Разговор с Вождем
Шрифт:
С трудом разместившись в рассчитанном на четырех человек десантном отсеке, тронулись, стараясь поскорее уйти подальше от места боя. Тело погибшего ефрейтора оттащили с дороги в лес – времени хоронить павшего товарища не было. Так и не пришедшего в сознание Сазова пришлось усадить, подложив под голову свернутый брезентовый чехол, поскольку в лежачем положении он занимал слишком много места, а самодельные носилки приторочить снаружи. Развернув на колене карту, Дубинин несколько минут изучал нанесенные на ней тактические значки, затем удовлетворенно кивнул и наклонился к сидящему за рулем Баранову, отдавая мехводу указания. Тот кивнул в ответ и прибавил скорость, высматривая через передние и боковое смотровые окошки обещанный комиссаром съезд с дороги. Минут десять
– Молодец, боец, глазастый! Съезжай с шоссе, там грунтовка должна быть. Если телеги проходят, то и мы уж как-нибудь протиснемся. Крюк, конечно, приличный выходит, но зато точно ни на какую колонну не напоремся. Главное, чтобы горючего хватило. Только езжай не торопясь, мало ли что впереди.
Бронемашина свернула на скрытую зарослями узкую лесную дорогу, судя по ширине колей и характерным отпечаткам подков между ними, используемую исключительно гужевым транспортом, да и то нечасто. Скорость упала километров до двадцати в час, зато в десантном отделении стало гораздо тише. Переваливаясь из стороны в сторону, пятитонный бронетранспортер неторопливо покатил куда-то на северо-восток. По бортам скребли ветви растущих на обочинах деревьев, порой колеса с почти неслышимым в гуле мотора хрустом подминали придорожные кусты. Комиссар прав: встречи с немцами, которых тот отчего-то называет «фрицами», здесь можно особо не опасаться. На бронемашине еще протиснешься, а вот танк уже не пройдет. И сверху петляющую по лесу грунтовку скрывают смыкающиеся кроны деревьев, так что и с самолета их не обнаружат. Видимо, Дубинин пришел к такому же выводу – напряженный до того взгляд особиста слегка потеплел, расслабляясь. Оглядев прижавшихся друг к другу красноармейцев, он хмыкнул:
– А царицу полей с морячками куда подевали?
– Простите, товарищ батальонный комиссар? – на правах старшего по званию переспросил сбитый с толку Захаров. – В каком смысле, подевали?
– Ну, я вот гляжу, тут у вас полное единение родов войск – танкисты, артиллерия, военно-воздушные силы, контрразведка – все в наличии. А вот пехотинцев с моряками не наблюдаю. Непорядок…
Едва не брякнув «исправим», комэск догадался, что, несмотря на совершенно серьезное выражение лица, тот шутит. Понаблюдав за лицом пилота пару секунд, комиссар широко улыбнулся:
– Ладушки, пошутили, и хватит. Как старший по званию, принимаю командование над нашей мотоманевренной группой. Вот теперь давайте знакомиться, ехать нам, по моим прикидкам, в этом таксомоторе долгонько. Кстати, что с раненым?
Выслушав объяснения, он коснулся ладонью пылающего лба лейтенанта и понимающе кивнул:
– Ого… лекарств у вас, как я понимаю, нет? Ему б от жара хоть что-нибудь выпить, а то не доедет ведь до госпиталя.
– Нет, – вздохнул Захаров. – В аптечках у тех парашютистов, которых мы в лесу перебили, были какие-то таблетки и порошки, но надписи-то все по-ихнему, а у нас никто языка не знает.
– Парашютистов? Не слабо, чувствую, вам есть о чем порассказать. А вот языки нужно было учить, по крайней мере язык наиболее вероятного противника. Нехорошо, товарищи. – Он на несколько мгновений замолчал, размышляя о чем-то своем, затем продолжил: – Ладно, давайте по порядку. А с лекарствами я разберусь, полечим лейтенанта. Я – батальонный комиссар Дубинин, Особый отдел штаба корпуса. Как и почему я здесь оказался, вам знать не нужно. Чтобы никаких недомолвок между нами не было, попрошу ознакомиться с моими документами и предъявить свои. – Комиссар полез в карман гимнастерки, остальные тоже зашевелились, доставая красноармейские книжки. – С капитаном я уже знаком, остальным – доложиться. Только кратко, без лишних подробностей. Ну и приключения ваши героические обрисуйте, пока тоже вкратце. Подробно уже у своих станем разбираться. Поскольку лейтенант у нас временно недееспособен,
начнем со следующего по званию. – Он взглянул на старшину Головко: – Докладывайте, товарищ старшина…– Вот оно, значит, как? – дослушав рассказ, вернее рассказы, поскольку Захаров и Гаврилов до этого времени о приключениях друг друга ничего не знали, Дубинин ненадолго задумался. – Ну, что ж, товарищи, воевали вы просто отлично, а что оказались в немецком тылу, не ваша вина, а стечение обстоятельств. Главное, что в плен не попали и оружие не бросили. Разумеется, все сведения будут проверены и перепроверены, но бояться этого не стоит, сами понимаете, какая сейчас ситуация и сколько всякой мрази на поверхность всплыло! И предатели имеются, и провокаторы, и вражеские шпионы, да и просто трусов с прочей шушерой хватает. Все, на этом политинформация закончена. Давайте фрицевские аптечки, погляжу, какой-нибудь аспирин или пирамидон там точно есть.
– Разрешите вопрос, товарищ батальонный комиссар? – протягивая тому трофейную аптечку, спросил Захаров.
– Разрешаю, только на будущее прошу обращаться просто «товарищ командир» или «товарищ комиссар», так короче.
– А почему «фрицевские»? От имени Фриц, что ль? Так их же по-разному зовут.
Дубинин пожал плечами:
– Это просто ты еще не слышал, капитан, что так немцев прозвали. Ну, вроде того, как они всех нас «Иванами» величают. Я утром двадцать второго первый бой в Брестской крепости принял, вот там кто-то из погранцов так их и назвал, мол «снова фрицы в атаку пошли». Запомнилось отчего-то.
– Понятно, – кивнул капитан, решив тоже на всякий случай запомнить новое название гитлеровцев.
Спустя десять минут Дубинин, высмотрев подходящее место, объявил о привале. Место оказалось удачным – дорогу пересекал неглубокий, но широкий овражек, в который и загнали бронетранспортёр. По дну оврага тек ручеек, оказавшийся довольно чистым. Можно и воды во фляги набрать, и в радиатор долить, и просто умыться. Небо оставалось светлым, но под кронами деревьев уже ощутимо стемнело. Бойцы с удовольствием выбрались наружу, разминая затекшие в неудобном положении мышцы и наслаждаясь тишиной, после монотонного гула и лязга кажущейся просто оглушающей.
Лейтенанта Сазова также вытащили из тесного десантного отделения и уложили на землю. После того как ему дали, предварительно растворив в воде, несколько найденных в аптечке таблеток, которые Дубинин назвал мудреными словечками «жаропонижающие, обезболивающее и противовоспалительные», температура у раненого впервые за последние дни немного спала, и он, так и не придя в сознание, заснул нормальным сном. И пилот подумал, что с этим комиссаром, да и с танкистами тоже, их отряду здорово свезло.
Дубинин, захватив из бронетранспортера свой пулемет, принялся перезаряжать оружие – запасной диск он, как оказалось, носил с собой в чемоданчике. Случайно бросив взгляд внутрь, Захаров заметил внутри толстые стопки заполненных убористым машинописным текстом бумаг, непривычного вида целлулоидную бутылку с прозрачной жидкостью и какие-то разноцветные провода. Торопливо отведя взгляд – комиссар ничего не заметил, – комэск мысленно хмыкнул: вон оно что! Особист-то, похоже, какие-то важные секретные документы спасает, чтобы, значит, в руки к немцам не попали. Так что в подобные дела лучше нос не совать, потом замучаешься в контрразведке отписываться, что видел да почему глядел, куда не следует. Развернувшись, Александр потопал к ручью, собираясь наполнить флягу и умыться. Неожиданно за спиной раздался голос механика-водителя:
– Тарщ капитан, разрешите обратиться?
– Обращайтесь, товарищ боец, – обернувшись, кивнул головой Александр.
– Вы ведь в тридцать третьем истребительном служили, я верно расслышал?
– Там, – мрачно кивнул Александр, с тоской подумав, что от родного полка, судя по всему, почти ничего не осталось. – Знакомый кто служит?
– Брат у меня там, младшой, Ванькой звать. Ну, то есть Иваном. Лейтенант Иван Баранов, не слыхали про такого? Тож истребитель, как и вы.
Закаменев лицом, пилот взглянул в глаза танкиста: