Разговоры о самом главном. Переписка.

Получила ваше письмо со страницами из журнала. Спасибо. Здорово!

Я опять подыхаю от жары.

Работать почти не удается. Но остался еще один месяц — и я опять буду дома…

Как идет жизнь? Одно дошло до меня: обидевшись на второй том, опять откладывают издание сборника стихов.

Саша, кажется, бузит, и мне это надоело. Вообще хочется в Москву, но там я — увы! — не могла дышать.

Вроде все… Не забывайте.

Н. Мандельштам.

В.Т. Шаламов — Н.Я. Мандельштам

7 августа 1967 года

Дорогая Надежда Яковлевна,

телепатическим образом позавчера в пять часов пополудни я взял с книжной полки тыняновскую «Проблему стихотворного языка» и проглядел эту книжку — оказывается, только для того, чтобы получить ваше письмо и смело на него отвечать, смело в смысле быстро. Конечно, молодая работа молодого Тынянова не бог весть что, но в ней есть свежесть, есть чувство новизны — больше там, где Тынянов погружается в «архаику», и меньше, когда встречается с современностью, с Блоком, с Хлебниковым, с Брюсовым. В тыняновском подходе, в опоязовском подходе для анализа все годится, все смешано, все равноправно: и Брюсов, и Блок, и Хлебников. Живая жизнь стиха, его душа не попадет в эти сети, в эти меридианы и параллели, наскоро очертившие и запутавшие глобус, великий шар поэзии. Для опоязовцев Земля — это глобус, не более. Статьи (вторая половина книги) поплоше, похуже «Проблемы». В «Проблеме» радостно открываются на берегах поэтической реки новые выступы, мысы, заливы — это плаванье, но это плаванье по мелководью. Новых горных вершин тут не видать — тыняновская лодка пушена по мелководью, по прибрежью. Это дачное плаванье. Не поток открытий и смутных определений, связанных с быстротой, новизной, неожиданностью, мощью потока. Великое достоинство тыняновских работ, а равно и всех авторов сборников ОПОЯЗа — это приближение читателя к вопросам истинной поэзии. Если хотите понять, что такое стихи, то надо читать работы ОПОЯЗа. Здесь не узнаешь секрета поэзии, чуда поэзии, возникновения, рождения. Но это — наилучшее, чуть не единственное на русском языке описание условий, в которых возникают стихи. И цепляясь за тыняновские фразы, за опоязовские фразы, вдруг находишь путь к настоящему. И хоть это настоящее не похоже на опоязовские рецепты — родилось это благодаря сосредоточению внимания на проблемах, обсуждавшихся в сборниках ОПОЯЗа.

Вот очень кратко о чтении. Я передал вчера Лотману книжку, которую вы мне дали,[338] восхищение и благодарность он пришлет вам и сам, кроме тех, что в этом письме. Сережа и Ольга Сергеевна благодарят вас. Демидову и Лесняку[339] я отослал почтой. Конец августа это недолго, но все же. Пишите.

В. Шаламов.

Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову

9 августа 1967 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Сегодня получила от вас письмо с апологией ОПОЯЗа и Тынянова. Это так и не так. Эти люди действительно задумались о поэзии, но все же они всерьез принимали Тихонова. Их методами можно объяснить только искусственно сделанную поэзию или шуточные стихи. Видимо, поэтика может существовать только в ограниченных рамках (ритмы, традиционные формы, исследования стиля эпохи или одного человека). Из всего этого поэзия не выводима. И не понять ее и из истории. Я недавно прочла у Трубецкого: из исторических условий гений не выводим, но его не понять без исторических условий. Во всех попытках подойти к поэзии хуже всего попытка наукообразного построения. Я читала, как Бердяев защищает философию от научных методов. Тем более поэтику… Научное исследование снимает только самый поверхностный слой.

Хорошая вещь — история, биография, описание пути… Общая характеристика… История литературных школ… Анализ ритма, словаря… Но лучше всего самая обыкновенная публицистика. Это утраченная, но необыкновенно важная вещь.

Еще смысловой и мировоззренческий анализ, то есть раскрытие мира поэта (или школы, или эпохи). Возможен психологический анализ. Но наивно искать «общие законы». Все попытки взять слово и построить на нем анализ проваливаются. Это, кажется, одна из тайн поэзии, и здесь разобьешь нос. Для языковеда ясна слабость Тынянова (хотя бы жалкий пример со словом «человек»…) Бог с ним. Меня не выпустят до 10–15 сентября. Разве что приедет Оля[340] или Кларенс.[341] Дай-то Бог. Целую вас.

Надежда Мандельштам.

Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову

17 августа 1967 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Получила ваше письмецо… Про Тынянова вы правы — лучше никого не было. Это значит — «по вашим грехам и то хорошо»… Так Анна Андреевна цитировала своего отца.

Подумайте, сколько мне еще оставаться здесь! Три недели! Надоело и хочется в Москву.

Меня ужасно беспокоит Илья Григорьевич.[342] Как он? Напишите, что знаете.

Понемногу работаю (текстология). Трудно и невыносимо грустно. Грустно от разного.

Как ваше здоровье? Судя по тону письма, не очень хорошо. Как вы живете? Один ли еще? Или Ольга Сергеевна вернулась? Передайте ей от меня привет.

Не забывайте меня,

Н. Мандельштам.

Лотман, наверное, затаил на меня обиду. Я ему когда-то написала, что Надежда Павлович[343] — это Елизавета Смердящая (она Елизавета?).

Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову

27 августа 1967 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Все письма ваши я получила.

За пребывание в Верее я сильно обыдиотилась. Что делать? Сейчас я уже скоро возвращаюсь (от 4-го до 6-го — когда будет машина). Вот наговоримся.

Н. Мандельштам.

Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову

1 сентября 1967 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Зря вы жалуетесь, что я не пишу. Я все время пишу, но только не письма, а записочки. Это вас и запутало.

Я скоро возвращаюсь. Честно говоря, жажду скорее. Вероятно, 6 сентября. Сейчас же позвоню вам.

Получила милое письмецо от Ольги Сергеевны и Сережи.[344] Отвечаю ей…

Н.М.

Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову

6 сентября 1967 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Дозвониться к вам я не могу.

Приехали мы раньше, чтобы быть на похоронах.[345]

Что если вы придете в субботу?

Н.М.

Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову

Июль, 21, 1968 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Ваше письмо получила. Спасибо. Еще написал мне Сучков, что хочет лепить О.Э…Я ответила вежливой отпиской, помня, что вы за что-то его не одобряете. В чем же, собственно, дело?

Я буду в Москве с 31-го по 2-е… Позвоню вам, чтобы вы пришли. Хорошо?

Работать не могу. Привыкла быть одной; не умею работать, когда не одна.

Скучаю. Целую вас.

Н. Мандельштам.

В.Т. Шаламов — Н.Я. Мандельштам

21 июля 1968 года

Дорогая Надежда Яковлевна,

если Сучков действительно хочет лепить Мандельштама, пусть лепит. Талант у Сучкова невелик. Мне он просто когда-то наобещал с три короба и ничего не сделал, морочил голову года три. Так не только Сучков из моих московских знакомых сделал и делает. В такой же породе — я обиды на него не держу.

Сучков не шпион, не доносчик, не бахвал, что немало. Через него я получил Платонова «Котлован». Последний раз видел года два назад. Подробнее — лучше при личной встрече.

Позвоните, и я приду в любой день, час. Если можно, в это время не приглашайте одиноких дам, кроме, разумеется, Натальи Ивановны Столяровой.

Привет. В. Шаламов.

1965 — 1968[346]

Переписка с Перли П.Д

П.Д. Перли[347] — В.Т. Шаламову

14.08.65 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Был вчера в Москве в Институте уха, горла и носа. Там нашли новый способ лечения неврита слуховых нервов. Лечат амбулаторно. Результаты обнадеживающие.

С удовольствием прочитал несколько статей, посвященных Вашим сборникам. Рад, что Вы получили признание.

Надеюсь, что Вы относительно здоровы и благополучны.

Видел рассказы Ольги Сергеевны «Девочки».

Часто вспоминаю Вас и наши беседы.

Ваш П. Перли.

Рига, Московская, 40, кв. 13.