Райотдел
Шрифт:
— Моя жена тоже, между прочим, физик. Металлофизик. Не слишком ли много развелось вашего брата? Куда ни плюнь… Скоро все расщепите и взорвете.
— Зачем вы?.. — она взялась за сумочку. — До свиданья. И не напивайтесь сегодня сильно. У вас, я вижу, такое настроение.
— Иди, ступай… — глаза его смотрели уже тяжело. Глядя женщине вслед, Носов шумно вздохнул, ноздри его раздулись, кулак забил по столу. Допил вино, расплатился и из автомата позвонил в следственную часть тюрьмы, трубку взяла Надя.
— Надюша! Это Носов позвонил. Ну да, Миша Носов. Ты, Надя, не обижайся на меня, я утром был злой, сказал чепуху… С прошедшим, лапочка.
— Может, не надо, Миша, а?
— Надо. До встречи.
Дорогой хмель маленько рассеялся — настолько, что в некий момент Носов пожалел даже: назревала неясная, зыбкая и чреватая ситуация! Но подавленный уже рассудок сам выискивал оправдания: «Нехорошо обманывать женщину, это не делает чести»… Будь что будет! Я папа Мюллер.
Напротив следственных кабинетов Михаил прислонился к дереву и стал ждать. Вдруг одно из окон отворилось, выглянула Надя:
— Эй!
— Эге-эй! — откликнулся он. — Я тут!
К нему помчались любопытные ребятишки: что это за дядька кричит перед страшной тюрьмой? Мамаша, сидящая с ребенком на скамейке неподалеку, подхватила его на руки и пошла из скверика, опасливо оглядываясь. Сержант-контролер немедленно открыл окошечко будки, зорко вгляделся — однако увидав знакомого, часто бывающего здесь следователя, затворился опять. Надя махнула рукой и закрыла створки.
Носов сел на освободившуюся после мамаши скамейку.
Интересно все-таки — что приводит баб на службу в милицию, исправительно-трудовые учреждения? У мужиков другие дела — там встречаются такие особи, такие псы, которым только в этих учреждениях и место. Так ведь мужчина наделен от природы необходимыми для того качествами: крепкими нервами, физической силой. А они… Речь не о таких, конечно, как отдельский кадровик Валя Комарова — они сидят над бумагами, получают выслугу, звания, льготы, движутся к не столь уж далекой пенсии, не поступаясь, в общем, ничем, что имели бы в гражданской жизни; речь о тех, кто служит. Особенно на низовых должностях. Зарплата невысокая, работа собачья порою, на холоде, на зное… Так что их толкает туда и держит годами?
Она появилась из двери в каменном заборе — уже переодетая в гражданское, в старенькой цигейковой шубке. Обычная одежда, обычное лицо. Встретишь на улице — разве скажешь, что работает в тюрьме?
— А этот-то, твой-то — как его, Давлетшин, что ли? — заговорила она, взяв Носова под руку. — Такой, знаешь, радостный в камеру пошел, даже насвистывать чего-то стал. Я ему говорю: «А ну прекратить!» Он обернулся: «Все равно ты мне, — шипит, — настроение сегодня не испортишь». Я хотела на него рапорт писать, за пререкания, а теперь думаю: как ты скажешь. Ну, писать или нет?
— Не стоит, пожалуй. Он ведь зря радуется. И не знает еще, что зря. Так что не трогай — ему предстоит еще всплакнуть.
— Ну, ладно. А то посидел бы у меня в карцере…
Носов подсчитал мысленно оставшиеся деньги: пятнадцать рублей с мелочью. Должно хватить…
Кафе, куда они зашли, только открылось после перерыва и было пусто. «Что мы будем пить? — сверкнули глаза у выводной. — Миша, давай шампанского! Сегодня правда хороший день. Фенька даже не ворчала, когда я сказала, что мне надо идти. Она вообще вредная баба, а тут… Ей какое-то пособие на детей выписали,
вот она радостная и ходит».Официантка тащила бутылку, тарелки с салатом. «Гляди, какое у нее хитрое лицо, — заметил Михаил, когда она ушла. — Непременно должна нас обдурить». — «Пускай попробует. Я с ними строго. Меня не обведут. В случае чего — предъявим удостоверения. Они знаешь, как этого боятся!» — «Я не люблю по неслужебным поводам махать удостоверением». — «Ничего, пускай видят, что мы оба из органов, с нами жульничать нельзя». Носов хотел спросить: а с другими что, можно? — но не стал: обидится, зафыркает еще… Так она ничего, крепенькая, круглая, папа, старый волк из лагерной администрации, может гордиться дочерью. Не замужем — ну так и что за беда, какие ее годы! Придет время, явится и в ее жизни какой-нибудь бравый контролер из демобилизованных молодых солдат, и возникнет еще одна семья, где оба — из органов.
Они выкатились из кафе в десятом часу — на улицу, под капель — нетвердо ступающие, нетвердо соображающие.
— Куда мы теперь? — спрашивала выводная, зябко вздрагивая.
— К тебе… к тебе…
— Нет, что ты! Ко мне нельзя, просто никак… я же у тетки живу, с ума ты сошел?
Он бросился наперерез такси с зеленым огоньком. Назвал адрес райотдела. «Куда ты?» — трепыхнулась Надя. «Сид-ди-и!.».
Возле входа Носов велел остановиться и ждать его. Преувеличенно прямо, перед удивленным взглядом Васи Меркушева он прошел мимо дежурки, поднялся к себе, отпер сейф и достал ключи давлетшинской квартиры, изъятые у того при личном обыске. Обвиняемый жил один в отдельной квартире. Нор-рмальный ход!
— Извините… вот мы сейчас в милиции были… вы там работаете, да? — спросил вдруг таксист, когда мчались по городу. — Кем, если не секрет?
— Что, есть знакомые? — нехотя откликнулся Носов.
— Ну нет, просто интересно…
— Я следователь. Еще вопросы?
— О-о-о! Большой человек!
А когда машина подъехала к дому и Михаил стал копошиться с деньгами, шофер сказал:
— Да зачем все это? Вот моя путевка, напишите на ней: «Был задержан в порядке служебной необходимости с двадцати одного до… двадцати четырех часов». Такой-то. Номер удостоверения. И вам не надо тратиться, и мне хорошо. Тариф оплатят — ну и ладно. А я на себя пару хороших ездок сделаю.
— Н-нет… уж я… не ш-шути с этими делами, шеф…
— Кончай! — Надя наклонилась и выхватила у него деньги. — Сделай человеку, если просит. Жалко тебе? Есть права — значит, надо ими пользоваться. Что, деньги лишние? Где ваша путевка? Давайте, я за него напишу. Я ведь тоже из органов. А он распишется.
Таксист протянул лист, и она стала писать под его диктовку.
— Ну, ты… из органов… — в машине Носова развезло, и язык плохо слушался. — Брось, слышь… это дело…
Проворные женские пальчики влезли во внутренний карман, извлекли удостоверение; глянув номер, она сунула его обратно.
— Ничего-ничего, — шофер хлопал следователя по плечу. — Все нормально. Если, в случае чего, позвонят из нашей конторы — да они не позвонят! — скажите, что так и так, машина была нужна, а зачем — не ихнего ума дело. Во-от… теперь расписаться надо.
— Я распишусь! — сказала Надя. — Видите, какой он, намажет, начеркает еще… вот, держи! Айда, Миша!
Они вылезли наружу. Машина резко, с пробуксовкой, тронула с места, заелозила по льду; пошла, удаляясь огоньками.
— Зачем… зачем ты это сделала?