Раздробленный свет

Девушка снова говорит, ее тон сухой.

— Я полагаю, ты уверен.

— Я уверен, ghr'a*, - говорит он ей, когда отпускает меня. — Это София. Это она спрятала меня в городе, когда… — ему не нужно заканчивать предложение. Она знает. Я вижу это в ее глазах: она знает, кто я, и мое место в их истории на Эйвоне. О моем отце…

— Я понятия не имела, что ты будешь здесь с делегацией Эйвона, — говорю я, полностью осознавая, что бормочу. — О Боже, Флинн, я не могу поверить… ты понятия не имеешь, как сильно я… — я отступаю от него, чтобы посмотреть на девушку, наблюдающую за нами. Гидеон выползает из-под пульта. Он не выглядит довольным, увидев меня в объятиях Флинна. В то время как девушка Флинна не выглядит даже отдаленно угрожающей.

Потому что она именно такая. Хотя я и покинула Эйвон до того, как у нас появился официальный флаг, я узнала герб на ее куртке: кельтский узел вокруг звезды. И теперь, когда у меня есть понимание, не говоря уже о том, что Флинн назвал ее моя любовь, я знаю, кто она. Капитан Ли Чейз. Бич Эйвона. Защитник Эйвона, если послушать версию Флинна.

Флинн качает головой.

— Я думал, они отправили тебя в Парадиз. Какого черта ты здесь делаешь?

У меня перехватывает дыхание. Я здесь, чтобы прикончить Родерика Лару, кричат мои мысли. Но Флинн никогда не был склонен к насилию, и Гидеон попытается остановить меня, если узнает, что я все еще хочу смерти Лару. Поэтому я проглатываю клубок эмоций и вместо этого говорю:

— Я предполагаю, что мы здесь по той же причине, что и вы.

Флинн бросает взгляд на Гидеона, поднимая брови.

— Кто твой друг?

Для любого другого быстрое изменение темы было бы не последовательностью. Но я знаю, почему Флинн спрашивает.

— Кто-то, у кого есть основания полагать, что трансляция с Эйвона была правдой, — осторожно отвечаю я.

— Ты доверяешь ему? — Глаза Флинна возвращаются ко мне.

У меня нет ответа для него. Нет, я не доверяю ему. Нет, он монстр, который терроризировал меня весь последний год. Нет, и вы можете вытолкнуть его из ближайшего шлюза. Нет, но он мой единственный союзник.

— Мы здесь вместе, — говорит Гидеон, когда мое продолжающееся молчание начинает неловко растягиваться.

— У нас были основания полагать, что Лару что-то планирует на торжестве. — Я уклоняюсь от вопроса доверия, пытаясь игнорировать то, как брови Флинна взлетают вверх при слове вместе. Я смотрю на девушку, Чейз, которая все еще выглядит настороженной, хотя ее рука больше не висит над пистолетом. — Что-то, что связанно с… хм…

— С разломом. — Флинн заканчивает фразу за меня, заслужив резкий взгляд Джубили и испуганный взгляд Гидеона. — С таким же успехом можно узнать слона в комнате. Или не в комнате, в зависимости от обстоятельств. — Он кивает в сторону пустого пространства, где должен был быть гиперпространственный двигатель… или разлом.

— Если ты с Эйвона, — говорит Чейз, подходя к нам, — тогда ты поймешь. Мы должны убедиться, что то, что там произошло, больше никогда не повториться.

Флинн тяжело вздыхает.

— Послушайте, через минуту здесь будет остальная часть нашей команды. Я послал им сигнал, когда мы обнаружили исчезновение разлома. И тебе будет трудно в это поверить, но…

Он замолкает. Он видит по нашим лицам, что мы смотрим мимо него, на лестницу. Во главе нее стоит Тарвер Мерендсен в своем безупречном вечернем костюме, а рядом с ним Лили Лару во всей своей великолепной красе.

Как такое возможно? Я чувствую, как пульс стучит в висках. Остальная часть нашей команды, сказал Флинн, но перед нами стоит и смотрит на нас семья Родерика Лару.

Как эти четыре человека могли оказаться в этом месте? И все вместе?

И тогда я вспоминаю слова Гидеона, когда мы впервые встретились: что он был уверен, что выжившие с «Икара» столкнулись с теми же существами, которые терроризировали Эйвон в прошлом году… с шепотами, как Флинн назвал их в своей трансляции.

Я все еще пялюсь на них, и каждая моя последняя придумка вылетает у меня из головы, когда я понимаю, что Лили Лару смотрит мимо меня. Я оглядываюсь и вижу Гидеона. Когда я вижу его лицо, мое сердце поднимается еще на одну невозможную ступеньку. Серьезное, неулыбчивое, застывшее. И когда я снова возвращаю взгляд, лицо Лили Лару становится абсолютно белым.

Ее рот открывается, губы формируются в форме слова, которое я не могу определить. У нее уходят долгие секунды на то, чтобы перевести дыхание и заговорить, а когда она говорит, это получается тонкий, испуганный шепот.

— Саймон?

*ghr'a (ирл.) — любовь, в данном случае скорее всего он говорит: любимая.

Дочь нашего хранителя; зеленоглазый мальчик из серого мира; девушка, чей отец умрет и оставит ее сломленной; поэт со сталью и красотой в душе; сирота, чьи мечты имеют такую надежду…

Скоро они все будут разбиты из-за мужчины с голубыми глазами, и когда это произойдет, мы увидим, кем они станут. Ибо если они падут, как пали мы, мы отвернемся от этой Вселенной навсегда и оставим ее во тьме.

Прослеживая их пути, их возможное будущее, мы видим тусклость там, где пересекутся их линии. Сдвинься так или иначе, и они пойдут своими путями, никогда не встретятся, никогда не покажут нам, каким может быть человечество.

Но есть… шестой. Добавь его к остальным и мрак рассеется. Это не так уж трудно, потому что его путь уже близок к пути дочери нашего хранителя.

Шесть жизней, шесть нитей. Мы увидим, как они переплетутся.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ГИДЕОН

ГЛАЗА ТАРВЕРА МЕРЕНДСЕНА переводятся с моего лица на Лили. Он напрягается, на его лице явно вырисовывается удивление.

— Саймон? — вторит он… имя что-то значит для него. — Саймон, парень, с которым…

— С которым она должна была быть, — заканчиваю я за него, когда Лили не делает ни малейшего намека на ответ. — Саймон, который умер за нее, Саймон, которого она забыла, как только его отправили на линию фронта. — Я не хочу смотреть на лицо Лили, но ничего не могу с собой поделать. Она смотрит на меня так, будто я воскрес из мертвых. Она смотрит на меня, будто я просто еще один призрак.

Тарверу приходится взять ее под локоть, когда они спускаются по лестнице. Она не смотрит, куда ставит ноги, и практически спотыкается.

— Что, черт возьми, происходит? — требует он, теперь игнорируя Софию. Софию, стоящую всего в нескольких футах, молчаливую и бесстрастную. Софию, которая услышала, как я раскрыл еще одну ложь. Я и не понимал раньше, как много из того, что говорил ей, было ложью. Но теперь, видя, как ложь выстраивается одна за другой… и я думал, что не могу доверять ей?