Раздробленный свет

Мэй включает головизор, который занимает половину стены гостиной. Ее дети явно развлекательные наркоманы, пол завален игрушками и сопутствующими товарами, что делают программы для детей более захватывающим. Каналы мерцают слишком быстро, Мэй откашливается.

— Извините, глазные трекеры сбоят.

Гидеон плюхается на один из диванов, вытаскивает наладонник и, без сомнения, изучает, есть ли какие-нибудь сподвижки после нашего сообщения детективу. А я не спускаю глаз с Мэй, наблюдая, как она борется с управлением, моргая слишком быстро для того, чтобы трекеры работали должным образом.

Что-то здесь не так.

Она, наконец, находит нужное кино, а затем жестом приглашает меня расположиться на диване.

— Я пойду немного приберусь на кухне, а потом присоединюсь к вам.

Я иду к дивану, когда она возвращается на кухню, безупречно чистую кухню, и останавливаюсь, где я все еще могу видеть ее под углом, через зеркало в прихожей. Как только она выходит из прямой видимости гостиной, она снова прижимает руку к наушнику, губы двигаются, но голос неслышен из-за звуков вступительных титров фильма. Она до сих пор не закончила общаться по телефонному звонку, что произошел ранее.

Мое сердцебиение учащается, я опускаюсь на диван в нескольких футах от Гидеона, пытаясь поймать его взгляд. Он даже не отрывает глаз с наладонника — когда он чем-то поглощен, его не оторвешь — поэтому я потихоньку пододвигаюсь ближе, пока бедром не упираются в него. Это заставляет его подпрыгнуть, наладонник падает на колени, когда он смотрит на меня, подняв брови.

— Алиса, с тобой все хорошо? — спрашивает он, и хотя его голос дразнящий, я вижу, как его рука начинает ползти ко мне.

— Говори тише и постарайся выглядеть нормально, — говорю я тихо, не шепотом, потому что шипящие шепота разносится дальше, чем тихий голос, — просто бормоча, как будто мы просто общаемся. — Что-то не так.

— Что ты имеешь в виду? — Гидеон смотрит на наладонник, как будто там может быть ответ на его вопрос.

— Мэй. С ней что-то происходит… язык ее тела полностью изменился.

— О чем ты вообще? — Гидеон откидывается назад, но даже в зеркале невозможно разглядеть кухню с того места, где мы сейчас находимся. — София, ты должна как-нибудь расслабиться. Мы сделали то, что должны были сделать, полиция займется этим. И я знаю Мэй уже четыре года. Она могла сдать мою личность в гиперсети десятки раз, но так и не сделала этого. Здесь мы в безопасности.

— Именно то, что раз ты так хорошо ее знаешь, не делает это невозможным. — Я не против использовать нашу близость, чтобы привлечь его внимание, и положить свою руку на его руку. — Я ее совсем не знаю, никаких предубеждений, и говорю тебе, что бы это ни был за телефонный звонок, что-то происходит. Она сдала нас, или думает об этом, или о чем-то, что я даже не могу предсказать, но что-то не так. Ты должен послушать меня.

Гидеон колеблется, затем резко отводит руку, нахмурив брови.

— Зачем ты пытаешься разыграть меня? Настроить меня против друга? Что это тебе дает?

Я смотрю на арку, ведущую на кухню, чтобы убедиться, что разочарование не заставит мой голос повыситься.

— Ничего! Боже, Гидеон, ты же не думаешь, что я бы отдала что-нибудь, чтобы просто сидеть здесь и смотреть фильм, и быть в безопасности, хоть раз, хоть раз? — К моему ужасу, я чувствую, что мои глаза начинает жечь, и не потому, что я пытаюсь плакать. Теперь слезы сделают Гидеона еще более уверенным, что я пытаюсь его разыграть. И вот они, угрожая выплеснуться наружу, заставляют меня моргать, чтобы сдержать их.

Потому что даже когда я говорю эти слова, я понимаю, что они правдивы. Впервые после смерти отца желание быть здесь, в безопасности, на диване с парнем, которого я едва знаю, кажется более реальным, чем необходимость заставить Лару заплатить. И это пугает меня больше всего.

— Я доверяю Мэй, — говорит он низким и твердым голосом. Только сейчас я вижу его страдания из-за потери его берлоги. Он не готов в придачу ко всему потерять последнее убежище. — Я доверяю ей гораздо больше, чем тебе.

Я делаю медленный вдох, стараясь не замечать, как мне больно. Но я не могу его винить. Он не должен мне доверять.

— Купить можно кого угодно, — мягко отвечаю я. — У каждого есть слабости. Ее верность тебе перевешивает ценность ее собственной жизни? Жизни ее детей?

Назло самому себе, взгляд Гидеона скользит к каминной полке над головизором, где фотографиями близнецов заставлено каждое пустое место.

Я использую свое преимущество, как только могу.

— Скажи ей, что мы собираемся проверить зацепку, встретиться с контактом, что угодно. Придумай какой-нибудь предлог, из-за чего мы должны уйти, и если она попытается заставить нас остаться, ты поймешь, что она задерживает нас здесь по какой-то причине.

Гидеон, онемевши, только качает головой, глядя на экран головизора, где разыгрывается сцена на борту космической станции под звуки недавнего поп-хита. Когда Мэй возвращается, неся большую миску попкорна, он смотрит на нее с улыбкой, его гнев тает. Мое сердце замирает.

— Вот, пожалуйста, — говорит она, передавая нам миску. — Никакой синтетики, только настоящая кукуруза. Сделав ошибку, попробовав ее как-то раз, теперь мои дети не притрагиваются к ней. — Она откашливается и отворачивается, чтобы вернуться на кухню.

— Ты не собираешься смотреть с нами? — спрашивает Гидеон, ставя миску на колени.

— О нет, у меня есть дела поважнее. — Мэй не оборачивается.

Гидеон замолкает, глядя на миску и заметно сжимая челюсти. Затем, медленно, произносит:

— Ну, мы тоже не можем долго здесь оставаться. Я сконнектился с одним из моих контактов, и нам нужно добраться до места встречи до того, как связь с ним оборвется.

На какой-то дикий момент мне хочется протянуть руку и дотронуться до него, но я подавляю этот порыв. Даже если он проверяет мою теорию, это не значит, что он хочет меня утешить.

Мэй замирает в арке. Ей требуется всего лишь доля секунды, чтобы обернутся, а затем она принимает такую непринужденную позу, когда опирается на дверной проем, что все становиться слишком очевидно даже для Гидеона.

— Не беспокойся об этом, — улыбаясь, говорит она. — Вы оба выглядите уставшими. Просто отправь сообщение, скажи своему контакту, что заскочишь вечером или завтра. Тебе нужен отдых больше, чем та информация.

Гидеон наклоняется вперед, ставит миску на кофейный столик и встает.