой. Слишком уж хорошо она научилась читать его мысли! Именно это заставило Мэтта продолжить ее мучения. Скрестив руки на груди, он объявил:
— Я не принимаю решений, лежа в постели.
Но Мередит не поддалась на удочку.
— Как по-твоему, завтрак может смягчить твою решимость? — осведомилась она с дразнящей улыбкой.
— Сомневаюсь, — ответил он, но улыбка оказалась такой заразительной, что Мэтт против воли ухмыльнулся.
— Я тоже, — пошутила она и протянула руку:
— Мир?
Мэтт кивнул и почти коснулся ее пальцев, но тут Мередит поспешно отняла руку и улыбнулась еще шире:
— Прежде чем ты согласишься, должна предупредить тебя кое о чем.
— О чем именно?
— Я подумываю судиться с тобой из-за хаустонского
участка, — полушутя объяснила она. — И не хотела бы, чтобы все мои предыдущие замечания заставили тебя поверить, будто я добровольно примирюсь с потерей. То есть если суд не сможет заставить тебя продать землю по твердой рыночной цене, я не стану испытывать к тебе никаких претензий и смиренно приму поражение. Надеюсь, ты понимаешь, что не стоит путать личные отношения с бизнесом.Глаза Мэтта сверкнули едва сдерживаемым смехом.
— Остается только восхититься твоей откровенностью и упорством, — почти искренне ответил он. — Однако предлагаю тебе подумать, прежде чем тащить меня в суд. Ты потратишь целое состояние на судебные издержки и все-таки проиграешь.
Мередит понимала, что он скорее всего прав, и потеря участка значила для нее не так много, как сознание того, что она сейчас выиграла гораздо больше, чем простой иск: каким-то образом она смогла вернуть радость жизни этому разочарованному гордому человеку, заставила его забыть о гневе и принять предложение мира. Полная решимости закрепить этот мир и насколько возможно разрядить атмосферу, Мередит шутливо призналась:
— Собственно, я подумывала вчинить тебе иск за ограничение свободы торговли или что-то в этом роде. Каковы мои шансы в этом случае?
Мэтт сделал вид, что размышляет, и наконец покачал головой:
— Нет, это тоже не пройдет. Однако, если ты твердо намерена судиться, я бы на твоем месте выдвинул обвинение в преступном сговоре с целью обмана третьей стороны.
— А могла бы я выиграть процесс? — заинтересованно осведомилась она.
— Нет, но заседание получилось бы намного интереснее.
— Я подумаю, — пообещала она с деланной торжественностью.
— Очень советую.
Мэтт беззастенчиво ухмыльнулся Мередит улыбнулась в ответ. И в это долгое мгновение тепла и понимания барьер гнева и скорби, возведенный между ними одиннадцать лет назад, начал с неудержимой силой рушиться, пока не рассыпался окончательно Мередит медленно, нерешительно подняла руку и протянула Мэтту в знак дружбы и доверия. Потрясенная происходящим, она молча наблюдала, как рука Мэтта тянется к ней: длинные пальцы скользят по ее пальцам, его ладонь, большая, теплая, касается ее ладони и крепко сжимает. Надежное, твердое пожатие — Спасибо, — прошептала она, поднимая глаза — Пожалуйста, — спокойно ответил он, задержав ее руку еще на секунду и тут же отпустив Прощание с прошлым. Оно ушло навек.
Словно два незнакомых человека, неожиданно разделивших что-то куда более трогательное и значительное, чем ожидали или намеревались, сделали вид, что ничего особенного не произошло. Мэтт откинулся на подушки, а Мередит поспешно подошла к забытому подносу. Краем глаза Мэтт наблюдал, как она брезгливо, кончиками пальцев взяла клизму и положила ее на пол, подальше от глаз. Вернувшись к постели, она поставила поднос на ночной столик и, вновь обретая спокойствие, объявила:
— Не знаю, как ты чувствуешь себя сегодня утром, и не думаю, что ты слишком голоден, но все-таки принесла тебе завтрак.
— Все выглядит ужасно вкусно, — кивнул Мэтт, обозревая стоявшие на подносе предметы. — Касторка — мое любимое блюдо, конечно, в качестве закуски. Наверное, эта вонючая мазь в синей банке — основное блюдо?
Мередит разразилась смехом.
— Я просто хотела тебя разыграть, потому и принесла касторку, — объяснила она.
Теперь, когда изнуряющая битва подошла к концу, Мэтт ощущал, как его глаза сами собой закрываются. Дремотные волны накатывали на него, а веки потяжелели, словно булыжники. Он чувствовал себя не столько больным, сколько смертельно усталым. Очевидно, отчасти виной этому были проклятые таблетки.