Разгневанная река
Шрифт:
Все считали их хорошей парой, и сама Куен думала так, но почему-то в душе у нее таилась грусть, особенно первое время после женитьбы. Куен казалось, что все должно быть как-то по-другому. Она-то мечтала о такой любви, без которой и жизни нет, а пришлось думать о том, что пора создавать семью. Впрочем, Куен ни в чем не могла упрекнуть Ле. Она уважала и любила его, и чем больше жили они вместе, чем больше она узнавала его, тем сильнее становилось ее чувство. Но что поделать, стоило ей подумать о той давней истории, и она чувствовала боль в душе. Да, такие вещи так просто не забываются, это не стряхнешь с себя, точно пыль с платья!
Куен
Ан вдруг вздохнула и подняла глаза на Куен.
— Знаешь, Куен, — произнесла она, — постарайся выкроить пару дней, съезди в Хайзыонг. Не будь при мне детей, все было бы проще… Поговори там с товарищами, пусть помогут мне найти какую-нибудь работу в Хайзыонге, чтобы я могла за детьми присматривать и в организации работать. Я бы могла, скажем, оставить их у тети Бэй и регулярно наведываться к ним.
Куен так обрадовалась, что не могла произнести ни слова, и в порыве благодарности схватила Ан за руку.
— Ну да! Конечно, так лучше всего! И как это я не додумалась. Завтра проводим Сона, а послезавтра поедем с тобой в Хайзыонг.
Народу на вокзале было столько, что буквально яблоку негде упасть. К длинному составу скорого поезда, отправлявшегося, на Юг, уже прицепили паровоз. Перед блестящими, свежевыкрашенными вагонами стояли по подразделениям бойцы Народной Армии, почти все еще юные, в пилотках с золотыми звездочками, вписанными в красный круг. Над их головами колыхались алые, переливающиеся в ярком свете электрических ламп полотнища. А рядом толпились провожающие: делегации от учреждений, родители, жены, дети, братья, сестры, любимые девушки и друзья. На перроне стоял гул. И вдруг лад толпой взметнулась песня: «…Гремят выстрелы над Южным Вьетнамом, призывая весь народ на борьбу с врагом…» Это запели бойцы одного из подразделений, песню подхватили девушки, отбивая ритм ладонями. Потом песня перекинулась дальше. Вдоль состава пробежали железнодорожники, видно, скоро отправление.
Ан с детьми не отходила от Сона. Как много важного хотела она ему сказать, а теперь, когда пришло время расставаться, твердила одно: «Только не забывай писать мне!» Сон подхватил на руки Чунга и поцеловал его.
— Слушайся маму, хорошо кушай, тогда быстро вырастешь и тоже пойдешь в нашу армию!
Тху теребила Сона за гимнастерку:
— Дядя, держи безрукавку, а то забудешь. И мне обязательно пиши!
— Ладно, ладно, но ты должна аккуратно отвечать мне. Хорошо учись и присматривай за братишкой, помогай маме.
Ан совала Сону кошелку с хурмой и все повторяла:
— Не ленись писать почаще. Не забывай нас.
Вдруг раздались свистки и понеслась команда: «По вагонам!» Где-то впереди протяжно завыл паровозный гудок.
Провожающие бросились к бойцам, чтобы в последний раз проститься.
— До свидания, сестра! — громко крикнул Сон и помахал рукой. — До свидания, Чунг и Тху!
Ан, держа ребят за руки, старалась пробиться сквозь толпу поближе к брату.
— Сон, Сон! — кричала она на ходу.
Бойцы стали быстро взбираться по лестницам в вагоны. Их лица замелькали в раскрытых окнах. Они махали руками, звали своих близких, чтобы еще раз увидеть их.
— А-ан! До свидания, А-ан! — донесся голос Сона сквозь гул голосов.
— Я здесь, Сон, я здесь!
Сон увидел сестру и замахал рукой.
— Мама, подними, мы тоже
хотим помахать дяде!— До свидания, Сон, до свидания!..
Паровоз снова оглушительно заревел, тяжело вздохнул, выпустив клубы пара, вагоны дернулись и покатились. Из вагонов полилась песня: «…Идет Народная Армия с единой волей спасти Родину…» В следующем вагоне подхватили ее, и вскоре уже весь состав пел. Вслед отъезжающим трепетали, прощально помахивая, красные флажки, пестрые букеты, ладони родных и близких.
Ан, все так же держа ребят за руки, силилась разглядеть в окне своего Сона.
«Идет Армия Вьетнама… Развевается алое знамя с золотой звездой…» — летела песня. Вот поезд стал исчезать вдали.
4
Моросил дождь. Берега Лыонга вновь покрылись светлой зеленью молодой кукурузы. Теперь река спокойно катила свои воды сквозь кисею моросящего дождя. Приближались холода.
Как-то днем, когда Соан с братом копошились в огороде, послышался голос Коя: «Соан, ты дома?» Услыхав ответ, он прошел прямо в сад и, остановившись среди пышных кустов батата и гороха, громко сказал: «Ты смотри! В этом доме неплохо выполняют совет нашего дяди Хо! Да где же ты, Соан?»
Соан поднялась из зарослей сахарного тростника, стряхивая землю с рук.
— Входи, в дом, Кой.
Кой вошел, сел на топчан, снял с плеча брезентовую планшетку и огляделся.
— Да, ребята неплохо помогли вам устроиться. Не хватает только стола и бамбукового стула. Но сразу чувствуется, что в доме нет мужчины, кальяном даже не пахнет.
Соан улыбнулась, налила ему чаю.
— Давай схожу к соседям, принесу кальян.
— Ладно, не нужно. У меня к тебе два дела. Сколько вам выделили земли на двоих?
— Спасибо, почти три сао. Дали участок сразу же за пагодой. Очень близко. Ка! Сбегай к соседке, принеси кальян!
— Участок этот я знаю, жирная земля. Прежде староста Тон берег его, как могилу предков!
Кой разговаривал с Соан и не переставал удивляться. Прошло всего каких-нибудь несколько месяцев, а как изменилась девчонка! И ведь ест всего два раза в день — утром рис, вечером батат, — а уже порозовела, похорошела и приоделась даже. Но главное, изменилось выражение лица, никаких следов прежней угрюмости и озлобленности. Счастливец этот Мам. Кой улыбнулся.
Прибежал Ка с кальяном. Кой заправил его, сделал глубокую затяжку и продолжал:
— Ладно, перейдем прямо к делу, чтобы не терять зря время. Хочу поговорить с тобой насчет Ка, предложить ему поработать у меня. Как ты на это смотришь? Будет у меня связным здесь, в уезде, и от дома недалеко. Хочу, чтобы он вышел в люди, потом ему надо подучиться. А ты, Ка, что на это скажешь?
Ка расплылся в улыбке:
— Я-то хочу, да вот…
Ка покосился на сестру. Соан стояла, опустив голову, руки ее машинально теребили лучину.
— Да что может быть для него лучше. Только мы с ним так долго жили врозь…
— Ну ладно, вы еще подумайте, посоветуйтесь. Если и через неделю-две дадите ответ — не страшно. А что касается второго вопроса, то тут надо решать сразу! — Кой улыбнулся. — Я был в провинции, встретил там Мама. Ему дали недельный отпуск. Сейчас он в Комитете, договаривается насчет набора в армию добровольцев, а завтра будет здесь.
Соан вспыхнула, залилась румянцем. А Кой продолжал как ни в чем не бывало: