Разборки в Токио
Шрифт:
Я не знал что сказать. Какая еще внимательность? Комната словно плыла, медленно кружилась каруселью, набирая скорость. Предметы теряли очертания, тихо расплываясь в тени. Я слышал только беспорядочную барабанную дробь дождя. Флердоранж стояла так близко, что я мог ее коснуться.
— Почему я? — спросил я.
— Вопросы, — внушительно произнесла она. — К вам приходит женщина, а вы к ней с одними вопросами.
Швыряю камни, подумал я.
Не успел я понять, что происходит, она поцелуем впилась в мои губы. Не знаю, кто пошел на сближение — я или она, или мы оба одновременно, повинуясь невидимым силам. Я чувствовал лишь касание ее губ. А потом ее тела.
Прежде чем все на своем пути поглотил инстинкт,
63
«Двойная страховка» (1944) — фильм американского режиссера Билли Уайлдера но сценарию Рэймонда Чэндлера: Фред Макмюррей (1908–1991) сыграл страхового агента, который помог своей возлюбленной (Барбара Стэнуик, 1907–1990) убить ее мужа.
Но у этих мерцающих образов не было шансов перед шквалом сигналов, поступающих от каждой жилки моей сущности. Синапсы охватил пожар, едва моя рука скользнула по ее спине, вниз по платью, еще ниже, я ощутил плавный изгиб ее ног, прохладу ее кожи. И теперь рука уже двигалась сама по себе — не важно, думал я о насекомых, старых фильмах или Фредди Макмюррее. По ее ногам, вверх по бедру, еще выше, совсем близко, почти нашла желанное тепло, согрелась, устремилась к нему.
А потом вообще никаких мыслей, одни цвета. Ритмично пульсирующий бездонный багрянец. Цвет и ритм моей крови. Ее рука ласково коснулась моей шеи, затылка, будто палач примеривается: Рубить здесь, а другая рука оттянула мою рубашку, скользнула под нее.
Внезапно я почувствовал, что падаю навзничь. Теряя равновесие, я покачнулся, уцепился за стол и рухнул. Несколько бутылок с громким звоном покатилось по столу. Ошеломленный, я не сразу понял, что она меня оттолкнула. И теперь стояла посреди комнаты, сверкая глазами.
— Теперь ты избранный, — прошептала она.
Не успел я очухаться, как она развернулась и ушла. Вскочив, я рванул за ней, но треснулся голенью о кровать.
Пронзительная боль помогла мне собраться с мыслями и без приключений добраться до двери.
Я выбежал из номера и услышал в коридоре гулкий смех Флердоранж. Беззаботным и веселым я бы его не назвал. Не хочу использовать слова типа «жуткий» или «душераздирающий», но звучал он именно так.
И остался только смех. Дальнейшее — пустота.
Не знаю, бежала она по лестнице, села в лифт или выпрыгнула из окна, но, не успев сказать «бандитский проезд», я уже мчался вниз по бетонным ступенькам. Подошвы ботинок выбивали на гладких ступеньках бешеное стаккато, пока я несся по лестнице, грохоча, точно консервная банка. Вниз, вниз, тусклый свет расплывается, легкие хватают спертый воздух.
Внизу я с такой силой влетел в стальную дверь, что потерял равновесие.
Я вывалился в вестибюль — шаткий одышливый сгусток ошалелой паники. Огромный вестибюль был полон огней и людей. Еле фокусируя взгляд, я выискивал хоть намек на ее присутствие.
Кто-то схватил меня за руку.
— Все в порядке, парень? — услышал я. Вырвавшись, и шагнул в сторону — вестибюль закрутился диким водоворотом. Я вертел головой: плевать,
что все смотрят, плевать, что я с виду — вылитый псих. Что, может, я псих не только с виду.— Полегче, приятель, — услышал я и почувствовал, как на мое плечо снова легла рука. И уже не отпускала.
Затем еще одна рука схватила меня за другое плечо.
— Прошу вас, успокойтесь и пройдемте с нами.
Ловушка. Простейшая ловушка на свете, а я клюнул, даже не понимая, что меня одурачили, а теперь уже до слез, до смешного поздно. Точно мыши перебило шею, когда она оглянулась — мол, чего это сыр отдает металлом?
Я обернулся, ожидая увидеть придурков-якудза. И смело встретить тех, кто, конечно, пришел меня убить.
Меня охватило такое облегчение, что я почти готов был забыть о Флердоранж.
Копы. Простые, черт побери, токийские копы.
Они начали с подходцами. Неторопливо. Обмен любезностями. Небрежный вопрос. Небрежный ответ. Они спросили — я отказался отвечать, я спросил — отвечать отказались они, и мы неохотно поехали в участок — все такие несчастные. Классический поворот сюжета.
Флердоранж. Так близко, что я мог ее коснуться. Так близко, что я ее коснулся. Исчезла.
Еще чуть-чуть об этом подумаю — и устрою бучу в полицейской машине. Но я под арестом. И мне надо спасать остатки разума. Все силы ушли на то, чтобы на несколько минут выбросить Флердоранж из головы.
Я возвел защитный барьер из земных наблюдений: надо же, я столько времени провел на задних сиденьях машин, молча разъезжая по Токио, что вспоминать лень. Мне это даже стало нравиться. За окном разгул света и шума, все заняты своими делами, а внутри сидит гайдзин, один на один со своими мыслями, и его недружелюбный эскорт. Это вроде успокаивало — не знаю, как объяснить. Я решил, что надо учредить компанию, проводящую молчаливые экскурсии по городу. Водитель подъезжает — молча. Вы садитесь в автомобиль. Вас катают по городу час или два, куда пожелаете, а потом привозят назад. Может, я уговорю Синто работать шофером. Он рожден для этой работы.
Потом я подумал, что все уже знают, где меня искать. Флердоранж, полицейские, все. Конечно, я останавливался в одной и той же гостинице уже много лет, с первого приезда в Японию. Я всегда ел в одних и тех же четырех местах, а пил примерно в шести. А поскольку я репортер молодежного журнала, понятно, что я буду на турнире. Даже обычному полицейскому найти меня — пара пустяков. Забавно: в один прекрасный день замечаешь, что стал совершенно предсказуем.
Быстро и без лишних церемоний меня провели в заднюю комнату. Я ничего не подписал, у меня не взяли отпечатки пальцев, мне ничего не объяснили. Мой молчаливый эскорт отвел меня в типичную комнату для допроса: окон нет, стены белые, возле голого стола — несколько разбитых стульев. И одинокая лампочка над столом болталась. Готовая съемочная площадка. Мне велели сесть, и затем копы, не говоря ни слова, ушли. Даже дверь за ними стукнула глухо, как в кино.
Делать в штаб-квартире токийской муниципальной полиции особо нечего, так что я занялся своим новым хобби — старался не думать о том, чего не мог забыть. Не знаю, сколько пришлось ждать. Очевидно, я заснул, потому что в комнате вдруг нарисовались четверо мужчин, которые смотрели на меня так, будто я здесь лишний. По-моему, это не означало, что меня отпустят.
— Я главный инспектор Арадзиро, — сказал самый высокий полицейский. Красивый парень. Атлетическое сложение, модная прическа. Превосходный альфа-самец. Он не счел нужным представить остальных трех, чьей главной задачей было глазеть на меня. Двух парней, которые меня сюда привели, не видать.