Разговор с лошадью. Изучение общения человека и лошади
Шрифт:
55
тоже начинает есть из ведра, и мы сразу начинаем с ней разговаривать, так же, как с Джеком. И даже если она все-таки испугается и убежит, то все равно через некоторое время вернется к ведру. Через 7 –
10 дней мы уже беспрепятственно можем подходить к ведру, тихонько разговаривать с лошадью, обдувать ее дыханием изо рта, порой даже и положить на нее ладонь. К этому моменту я, как правило, становлюсь для лошади членом нашего маленького табуна, которого она воспринимает совершенно нормально.
Примерно через неделю мы начинаем на время кормления приводить этих двух лошадей во двор. Это тоже довольно легко. Моя жена или другой помощник надевает недоуздок на учителя и ведет его. Я подхожу к ученику, беру ведро, из которого он ест, и направляюсь в сторону двора. Если в ведре еще остался корм, ученик бросится за мной. Через достаточно короткое время, когда я поднимаю ведро, в которое он опускает морду, малыш послушно следует за мной. Таким образом, он привыкает следовать за мной без недоуздка.
Два-три дня спустя, я несу ведро не позади себя, а впереди, чтобы лошадь шла не следом за мной, а рядом. Это первый маленький шаг к тому, чтобы научить лошадь ходить рядом, когда моя рука лежит у нее на шее. Когда она привыкнет, то будет следовать за мной, как только я положу руку ей на шею. При этом голова лошади опущена, как бы придавлена моей рукой. После этого
Самым большим успехом нашего метода приручения я считаю маленькую кобылку по кличке Спитфайер. Впервые я увидел ее на ярмарке в Лланибитер. К ее ногам жался жеребенок, а следующий уже был в животе. Когда ее вывели на ринг, она попыталась сбежать, бросившись прямо в толпу. После всеобщей суматохи ее поймали и привели обратно. Купил ее мой друг. В течение следующего полугода я видел ее всего несколько раз. Но где-то в конце весны мой друг предложил мне поменять одну из моих лошадей на эту кобылу. Он говорил, что ничего не может поделать с этой мерзавкой, даже не смог поймать ее, чтобы отвести на случку и поклялся продать ее на собачьи консервы, если я не заберу кобылу себе. Я поехал взглянуть на предмет нашего разговора. В ту пору ей было 8 лет, очень миниатюрная, темно-гнедая, с хвостом и гривой серебристого цвета. У нее уже дважды или трижды были жеребята, но сейчас, похоже, она стала бесплодной. Мне не приходилось видеть более изможденного пони такого возраста. Мы ударили по рукам, и в шесть вечера я приехал за покупкой. Это была моя ошибка. Если вам нужно перевезти трудную лошадь, никогда не намечайте это мероприятие на вечер. Такие вещи следует делать с утра, когда впереди еще долгий день. Кобылка паслась на ближнем к двору поле с небольшим табунком пони. Четверо людей с палками встали по сторонам узкого прохода к воротам. Мне это не понравилось, но я промолчал, потому что находился на чужой ферме. Люди встали наизготовку и приготовились к развлечению. К счастью, все прошло довольно гладко. Кобыла с шестью другими пони вошла во двор, а потом ее удалось загнать в денник. Она попыталась удрать, перепрыгнув через 6-футовую стену, но получила затрещину и отступила. Позже я выяснил, что она пять раз сбегала, перепрыгнув такую стену. Также она умудрялась перепрыгивать через железные ворота высотой 4 фута 6 дюймов. Я собственными глазами видел, как однажды она перепрыгнула через рельсы, положенные на столбы высотой 3 фута 6 дюймов, позади которых был откос 10 футов глубиной. Мой друг объяснил, что он пытался загнать ее в денник много раз, и только сейчас у него это получилось. Уверен, что это случилось благодаря тому, что всем пони дали возможность спокойно зайти во двор, а не гнали их. И так как Спитфайер никто не трогал, она спокойно последовала за всеми. Никто не подходил к ней ближе, чем на 20 ярдов. И так как весь табун оказался во дворе, у кобылы не было возможности перепрыгнуть ворота. Затем мы перевели пони из
56
большого двора в малый. Им потребовалось полчаса, чтобы пройти расстояние в 50 ярдов, но мы их не торопили, просто слегка направляли в нужное место. Когда весь табун оказался в большой конюшне, мы стали по одной выпускать лошадей. Трижды Спитфайер пыталась пробиться к двери и вырваться наружу. В конце концов, мы с кобылой остались вдвоем в помещении 18 х 14 футов. Настал момент истины: пора было надевать недоуздок. Я взял недоуздок и, войдя в помещение, направился к пленнице. Она ринулась убегать с непостижимой скоростью. Когда она немного успокоилась, я снова попытался приблизиться, что заставило ее снова пуститься наутек. Но спустя какое-то время ее движения стали медленнее, и я смог подойти и дотронуться до нее кончиками пальцев. Передо мной мелькнули передние копыта и зубы. Мне пришлось стукнуть ее по морде, и кобыла отступила в угол. Я был вынужден вернуться в свой угол и начать все сначала. Минут через 20 я снова смог прикоснуться к ней пальцами, и она снова меня атаковала. Я снова стукнул ее по носу, и мы разошлись по своим углам. Так прошло более двух часов, с нулевым результатом: как только мне удавалось дотронуться до кобылы, она атаковала меня, получала по носу, и мы расходились по углам. Уже темнело, и мне следовало поторопиться. Единственное, что мне оставалось, это взять в руки деревянный щит и прижать лошадь к стене. Я почти преуспел, когда Спитфайер взвилась в воздух и перепрыгнула через щит. Пришлось начать все сначала. Минут через 20 мой маневр все же увенчался успехом, и мне удалось положить на кобылу ладонь. Но как только моя ладонь начала скользить вверх по ее шее, она повернулась и оттяпала мне кусок руки. Пришлось отступить. Как только она почувствовала, что может вырваться, то сразу нырнула под щит, приподняла его головой и улизнула. Мы снова оказались в начальной точке. Не переставая тихо и дружелюбно разговаривать, я снова сумел прижать лошадь к стене. На этот раз мне удалось накинуть на нее недоуздок и закрепить его.
Теперь передо мной встала другая проблема: как ее вывести из денника. Но все оказалось гораздо легче, чем я предполагал. Я закрепил на недоуздке вторую веревку и вывел ее из-за щита, открыл дверь денника и позволил кобыле выбежать под навес вслед за мной. Пока она кружила возле меня под навесом, я постепенно укорачивал веревку. Когда я приблизился, она попыталась атаковать меня передними копытами и зубами, но я увернулся и оказался сбоку. Перехватив веревку так, что моя рука плотно легла под подбородком, я встал вплотную сбоку от лошади, и она стала успокаиваться. Мы с ней шагом кружили по периметру, плотно прижавшись друг к другу, и она постепенно становилась все тише и тише. Потом мы без приключений прошли через двор и вошли в трейлер, где я ее и привязал так, чтобы в случае необходимости суметь быстро отвязать. К счастью, она больше не пыталась меня атаковать, потому что здесь ей могло бы повезти больше. Добравшись до дома, я оставил кобылу на ночь в конюшне.
Я
считаю необходимым объяснить, что именно мы с кобылой говорили друг другу. Когда она оказалась в деннике, я смог на ней сконцентрироваться и приступить к обычной процедуре: успокоить ее при помощи голоса и ЭСВ. Почувствовав на себе мои пальцы, она атаковала меня, потому что в прошлом, очевидно, с ней плохо обращались, и она считала, что единственный путь избежать нежелательного контакта – это нападение на любого, кто пытается к ней прикоснуться. Итак, она бросилась на меня, говоря: "Назад, назад, назад, или порву на паззлы!". В ответ она получила от меня по носу, что означало: "Если ты будешь так делать, то я сам порву тебя на паззлы". После этого мы расходились по своим углам, чтобы начать все сначала. Теперь о времени. Если бы я все сделал, как следует, то начал бы работать с кобылой утром. Весь процесс мог бы занять часа три-четыре, но я спокойно добился бы того, чтобы положить ладонь ей на плечо, а затем дело дошло бы и до недоуздка. Но я был ограничен световым днем, а оставить лошадь до утра и затем вернуться к ней, было самым неправильным, что только можно придумать. Пришлось использовать другие методы, которые при нормальных обстоятельствах я не использую.Всю следующую неделю трижды в день я сам давал кобыле корм и воду, чистил ее, шаг за шагом продвигаясь по пути приручения, пока она не начала полностью доверять мне и чувствовать себя в моем присутствии расслабленно. Она больше не пыталась вместо корма употребить части моего тела. Так мы подошли к следующему этапу: я начал пытаться взнуздать эту лошадь. Так как я в первый раз оставил ее в довольно большом помещении, я не стал переставлять ее в другое место, и она была просто привязана в стойле. Как только я ее отвязал, она начала бегать по помещению, так что у меня голова пошла кругом. В конце концов, она снова оказалась в стойле. Дав ей постоять две-три минуты, я стал приближаться, сохраняя полное спокойствие и расслабленность, чтобы иметь возможность воздействовать с помощью ЭСВ, и успокаивая ее голосом. Дотронувшись пальцами до плеча лошади, я стал продвигать руку так, чтобы она легла вокруг шеи кобылы, после чего надел недоуздок. Достигнув
57
такого успеха, я стал выпускать Спитфайер на ночь пастись с другими лошадьми. Каждый раз процесс возвращения в конюшню занимал массу времени. Даже если по внешнему периметру двора стояли люди, она выбирала самого малорослого и перепрыгивала через него, стремясь на волю. Правда, в течение двух месяцев мы достигли значительного прогресса: Спитфайер научилась спокойно заходить в открытые ворота конюшни. Никаких проблем с верховой ездой она не создавала, буквально с первого раза, как я на нее сел. Кобыла легко подчинялась контролю и управлению с помощью ЭСВ, оказалось, что она – прекрасная верховая лошадь и совершенно фантастический прыгун. Правда, она долго не позволяла дотронуться до копыт, и прошло много времени, пока ее удалось подковать без особых трудностей. Я сумел добиться такого результата только потому, что разговаривал с лошадью на понятном ей языке, и помог ей постепенно избавиться от ненависти, которую она испытывала к людям. В конце концов, Спитфайер очень привязалась ко мне.
Уже следующей зимой она подходила ко мне, когда я выходил на пастбище с ведром овса и шла за мной к конюшне, опустив нос в ведерко. К концу июня лошадка окончательно успокоилась и стала абсолютно послушной, хотя оставалась горячей и имела в запасе достаточно хитростей, так что новички ездить на ней по-прежнему не могли. Я продал Спитфайер молодой супружеской паре, и она им очень пришлась по душе. Все было славно, пока молодая женщина не забеременела. Её муж решил, что ездить на этой кобыле уже не для нее. Так лошадь снова оказалась на ярмарке в Лланибитер. Едва оказавшись на ярмарке, я понял что здесь же находится Спитфайер. Я ее чувствовал. Я прямиком направился к большой конюшне, где и обнаружил мою обожаемую Спитфайер. Я сожалел о том, что продал ее, и не хотел упустить возможности вернуть лошадку обратно. Так она снова оказалась у меня, и сейчас носит жеребенка от англо-арабского жеребца. Надеюсь, ее жеребенок хотя бы наполовину будет также хорош, как его мать. Спитфайер – это тот случай, когда метод приручения стал единственным средством, которое помогло добиться результата. Если бы она не попала к нам, ее, скорее всего, пристрелили бы.
Естественно, мне больше нравится работать с так называемыми трудными лошадьми, чем с теми, которые легко сдаются. Невозможно описать чувство моего удовлетворения, когда неуправляемая дикая лошадь, которая не позволяет прикоснуться к себе, а тем более ездить на ней, начинает любить свою работу и желает делать ее хорошо.
Я считаю, что на лошадь можно садиться только тогда, когда она спокойна и послушна. Этого результата я добиваюсь довольно просто. Утром, собираясь ехать верхом на "трудной" лошади, я проделываю один и тот же ритуал. Сначала минут пять – приручение. Как только лошадка успокаивается и стоит смирно, я кладу кончики пальцев на ребра в том месте, где укладывается подпруга. Моя рука совершает мягкие круговые движения, и в ответ лошадь подергивает шкурой, одно ее ухо направлено вперед, другое назад. "Какая умная девочка…" Затем продолжаю поглаживание пальцами уже обеих рук. Круги увеличиваются, я прислоняюсь к лошади, начинаю гладить ее спину, продвигаюсь вверх по обеим сторонам шеи. Если лошадь делает шаг вперед, я немного спускаюсь с шеи в сторону холки и спины, пока она снова не будет стоять смирно, направив оба уха вперед. Теперь ее мускулы расслаблены, напряжение отпускает, ментально мы настроены на одну волну. Снова продвигаюсь вверх по шее. Ощущаю зуд у нее под челюстью; почешем это местечко. Ну вот, можно надевать уздечку. Спускаю руки вниз по шее, беру оголовье, руки снова двигаются вверх по шее, одеваю оголовье. Застегиваю подбородный ремень, передаю жене закрепленный на оголовье чумбур. Беру в руки седло с закинутыми наверх подпругой и стременами. Кладу седло на спину лошади. Она напрягается и делает шаг вперед. Моя жена, которая все это время держит лошадь, успокаивая и приручая ее, также делает шаг вперед, вслед за лошадью. Я снимаю седло, лошадь стоит смирно. Снова кладу седло на спину, аккуратно, из-под живота лошади, беру подпругу, не затягивая, застегиваю один ремешок, и говорю, говорю не переставая. Более плотно застегиваю второй ремешок подпруги. Теперь можно максимально затянуть подпругу. Здесь могут последовать возражения, и лошадь начнет двигаться вдоль стенки бокса; но моя жена рядом, она тоже тихонько разговаривает с лошадью, успокаивает ее. Лошадь встает смирно. Проверяю, хорошо ли затянуты все ремни, перекидываю повод, воздействие которого смягчается мягким дутым трензелем. Подхожу вплотную к лошади, не переставая поглаживать ее плечо и бок. Приподнимаю левую ногу, и жена помогает мне лечь поперек седла. Лошадь делает шаг вперед, я соскальзываю вниз, иду рядом, пока она не остановится. Еще раз упор на седло, переношу ногу, очень медленно выпрямляюсь, не переставая разговаривать, успокаивать, приручать. Наконец, ноги в стременах. Лошадь начинает двигаться по боксу, потом останавливается, и моя жена закрепляет вокруг ее шеи чумбур, который держала в руках, потом открывает дверь и выходит наружу. Лошадь следует за ней, выглядывает из ворот, видит дорогу, ведущую в горы. Я прищелкиваю