Разбитая жизнь

— Вам некогда? — с саркастическими нотками осведомился нападавший. — У вас неотложные дела в Лондоне? Полно, Рудольф Валентинович, фигурально выражаясь, мы знаем, что вы сделали прошлым летом. Полезайте в машину!

— Стоять, ни с места! — вопил обезумевший майор. — Покажите документы, предъявите ордер!

— Будут вам, Рудольф Валентинович, и ордер, и документы… — Майору пригнули голову, и он получил чувствительную плюху под ребро, перехватило дыхание. Он плохо помнил, как его утрамбовывали в салон, а потом на голову обрушился удар и он лишился чувств.

— Скотч не забыли? — спросил кто-то.

— Эпиляцию будем делать? — хихикнула женщина, устраиваясь рядом с водителем. — А что, ему будет приятно. Какая гадость! — стащила она с головы шерстяную маску-балаклаву. — Кто сказал, что эта штука поможет сохранить свежесть и упругость кожи?

— Василий Миронович, тут женщина к вам пришла, — растерянно сообщил в переговорное устройство охранник.

— Какая еще женщина? — проворчал взъерошенный мужчина в домашнем халате. Он уже принял душ и хотел пораньше лечь спать, чтобы не терзаться мрачными думами.

— Она говорит, что вы знаете, Василий Миронович, у нее к вам важное дело…

— Черт… Она одна?

— Одна, мы проверили. Отправить ее к чертовой матери, Василий Миронович?

— Подождите! — Мужчина колебался, загуляла взад-вперед квадратная челюсть. — Ладно, пусть пройдет. И не спите там на воротах!

Он отпер бронированную входную дверь, запахнул халат и высунулся наружу. По аллейке уже топали каблучки. В свете мутного плафона над козырьком объявилась молодая женщина в причудливых розовых очках и с «взбаламученной» кучерявой стрижкой. Она была одета в подпоясанный короткий плащ и тащила за ремешок тяжелую сумку. Девушка отдувалась, по губам ее блуждала глуповатая улыбка.

— Господи, Васечка, ну наконец-то! — воскликнула писклявым голоском особа, и у хозяина особняка от изумления расширились глаза. — Васечка, миленький, — забормотала девица, взваливая сумку на крыльцо. — Я рассказала обо всем своему мужу, я ушла из дома и хлопнула дверью! Теперь между нами ничто не стоит, мы можем быть вместе — о боже, как же я счастлива… — И она сделала попытку проникнуть в дом.

— Вы куда? — Василий Миронович загородил проход.

— Васечка, ну как же… — Эта настырная особа была готова пробивать дорогу грудью. — Ты же сам говорил, что я должна уйти от мужа и тогда нас ничто не разлучит. Я пришла к тебе, теперь мы будем жить вместе! Васечка, родной, как же я тебя люблю!

— Василий, что это значит? — прозвучал надменный голос. Василий Миронович подпрыгнул от неожиданности. Подошла супруга, привлеченная шумом, — худая, с распущенными волосами и в аналогичном домашнем халате. Она пытливо созерцала мужа, костлявое лицо покрывала бледность.

— Вика, я без понятия, кто это… — не совсем убедительно выдавил мужчина. — Гражданка, вы кто такая, черт вас побери?

— Васечка, ты о чем? — Мордашка девушки вытянулась от изумления. — Ты шутишь, да? Это же я, твоя зайка. Позволь, а это кто? — она уставилась огромными глазами на окаменевшую супругу. И глаза ее стали наполняться слезами — самыми настоящими! Девица качнулась: — Не могу поверить, ты меня обманул, ты же говорил, что не женат, что твоя жена скончалась много лет назад и ты так страдаешь от своего одиночества…

— Скончалась, говоришь… — недобрым голосом вымолвила супруга.

— Викуля, дорогая, да я эту дуру впервые вижу! — воскликнул мужчина, покрываясь алыми пятнами. — Это же авантюристка какая-то! Сейчас мы узнаем, кто она такая!

— Ах, авантюристка! — топнула ногой девица. — Дура, да? Господи, какой же я была наивной! А ведь клялся в вечной любви, кобель несчастный!

От любви до ненависти было меньше шага. Девица заревела, попятилась, взвалила на плечо свою сумку и побежала прочь. Василий Миронович не успел опомниться, как она уже прошмыгнула мимо озадаченного охранника, который все слышал.

— Ну, ты даешь, Василий… — пробормотала потрясенная благоверная.

— Это провокация! — взревел руководитель районной администрации. — Я клянусь, что никогда ее не видел! Эй, ты, стой, сейчас ты нам все расскажешь! Верь мне, Викуля! — И он как был, в халате, домашних шлепанцах, выбежал на крыльцо, спрыгнул на дорожку и побежал к калитке, яростно семафоря: — Равиль, останови ее, скорее!

Охранник выпрыгнул из калитки, он бы успел ее схватить! Василий Миронович вылетел вслед за ним… и отшатнулся. Последовал синий электрический разряд, характерный треск, затрясся плечистый охранник, повалился на колени. Колыхалась в полумраке одинокая женская фигура. Ревел посаженный движок, вспыхнули фары, и допотопная машина, скрежеща тормозами, встала напротив. Василий Миронович помчался обратно, путаясь в полах халата, но уже выскакивали серые личности, догнали, поволокли обратно, награждая тумаками. Его утрамбовали в машину, он что-то хлюпал, сдавленно икал. Девица выбросила сумку с кирпичами, запрыгнула на переднее сиденье:

— Эй, поосторожнее с этим типом…

— Да ладно, не кабель высоковольтный крадем. Все, поехали. Дашуля, ты умница!

Машина уже неслась по ночной дороге, набирая скорость. Из калитки выбежали два охранника, заметались в лунном свете.

— О боже… — стонал Василий Миронович, придавленный ногами к полу. — О боже…

— Какая прелесть! — восхитился человек в маске, каблуком пережимая трепещущую жилку над ключицей. — С ними теперь еще и бог…

Василий Миронович мучительно долго приходил в себя. Очнулся и задергался, охваченный удушливым страхом. Туловище было чем-то зажато, голова обмотана и болела с такой силой, словно в нее попал осколок противопехотной мины. Он находился в сидячем положении, был примотан спиной к шершавому дереву. Руки вывернуты за стволом, что доставляло глубокие страдания. Он точно помнил, что был в халате, но сейчас на нем не было никакого халата. Только трусы. Холода он не чувствовал, но муравьи и прочая пакостная живность уже ползала по телу, пробовала на вкус. Тысячи мелких иголок впивались в кожу. Он попробовал приподняться и чуть не озверел от боли. Собрался крикнуть, но только захрипел. Холодный пот катился по лбу, человека трясло морозящей дрожью. Он находился в глухом лесу. Вокруг него царила тишина, теснились кусты — корявые уродцы, приземистые дендроиды с изогнутыми ветвями. Безуспешно подавляя панику, он жадно всматривался в пространство перед собой, прерывисто дышал. Лютый ужас пилил каждую клеточку организма.

Под соседним деревом что-то застонало. Василий Миронович снова задергался.

— Кто здесь? — протянул он свистящим шепотом.

По соседству привязали такого же страдальца. Он кашлял, сипло матерился, видно, только что пришел в себя.

— Валентинович, ты?

— Мироныч, мать твою, это ты, что ли?

Беседа не клеилась — страх был не лучшим катализатором. Майор Волынский разразился отборной бранью. Поперхнулся, стал надрывно кашлять.

— Валентинович, где мы?

— А я знаю, Мироныч? Ох, доберусь я до этих ублюдков… Суки, совсем страх потеряли… Где вы, падлы, а ну, выходите! — Ему казалось, что он кричит, хотя на самом деле он только мямлил.

Пленники замолчали, и в следующий миг их спины стали покрываться липким потом. В окружающем пространстве что-то менялось. Из оврага выбирались призрачные тени, покачивались в воздухе, расплывались. Возможно, это было в воображении, в мятущемся сознании, зрение отказывало, пот заливал глаза. Но этих эфемерных созданий становилось больше, они витали, что-то шептали. Ужас просто подавлял, вот она какая — жуть на крыльях ночи…

— Валентинович, мы в Катумском урочище… — садящимся голосом выдавил Дорохов. — Эти твари нас хотят с ума свести. Это же чертово колдовское место. Люди говорят, что здесь живут злые духи.

— Кончай, Мироныч, ты веришь в эту чушь? — Волынский сам задыхался от волнения. Он вертелся, выворачивал конечности из суставов.

И вдруг зловещее урчание огласило съежившуюся тишину. Оно проистекало из глухой, заросшей лопухами, балки. Что-то стало приближаться, превратилось в рычание голодного зверя. Зашуршала листва — кто-то на самом деле подкрадывался! Он был уже рядом, рычание нарастало, делалось страшнее, объемнее, становилось невыносимым. И вдруг зверь оказался сзади, горячее дыхание опалило затылок. Василий Миронович забился в корчах, он реально терял рассудок от этой жути. Неожиданно в левом ухе что-то заскрипело, раздался треск — как в эфире, забитом помехами. Это было неожиданно, он замотал головой, избавляясь от новой напасти. Потом сообразил, что все это здорово смахивает на гарнитуру телефона, вставленную в ухо и примотанную к голове, чтобы не потерялась. Где-то рядом должен быть телефон, но этот простейший факт уже был выше понимания.