Райская птица

Увидев его, Аня как будто перешла через невидимую границу параллельной реальности, где не было ни Вовки, ни работы, ни привычной жизни. С Аленом она сама была какой-то другой.

Они гуляли среди пестрой толпы туристов и чувствовали себя совершенно свободными, здесь не было ни его политики, ни опасности встретить кого-то из знакомых. Поэтому когда он осмелел и взял ее за руку, Анна не возражала.

Вечер застал их в небольшом уличном кафе, где они отдыхали после длительной прогулки и осмотра местных достопримечательностей. Ноги ныли от долгого хождения пешком, поэтому Аня незаметно сняла туфли под столом и поставила на них свои босые ступни.

– Куда отправимся завтра, Анечка?

– спросил Ален, потягивая из бокала охлажденное вино.

– Не знаю, Ален, у меня глаза разбегаются, сколько здесь интересного, - пожала плечами Аня.

– Может, сходим в Королевский дворец?
– предложил он.

Она посмотрела ему прямо в глаза и произнесла:

– С тобой, куда угодно!

– Теперь ты меня смущаешь, Анечка, - укоризненно сказал Ален, чуть наклонившись к ней и не сводя с нее глаз.

– Извини, - произнесла Аня с невинной улыбкой.

– Направимся в сторону отеля?
– опуская пустой бокал на стол, предложил он.

– Да, пожалуй, - согласилась она, надевая под столом свои туфельки.

Ален вышел из-за стола и протянул ей свою руку, на которую Аня оперлась и поднялась из плетеного кресла.

Взявшись за руки, они медленно пошли к отелю, ничем не выделяясь из такой же толпы разномастных туристов томного и страстного Мадрида.

– 15-

Ален проводил ее до дверей номера и стоял, смущенно переступая с ноги на ноги. Аня видела его замешательство и посмеивалась в душе. Суровый политик в этот момент походил на растерянного подростка.

– Твой номер выше?
– спросила Аня, нарушив затянувшееся молчание.

– Да, на четвертом этаже, - ответил ей Блэккет.

Он немного помолчал и поинтересовался:

– Ты сразу ляжешь спать?

– Нет, - помотала она головой, - Еще не очень поздно, полежу, посмотрю телевизор.

– Может, сходим в бар при отеле, немного посидим и посмотрим телевизор там?
– робко спросил Ален.

– Хорошо, минут через сорок, - согласила Аня, - Мне нужно переодеться.

Ален обрадовался и, уже поворачиваясь к лестнице, напомнил:

– Я зайду за тобой через сорок минут.

За сорок минут Анна умылась и заново чуть ярче накрасилась, распустила и уложила волосы, переоделась в черное коктейльное платье с эффектным декольте, брызнула на себя любимые духи и в тот момент, когда застегивала замок сережки, в дверь постучали.

– Заходи, я уже готова, - крикнула она.

Ален зашел в дверь номера и застыл на пороге. Его взгляд остановился на ней и секунд десять, он неотрывно смотрел на Аню, чуть насупив брови, отчего вертикальная морщинка между ними обозначилась резче. Затем толкнул назад дверь, захлопнув замок, стремительно подошел, с силой прижал Аню к себе и впился губами в ее чуть приоткрытые губы. От его напора у нее подкосились ноги, сказать "нет" не было сил.

Сенатор Блэккет оказался потрясающим любовником. Пусть не слишком техничным, но от его прикосновений сладкой судорогой сводило тело. Ласки доводили до умопомешательства. С ним Анна разбивалась на тысячу сверкающих осколков и собирала себя заново, но уже в какую-то новую Анну.

Не стоит говорить, что в бар они так и не пошли, как и не пошли на экскурсию на следующий день.

Так начался их непредсказуемый и противоречивый роман. Редкие встречи они компенсировали страстными безумствами. После Мадрида, были еще Рим, Вена, Берлин. Аня научилась врать, уезжая в несуществующие командировки на пару дней, чаще на выходные, но ничего не могла с собой сделать. Вовка верил, ничего не спрашивал, только отмечал, что после своих командировок она возвращается совсем чужая.

– 16-

– Анют, кто такой Ален?
– крикнул из ванной Вовка.

Аня в этот момент варила на кухне кофе и от неожиданного вопроса, она вздрогнула, похолодела, а кофе пролился на плиту.

– Ху из мистер Ален?
– переспросил еще раз Вовка, появляясь на кухне и застегивая на ходу рубашку.

Анна мучительно соображала, откуда он мог узнать. Он, что читал ее сообщения?

– С чего вдруг такой вопрос?
– осторожно поинтересовалась она.

– Слышал, как ты во сне произносила это имя, - ответил Вовка.

Аня решила обратить все в шутку:

– - Вот уж не знала, что разговариваю во сне.

Вовка молчал и выжидающе на нее смотрел.

– Да это режиссер такой, Вуди Аллен, - нашлась она, - Мне посоветовали его фильм, а я никак не посмотрю. Каждый вечер напоминаю себе, что надо не забыть приобрести и тут же забываю.

– А что за фильм?
– спросил Вовка, отрезая себе хлеб и намазывая его плавленым сыром.

(- О Господи!
– думала Аня, - Я не могу вспомнить ни одного его фильма! Могла же я спокойно сказать, что Ален это важный деловой партнер и только. А теперь выпутывайся, - мысленно ругала она себя).

– Ну как его...
– пощелкала пальцами Аня, - Там еще такой известный актер играет...

– "Полночь в Париже", что ли?
– уточнил Вовка с набитым ртом.

– Ну да, он самый, - выдохнула она.

– Хорошо, я принесу, вечером посмотрим, - пообещал Вовка, дожевывая бутерброд, - Ну все, мне некогда. Я побежал. Кофе выпью на работе.

Он чмокнул Аню в щеку, оделся и ушел, закрыв дверь ключом.

Аня без сил опустила на стул и закрыла лицо руками.

– Вот тебе и первый звоночек, - подумала она,- как меня угораздило во все это влипнуть?!

– 17-

А как угораздило? Очень даже просто! Однажды ее вызвал к себе их новый начальник отдела, Максим Мареев и с ходу спросил:

– Анна Александровна, вы любите свою страну?

От неожиданного вопроса Аня опешила и не нашла, что сказать. Она лишь промямлила что-то вроде "ну да, конечно, я здесь родилась, здесь живу".

Он улыбнулся, но только губами, его глаза продолжали оставаться холодными и принизывающими насквозь.

– Аня, птица моя райская, не пугайся. Присядь. Хочешь кофе?
– уже другим тоном спросил он.

И не дожидаясь ответа, налил ей и себе по чашке кофе.

Она пришла в себя, села на стул, приняла из его рук чашку и с недоумением стала ждать продолжения этого странного разговора.

– Я позвал тебя вот зачем...
– продолжил он и, снизив голос, добавил, - Разговор у нас конфиденциальный, сама понимаешь, поэтому все должно остаться за этими дверями. Все! Чтобы мы не обсудили и чтобы не наговорили друг другу.