Разбитое сердце богини

– А! Не любишь конкурентов, значит?

– У меня нет конкурентов. Просто Калиновский – провокатор и мразь.

– Признайся, ты будешь очень разочарован, если он опередит тебя и найдет киллера первым, – поддразнила я его.

– Нет. Он меня не опередит.

– Отрадно это слышать, – сказала я. – Но он сейчас очень зол, так что смотри, как бы он действительно тебя не обошел.

Я влезла в свою линялую желтую куртку, зашнуровала ботинки, подхватила покрепче портфель и шагнула к двери. Охотник придержал ее, помогая мне выйти. Мы сели в машину с простыми, не бронированными стеклами. Два поста охраны остались позади, и наконец мы выехали на шоссе.

Глава 29 Возвращение

По ветровому стеклу ползли мутные струйки дождя. Охотник вел машину молча, я тоже не проронила ни слова. Мое приключение закончилось, и вступила в свои права настоящая жизнь. Больше я никогда не увижу этот дом и герцогиню кисти Гейнсборо, не увижу никого из Шарлаховых и из их окружения – непредсказуемого Владислава, напористую Марину, нагловатого Боголюбова. И Охотника я тоже не увижу. Почему-то в это мгновение я думала о нем особо, он не стоял в ряду прочих, чьи лица я забыла сразу же после того, как оказалась за пределами бетонной ограды. Я посмотрела на него. Его лицо я видела в профиль. Между бровями у него залегла морщинка, он хмурился и покусывал нижнюю губу. Так, во всяком случае, мне показалось.

«Черт, уж не влюбилась ли я в него?»

Я развеселилась. Вы сейчас, возможно, по примеру Сереги подумали, что я ненормальная. Девушке, которая шьет платья для кукол и любит мультфильмы, нечего делать с человеком, который охотится за себе подобными. Но симпатия – такая вещь, которая возникает спонтанно и не считается с доводами рассудка. Хотя я готова признать, что из всех людей на земле Охотник подходил мне меньше всего.

«И вообще, все это глупо, – решила я. – Конечно, он спас мне жизнь, он мне нравится, но это еще ничего не значит. Я попала волею обстоятельств в очень опасную среду, и очень хорошо, что мне удалось унести оттуда ноги. Могло ведь кончиться и гораздо хуже. Совершенно незачем связываться с этими людьми, ни к чему хорошему это не приведет».

Голос рассудка назойливо бубнил в моем мозгу, перелицовывая старые доводы, чтобы тут же, на месте, выдать их за новые. «Ты же видела его с этой Мариной… У нее есть все, а у тебя – ничего, и ясное дело, он сделает выбор не в твою пользу. Давно пора отбросить детскую веру в чудеса, трам-там-там, он тебе не пара, и ты ему не пара. И вообще, чем меньше будет расстояние между вами, тем в большей опасности ты окажешься. Трам-там-там. И нечего тут рассуждать».

«А он мне нравится, нравится, нравится». Теперь завел свою шарманку голос любви. Назовем его так для удобства, ибо к своим двадцати восьми годам (только не смейтесь надо мной) я еще никого не любила по-настоящему. Разумеется, мне случалось просыпаться в своей постели не одной (и засыпать тоже), но к чувствам эти гимнастические упражнения имели столько же отношения, сколько кубики льда из холодильника имеют к вершине Монблана. Монблан – это, конечно, красиво, но в то же время бесконечно далеко, а кубики льда очень приятно бросить в бокал с коктейлем. Особенно в жаркий день.

«Честное слово, – зудел голос так называемой любви, перекрывая назойливое бормотание зова рассудка, – Охотник отличный парень, такого ни за что нельзя упустить. Обрати внимание на его профиль и скажи мне: много ты видела людей, у которых он вообще есть? Я уж молчу об этих глазах, затененных длинными ресницами. (Мерзавец голос знал, что именно ресницы и руки больше всего привлекали меня в мужчинах. Наверное, я безнадежно отстала от жизни: большинство моих современниц измеряет притягательность противоположного пола параметрами: кошелек – член – далее везде.) Неужели ты отпустишь парня с такими поразительными глазами? – Поняв, что меня не удастся пронять анатомическими подробностями, голос воззвал к моей жалости и закурлыкал: – Подумай только, он стольким рисковал из-за тебя!»

«А она его ни о чем таком не просила», – ехидно отвечал голос рассудка.

«Но его чуть не убили, и все из-за тебя! – наседал голос любви. – Неужели ты думаешь, что хоть один мужчина станет жертвовать собой из-за женщины, к которой он равнодушен?»

«Да, если ему хорошо заплатили», – куражился голос рассудка.

«Ты просто черствое, бессердечное, бездушное существо! – в запальчивости заявил голос любви. – Тебе просто лень объясниться с ним. Ты сама не понимаешь, что теряешь!»

«Зато она понимает, что ничего не приобретет», – продолжал глумиться голос рассудка.

– Ты рада? – неожиданно спросил Охотник, по-прежнему не глядя на меня.

– Чему? – удивилась я, прислушиваясь к мысленному диалогу двух заклятых противников в своей голове.

«Не упускай его!» – кричала любовь.

«Только не делай глупостей!» – стонал рассудок.

– Ну… тому, что возвращаешься домой, например, – сказал Охотник нерешительно.

– Это не дом, – машинально поправила я его. – Это квартира тети Нади. Только и всего.

«Черт бы тебя побрал с твоей точностью! – разозлилась любовь. – Обязательно тебе надо все испортить!»

– Да, в этом доме жить не слишком весело, – заметил Охотник. – Соседи те еще.

– Есть такой момент, – ответила я сдержанно.

Рассудок все больше одерживал победу над чувством.

– Теперь, когда у тебя такая куча денег, – предположил Охотник, – ты наверняка попытаешься осуществить свои давние мечты. – Он произнес последнее слово не то с улыбкой, не то с оттенком легкой иронии.

– С чего ты взял, что у меня есть мечты? – спросила я.

– Ну, у всех они обычно есть. Разве не так?

Я засмеялась.

– Угадал. Уже сейчас я прикидываю, на что буду тратить честно заработанные денежки.

– Бриллианты, меха, мужчины? – легкомысленным тоном предположил он.

– А ты циник! – отметила я. – Нет, мужчины, которых приходится покупать, никогда того не стоят. И, по правде говоря, я с трудом представляю себя в бриллиантах. В жизни их не носила.

– Ну, когда-то надо и попробовать, – возразил Охотник.

По его тону было сложно понять, говорит он серьезно или же шутит.

– Нет, к украшениям я совершенно равнодушна, – призналась я.

– А к чему ты неравнодушна?

Дворники методично работали, смахивая со стекла тяжелые капли. Машина стояла на светофоре.

– Черт его знает, – пробормотала я. – Похоже, что… к деньгам.

И мы оба расхохотались.

– Меня волнует только один вопрос, – помедлив, продолжала я. – Этот неуловимый, всемогущий и чрезвычайно опасный… – Я запнулась, не желая произносить его имя вслух. – Что, если он вдруг пожелает добраться до меня? Он же не любит свидетелей, и у него их никогда не было. – Я поежилась. – Ты не думаешь, что он…

Машина завернула в темный переулок и вновь остановилась. Я подняла глаза и сообразила, что мы находимся уже возле моего дома.

– Наверное, я просто перепуганная паникерша, – со вздохом заметила я.

– Да нет, ты права, что беспокоишься, – уже без всякой улыбки ответил Охотник. – Жизнь – это вещь, которая дается только один раз.

Я подумала, что для человека, выслеживающего людей, он рассуждает чересчур уж философски, и поморщилась. Даже в кино не терплю этих рассуждений, которые к месту и не к месту выдают тамошние наемные убийцы.