Разгром конвоя PQ-17

Получив теперь распоряжение о рассредоточении конвоя, да еще в такой резкой форме, Брум не нуждался в повторении приказа. В 22.15 он передал на сторожевой корабль «Дианелла»: «Передайте подводным лодкам „Р-614“ и „Р-615“ — действовать самостоятельно и атаковать». Когда «Дианелла» передала это распоряжение, командир «Р-615» лейтенант Ньюстед запросил: «А где же, черт возьми, противник?»

Брум ответил ему: «А бог его знает». Командир второй подводной лодки лейтенант Бикли донес Бруму, что он намерен «остаться в надводном положении». Не лишенный чувства юмора, Брум ответил ему: «Я тоже». Получив эти распоряжения, командиры двух английских подводных лодок решили патрулировать с северного и южного флангов конвоя и ждать появления кораблей противника. [20]

20

Подводные лодки продолжали следовать в подводном положении до следующего дня, докладывая свои координаты командующему подводными силами. Затем он приказал им прекратить патрулирование и следовать в советскую военно-морскую базу Полярное. — Прим. автора.

Командир конвоя, шедший на «Ривер Афтоне», отказался верить, что такой великолепный конвой должен быть рассредоточен без дальнейших церемоний, несмотря на то, что противника поблизости не было. Когда Брум передал ему приказание, Даудинг подумал, что в текст вкралась какая-то ошибка, и поэтому задержал передачу этого приказания на другие суда, отлично удерживавшие теперь, после вечерней атаки, свои места в ордере. Бруму пришлось подойти на «Кеппеле» к судну командира конвоя на расстояние слышимости разговора через мегафон. Он подтвердил изумленному Даудингу, что конвой должен быть рассредоточен. Только теперь, в 22.15, все еще сомневающийся командир конвоя поднял на нокс рея красный треугольный флаг с белым крестом — сигнал номер восемь по своду сигналов. На мостиках всех судов офицеры раскрыли книги со сводом сигналов. Сигнал номер восемь означал: «Рассредоточиться веерообразно и поодиночке полным ходом следовать к месту назначения». Каждое судно должно было лечь на свой курс, согласно заранее разработанной схеме. Но каждое судно, казалось, ждало теперь, когда движение в сторону начнет кто-нибудь другой. Что ждало их впереди? На большей части судов имелся лишь непригодный для плавания в этих широтах магнитный компас, а вооружение некоторых из них состояло всего из четырех устаревших легких пулеметов. Мрачная перспектива гибели охватила суда. Когда командир конвоя поднял исполнительный сигнал, слабо вооруженные суда медленно и неохотно начали расходиться, «как собаки с зажатыми между ног хвостами» — записал в своем отчете один из капитанов. Только «Ривер Афтон» смело вырвался вперед — командир конвоя Даудинг не нуждался в новых доказательствах того, что конвой преследует немецкий линейный флот. Даудинг обещал своему главному механику наградить его двумя хорошими сигарами, если тот сумеет выжать пару дополнительных узлов из своих машин. Бедный «Ривер Афтой»: менее чем через двадцать четыре часа этому старому морскому волку была уготована самая трагическая судьба.

Теперь капитану 3 ранга Бруму предстояло принять самое неприятное во всей его служебной карьере решение. Уайтхолл приказал конвою рассредоточиться. Но как должны были поступить корабли охранения, находящиеся под его командованием? В приказе адмиралтейства об этом ничего не говорилось; не имелось никаких указаний на случай создавшейся фактической обстановки и в оперативных приказах Гамильтона. Первой реакцией Брума был приказ всем остальным эсминцам сил охранения: «Присоединиться ко мне!» В 22.18 он передал Гамильтону свое предложение, согласно которому корабли непосредственного охранения конвоя должны были присоединиться к крейсерским силам. Гамильтон дал свое согласие, однако «только в отношении эсминцев». [21] Гамильтон не колебался в принятии этого решения, поскольку эсминцы, по его мнению, должны быть скорее вместе с крейсерскими силами, которые, по-видимому, подвергнутся атаке кораблей противника, чем с рассредоточенными судами конвоя. Кроме того, с судами конвоя все еще оставалось двенадцать противолодочных кораблей. Гамильтон ничего не знал о шаге, который капитан 3 ранга Брум предпринимал теперь, без его, Гамильтона, указаний — в 22.20 по своей собственной инициативе Брум передал на остальные корабли сил охранения: «Всем кораблям охранения, с „Кеппела“: все суда конвоя рассредоточиваются и следуют в русские порты. Кораблям охранения, за исключением эсминцев, следовать поодиночке в Архангельск. Эсминцам присоединиться к „Кеппелу“.

21

Из предварительного доклада Гамильтона: «Позднее стало очевидным, что адмиралтейство рассчитывало на оставление эсминцев». Гамильтон прослужил на эсминцах большую часть своей службы на флоте и незадолго до этих событий отказался от назначения на должность командующего миноносными силами Флота метрополии. В то время в эсминцах ощущался острый недостаток; Гамильтон упомянул в разговоре с командиром крейсера «Лондон», что эсминцы Брума вряд ли принесут какую-нибудь пользу рассредоточенному конвою. — Прим. автора.

Рассредоточенные суда конвоя были, таким образом, лишены своей последней защиты.

В 22.30 Брум лег на курс в направлении отходящих крейсеров, увлекая за собой все остальные эсминцы из сил охранения. На палубах всех судов стояли толпами сбитые с толку моряки.

В то время когда соединение крейсеров получило последнюю роковую радиограмму адмиралтейства, один самолет с крейсера „Тускалуза“ все еще был в воздухе, а эсминец „Уэйнрайт“ принимал топливо с танкера в конвое. Самолет „волрэс“ с „Норфолка“ скрылся за горизонтом, и его невозможно было возвратить. Командир „Норфолка“ формально попросил разрешения Гамильтона продолжать следовать на восток до согласованной с „волрэсом“ точки встречи в пятидесяти милях восточнее, однако, получив такой категорический приказ из Уайтхолла, Гамильтон лишь выразил сожаление, что это невозможно. Соединение крейсеров продолжало некоторое время идти на восток, пока „Тускалуза“ не возвратила на палубу свой самолет, а затем в 22.30 Гамильтон повернул крейсера на юго-восток так, чтобы пройти между рассредоточившимися судами конвоя и вероятным направлением, с которого ожидалась „атака немецких надводных кораблей“. Лейтенант Фэрбенкс так изобразил жалкий вид рассредоточенных судов:

„Суда разошлись в разных направлениях на целые мили. Некоторые из них все еще горели или дымились от пожаров, вызванных попаданием бомб, а другие дымили просто потому, что поднимали пары для максимальной скорости хода. Поднимавшийся из труб дым чем-то напоминал огромные черные страусовые перья“.

Когда эскадра проходила мимо судов, с крейсеров было видно, как эсминцы капитана 3 ранга Брума вместе с американским эсминцем „Уэйнрайт“ спешили присоединиться к кораблям Гамильтона: „Уэйнрайт“ идет к нам на очень высокой скорости с уверенным и щеголеватым видом, — записал Фэрбенкс. — Вода буквально вскипает под его форштевнем и за кормой. Интересно, а что произошло с нашим юным офицером на „Уильяме Хупере“, у которого было только 90 патронов для судовой 100-мм пушки?». На 20-узловой скорости Брум вел свои шесть эсминцев на присоединение к крейсерам и эсминцам Гамильтона, шедшим теперь на юго-запад, в направлении полосы густого тумана. В 23.00 эсминцы Брума проходили очень близко к крейсерам.

Эсминец «Уилтон» запросил «Ледбьюри»: «Какая у вас скорость хода?» «Ледбьюри» ответил: «Полный вперед!». С мостика своего флагманского корабля Гамильтон передал на эсминцы Брума: «Не налезать друг на друга!» В 23.18 эсминцы Брума заняли свои места на кормовых курсовых углах флагманского корабля Гамильтона, шедшего теперь почти точно на запад. Когда в 22.30 крейсера и эсминцы проходили мимо ошеломленных и смущенных судов, командир конвоя Даудинг передал на «Кеппел» свое пожелание Бруму: «Большое спасибо. До свидания. Желаю боевых успехов!» Брум передал свой ответ для всех оставляемых им судов: «Извините, что приходится покидать вас в такой обстановке. Желаю удачи. Впереди, кажется, кровавое дельце».

Адмиралтейство приказало отходить «полным ходом». Гамильтон приказал увеличить скорость до 25 узлов. Вскоре корабли прошли через район с масляными пятнами и обломками на поверхности моря; это был район атаки конвоя торпедоносцами противника минувшим вечером. В порядке подготовки к тому, что Гамильтон назвал неизбежным боем, на всех кораблях прозвучал сигнал боевой тревоги; были задраены все водонепроницаемые двери, люки и горловины.

По просьбе Гамильтона старший офицер миноносных сил капитан 1 ранга Мун, шедший на «Уэйнрайте», реорганизовал все эсминцы в две флотилии; он приказал своим кораблям построиться в кильватерную колонну на траверзе крейсеров и быть готовыми к торпедной атаке немецких надводных кораблей «с возможно более коротких дистанций» — менее 10 кабельтовых. «В случае неожиданного контакта на малых дистанциях — атаковать без дополнительного приказа, максимально используя фактор внезапности». (Мун упустил из виду тот факт, что два из шести эсминцев Брума были кораблями чисто эскортного типа, предназначенными главным образом для действий против воздушных и подводных целей: на них не было торпедного вооружения.) Слух о том, что корабль вот-вот вступит в бой с противником, быстро распространился среди членов экипажа «Кеппела»; моряки наспех поужинали и побежали готовить оружие к бою. Гамильтон приказал кораблям строго соблюдать радиомолчание. Вскоре после полуночи крейсера и эсминцы вошли в полосу плотного тумана, который окутывал их в течение последовавших шести часов.

Остальные корабли охранения пришли в полное замешательство после такого поворота событий, а указание их бывшего старшего офицера было им совершенно непонятно. Эскадренный танкер «Олдерсдейл», имевший на борту 8000 тонн мазута для пополнения запасов кораблей охранения, попытался связаться с Брумом с помощью сигнального фонаря, когда эсминцы проходили мимо; капитан танкера Хобсон хотел узнать, возвращаться ли ему в Англию или же «рассредоточиться», как и другим судам конвоя. Капитан 3 ранга Брум не удостоил его ответом.

Лейтенант Грэдуэлл, командир вооруженного траулера «Айршир», припомнил слова Гамильтона, сказанные им на инструктаже командиров кораблей охранения неделю назад. Значение их сводилось к следующему: конвой вполне может оказаться первопричиной других действий флота, «возможно, подобных Ютландскому бою».

Увидев устремившиеся на запад крейсера, Грэдуэлл пришел к единственно возможному, по его мнению, заключению. Он считал, что вскоре на горизонте появится «Тирпиц», и поэтому приказал своему экипажу принайтовить все имеющиеся глубинные бомбы к пустым топливным бочкам. Его план заключался в том, чтобы набросать эти бочки на пути линейного корабля, если он сможет приблизиться к нему на достаточно малую дистанцию, затем подставить «Айршир» прямо под нос линкора и взорвать траулер в момент столкновения с гигантом. Командир корабля ПВО «Паломарес» вызвал экипаж наверх и объяснил подчиненным, что, как только «Тирпиц» появится на горизонте, «Паломарес» и два присоединившихся к нему сторожевых корабля будут действовать «как крейсер и два эсминца», то есть пойдут прямо на противника и завяжут с ним бой, чтобы дать судам конвоя возможность скрыться. Затем командир «Паломареса» разрешил всем, не стоящим на вахте, воспользоваться передышкой и поспать, пока возможно.

Не объяснялось ли решение первого морского лорда об отводе крейсеров, хотя бы частично, тем, что половину подвергавшейся опасности эскадры составляли американские корабли? Уинстон Черчилль выдвигает это объяснение в своих послевоенных мемуарах, опубликованных впервые в 1950 году газетой «Дейли телеграф». В архивах ВМС нет документов, подтверждающих эту версию. Фактически автором той части мемуаров, в которой описывается трагедия конвоя PQ.17, является капитан 1 ранга Аллен, один из многих авторов, помогавших бывшему премьер-министру в его монументальной работе. Аллен сообщил мне, что это неправдоподобное объяснение действий Паунда былр вписано в мемуары собственной рукой Черчилля, поскольку «он пытался найти отправдания для своего старого друга». Историки утверждают, что при удобном случае, Черчилль имел обыкновение изобретать такие оправдывающие обстоятельства с целью смягчения ошибок своих протеже.

Однако, вопреки утверждениям официального историка, [22] Черчилль в то время не знал, что фатальное решение о рассредоточении конвоя фактически было принято сэром Дадли Паундом. Аллен рассказал мне: «Когда однажды утром в 1949 году я сказал ему <Черчиллю>, что в результате просмотра некоторых официальных документов, а также из бесед с офицерами морского штаба мне стало ясно, что за решения относительно конвоя PQ.17 ответствен Паунд, я увидел на его лице боль и огорчение: он, оказывается, не знал об этом». В мемуарах Черчилля Аллен написал:

22

Автор имеет в виду С. Роскилла. — Прим. ред.