Разбойничья злая луна

— Тесна пустыня, — поприветствовал его Ар-Шарлахи.

— Тесна… — отозвался Тианги и, прищурясь, озабоченно оглядел бродящие за кривляющимся знойным горизонтом песчаные облачка. Их было три. — Что остановился? — спросил он, снова поворачиваясь к Ар-Шарлахи. — Передумал? Или ещё колеблешься?

Ар-Шарлахи невесело скривил рот под повязкой.

— Ты ж видишь, что там делается, — сказал он, тоже прищуриваясь на зыбкий колеблющийся горизонт. — Поневоле остановишься… Решил вот ночи подождать…

Некоторое время оба смотрели в одну сторону.

— Осмелели, — равнодушно произнёс Тианги, но от этого лениво обронённого слова Ар-Шарлахи почему-то пробрал озноб. На убийственном солнцепёке полдня.

— Да, осмелели, — задумчиво повторил Тианги. — Того и гляди из-за горизонта вылезут… Самое время припугнуть…

Он вынул из складок плаща странную вещицу, с виду похожую на плоскую металлическую черепашку, и что-то на ней сдвинул, отчего черепашка тоненько пискнула. Затем Тианги одним движением вытянул из вещицы гибкий поблёскивающий прут и поднёс устройство к губам. Вновь полилась плавная певучая речь, изобилующая придыханиями и, казалось, растворяющая согласные звуки.

Больше всего это напоминало молитву. Вполне возможно, что металлический предмет был амулетом или изображением какого-то божества… Однако Ар-Шарлахи не успел развить эту свою мысль, потому что амулет внезапно ответил, забормотал, причём на том же самом языке, на котором к нему обращался Тианги. Ар-Шарлахи попятился, споткнулся, вздымая песок, взмахнул руками и лишь чудом удержался на ногах.

Тианги загнал металлический прут в устройство, чем-то щёлкнул и весело взглянул на ошеломлённого собеседника.

— Ну, хоть чего-то испугался, — ворчливо заметил он. — А то я уж думал, ты от общения с премудрым Гоеном совсем бесстрашным стал… Насколько я помню, Гоен ведь даже приметы отрицал?

— Не все… — хрипло сказал Ар-Шарлахи, не сводя глаз с онемевшей вещицы. Тианги засмеялся.

— Это я поговорил с нашей базой на юге, — объяснил он. — Кстати, сегодня утром тобой сильно интересовался Улькар.

— Государь? — растерянно переспросил Ар-Шарлахи. — Он здесь?

— Нет, конечно. Он в Харве. — Тианги пытливо всматривался в собеседника, словно ждал от него чего-то.

— С помощью… — готовым отдёрнуться пальцем Ар-Шарлахи указал на металлическую черепашку, — …вот этого?

— Совершенно верно. — Тианги кивнул и поглядел на него с уважением: — Я смотрю, с тобой приятно будет работать… Так вот, Улькар прямо-таки требовал, чтобы мы отправили тебя к нему.

— И что вы ему ответили?

— Послали его к верблюду, — спокойно ответил Тианги. — Что ещё можно ему было ответить?.. — Он взвесил металлическую вещицу на ладони и вдруг протянул её Ар-Шарлахи. — Хочешь, подарю?

Тот чуть отпрянул, но не попятился.

— Нет… — севшим голосом ответил он. — Вы нам уже много чего подарили… Боевые щиты, стальные цепи с браслетами…

Договорить Ар-Шарлахи не успел. Тёмный от зноя зенит словно раскололся. Свист и грохот. Трижды грязно-дымная полоса со страшным треском разрываемого железа пересекала небо наискосок и уходила за горизонт. А в следующий миг там, где только что кривлялась пыльная гривка, вставал жёлтый, набухший огнём сгусток. Три сгустка.

— Ну вот и всё, — молвил Тианги. — Дорога свободна. А ты всё-таки подумай, Ар-Шарлахи… Мы редко кому что предлагаем…

Глава 25 Куда-нибудь!

— Позволено ли мне будет выразить своё мнение, досточтимый?

Некоторое время Тамзаа изучал смуглое бесстрастное лицо секретаря. А может быть, и померещилось… Похожи… Ну так, в конце концов, все молодые люди чем-то друг на друга похожи. Как, впрочем, и зрелые. Многие, например, находят, что самого Тамзаа и его заклятого врага караванного Хаилзу со спины весьма легко перепутать: одна осанка, одна фигура…

— Говори.

— Не стоит сейчас докладывать об этом государю.

— Почему?

— Государь не в духе.

Любопытно! Тамзаа прищурился. Откуда бы это мальчишке-секретарю, не вхожему во внутренние покои, знать, в каком расположении духа пребывает Улькар?

— И каким же образом это стало тебе известно?

— Мне так кажется.

Досточтимый Тамзаа вскочил и швырнул пергамент на стол. Казалось, сановник вот-вот даст волю гневу, как это часто с ним случалось, но округлые плечи под алым шёлком халата внезапно обмякли, кулаки разжались, и, подойдя к секретарю вплотную, Тамзаа спросил его очень тихо:

— Кому ты служишь, Ирва?

— Тебе, досточтимый.

Он произнёс это очень серьёзно и без тени подобострастия. Не вздрогнул, но и не удивился вопросу. Несколько секунд Тамзаа бешено смотрел в бестрепетные карие глаза, потом раздражённо фыркнул и отвернулся. Заложил руки за спину.

— А как я могу умолчать, если мне приказано докладывать обо всём, что происходит хотя бы рядом с кивающими молотами? — сквозь зубы осведомился он.

— Однако сведения поступили слишком уж невероятные, — мягко заметил секретарь. — Можно усомниться в их истинности и потребовать подтверждения. На это уйдёт самое меньшее дня три.

Тамзаа обернулся:

— Хорошо. Дня три. А дальше?

— А дальше государю скорее всего станет не до того.

Зловещая усмешка сановника бросила бы в дрожь любого. Только не Ирву.

— До чего, позволь спросить?

— До морской воды, например.

— Та-ак… — протянул Тамзаа и оглядел юношу чуть ли не с восхищением. — Стало быть, догадался?

— Не догадаться было трудно, — сдержанно ответил тот.

— Ладно. Допустим. И что же, по-твоему, отвлечёт государя?

На этот раз Ирва ответил не сразу, и почтительный голос его был отчётлив, но еле слышен:

— Мысли о вечной жизни приходят, когда трон крепок. А стоит ему пошатнуться — и уже не до них.

Тамзаа вздрогнул и оглянулся на дверь. Дверь была плотно прикрыта. Тогда он снова повернулся к секретарю. Взгляд больших карих глаз был по-прежнему твёрд. Ирва, несомненно, знал, чем рискует, роняя такие намёки при своём господине и благодетеле.

— А он… пошатнётся? — неслышно, одними губами спросил сановник.

— Судя по всему, да.

— Откуда ты знаешь? — выдохнул досточтимый.