Разиэль

Разиэль позаботится об этом. Хотя бы, я могла ему доверять. Со мной ничего не случится. Он был там внизу, выступал в мою защиту, и у него была Сара в качестве прикрытия. Я знала, что он защитит меня.

Я откинулась назад, легла на карниз и уставилась в небо над головой. Я не привыкла рассчитывать на то, что кто-то другой позаботится обо мне — я дорожила своей самодостаточностью, не нуждаясь ни в чём и ни в ком. Моя сумасшедшая мать вырастила меня практически изолированной от нормальной среды, купаясь в своей экстремистской религии, которая была комбинацией фундаменталистского христианства и выживания, приправленной странным оттенком антисемитизма. Странно, потому что моя мать была урождённой Хильдегардой Стайнберг — из семьи ортодоксальных еврейских родителей. Я так и не узнала, кто был мой отец, хотя она настаивала, что они были женаты. Я всегда думала, что она откусила ему голову после спаривания.

Неудивительно, что я всегда считала себя атеисткой. Я твёрдо поставила богов, ангелов и демонов в один ряд с мифологией.

Но это неправильно. Я могла себе представить, кто теперь смеялся последним. Поверьте, я нашла загробную жизнь, управляемую вампирами, а не херувимскими младенцами с голыми задницами и крошечными арфами. Я полагаю, это было лучше, чем полное отсутствие загробной жизни, но Елисейские поля были бы предпочтительнее.

Звериный вой стих — стены Шеола, должно быть, выдержали, по крайней мере, пока. Разиэль возвращался — кажется, я тоже это знала. Была ли эта палка о двух концах с его раздражающим мозгоёбством? Или это какой-то космический GPS? Он возвращался ко мне, и я чувствовала, как горит моя кожа под одеждой.

Его одеждой. Я должна её снять.

Я заленилась и осталась лежать на карнизе. Сбросила одну туфлю, позволив ей упасть на балкон, потом другую, но она соскользнула и перелетела через край, и я услышала, как она подпрыгивала, ударяясь обо что-то, падая вниз…

Я автоматически села, пытаясь дотянуться до неё, хотя было уже слишком поздно, и в последнюю минуту я дёрнулась назад. Я легла на выступ, слегка дрожа.

Я закрыла глаза, сосредоточившись на шуме прибоя. На мгновение я почувствовала его руки на себе, на моей груди, и моё тело инстинктивно приподнялось, затем откинулось назад, стирая образ из моей памяти. Откуда это взялось?

Обоюдоострый меч, напомнила я себе. Возможно ли, чтобы это исходило от него? Нет, не может быть. И мне было намного лучше думать о мороженом.

Разве нет песни о том, что любовь лучше мороженого, лучше шоколада? Это и к сексу относится? И, чёрт возьми, почему меня вдруг мучает навязчивая идея похотливого подростка?

Так что не буду думать о мороженом. И я определённо не буду думать о сексе. Хотя я почти чувствовала его руки на себе, чувствовала, как мои соски твердеют в тёплом ночном воздухе, чувствовала его…

«Чёрт», — подумала я, дёрнувшись в знак протеста.

И тут же упала через край.

В ТУ МИНУТУ, КАК Я ВОШЁЛ В ЗАЛ СОВЕТА, я понял, что всё примет очень уродливый поворот. Азазель стоял во главе стола с выражением лица, говорившим о том, что переговоров не будет, а остальные — большинство из них — выглядели одинаково мрачными. Только Сара и Тамлел выглядели обеспокоенными, и этого было недостаточно, чтобы помешать остальным избавиться от несчастной женщины самым логичным способом.

Я не хотел называть её по имени. По какой-то причине, если я назову её по имени, это сделает проклятую слабую связь между нами ещё сильнее. Аллегра.

Элли. Шип в моём боку, заноза в заднице. Но я не позволю им добраться до неё.

— Мы обсудим всё в порядке важности, — сказал Азазель. — Начнём с Нефилимов. Они у наших ворот. Тысячелетиями мы скрывали от них Шеол, и вдруг они нашли нас. Они собираются там… я не знаю их числа, но всё, что потребуется, это момент невнимания, промах, и они нас захватят.

— Мы можем сражаться, — сказал Михаил. — Не понимаю, почему ты думаешь, что они возьмут верх. Я говорю, давайте перебьём их, и мы избавимся от них раз и навсегда.

— Если, конечно, нам удастся одержать победу, — голос Азазеля был суров. — И если предположить, что наша численность не слишком сильно уменьшилась, у нас всё ещё есть проблема с другими Нефилимами. Они бродят по всему миру в поисках Падших, и если эти знают о нас, то другие последуют за ними. Это будет битва за битвой, смерть и резня.

— И что? — спросил Михаил.

— Не все из нас воины, Михаил.

— Мы должны ими быть. Мы воюем с Уриэлем и его легионом, с Нефилимами, которые бродят и пожирают по его приказу. Это не закончится, пока Нефилимы не будут стёрты с лица земли.

— А что мы будем делать потом? Рано или поздно Уриэль пришлёт кого-нибудь другого, и я чувствую, что это может произойти раньше, — он перевёл холодный взгляд на меня. — Что ты знаешь об этой девушке?

Я напрягся.

— Меня послали забрать её. Я собирался перевести её в следующую жизнь, когда увидел пламя и потянул назад. Не знаю почему — инстинкт. Она ничего не сделала, чтобы заслужить вечное проклятие.

— И ты вправе судить? — спросил Азазель.

Я слишком давно знал Азазеля, чтобы среагировать на это.

— Нет. Но мы не должны слепо следовать, когда наши инстинкты говорят, что это неправильно. Вот почему мы изначально пали — потому что сомневались. Мы не следовали приказам, а следовали зову сердца. И так уже достаточно плохо, когда мы сталкиваемся с беспощадным гневом Уриэля. Но если мы будем судить друг друга, то мы обречены. Она не заслуживала вечного проклятия. Она ничего не сделала.

— Она блудила вне брака. Она насмехалась над заветами. Этого вполне достаточно, чтобы Уриэль осудил её.

— Но недостаточно для нас, — голос Сары прозвучал спокойно и уверенно. Как Источник она имела голос в Совете, которым редко пользовалась. Сегодня всё было иначе: — Стремимся ли мы к превосходству Уриэля? Рассматривали ли мы когда-нибудь бессмысленное наказание как обоснованный ответ?

Взгляд Азазеля на мгновение смягчился, но он ничего не сказал.

— Есть ещё одна возможность, которую мы должны обсудить, — это был Самаэль, обычно молчавший во время этих встреч, и я удивлённо посмотрел на него.

Я всегда был одним из самых близких друзей Самаэля, своего рода наставником. Он не был среди первых Падших, несмотря на фольклор, но довольно скоро последовал за нами, и его приспособление к этой жизни было гораздо сложным. Вечное проклятие никогда не давалось легко, но когда-то Самаэль был идеалистом. Пока Уриэль не покончил с ним.

— Да? — глаза Азазеля сузились.

— Её присутствие здесь не случайно.

На мгновение я потерял дар речи.

— Ты думаешь, я предал Падших…