Разитель. Трилогия
Шрифт:
– Не утомительно будет – сразу в обратный путь?
– С чего ты взял?
– Разве ты…
– Кто же оставит тебя тут одного? Тогда лучше было бы вовсе не везти. Ты бы посмотрел на себя: такого – тебя возьмет первый же контроль. А в твоей сумке вряд ли наймется приличная одежда. Судя по весу – в ней что-то куда более массивное. Наверняка оружие. Угадала?
Чтобы угадать это, не надо было обладать ясновидением; так я ей и сказал. Она усмехнулась:
– Вот это совершенно лишнее. На Топсимаре ношение оружия – тяжкое преступление. Карается круто.
Оказывается, я не знал целой кучи вещей;
– Что же тут: мир без оружия?
– Его здесь предостаточно – но только у тех, кому оно положено. Всякий банк охраняется, но самый богатый банк Федерации по сравнению с Топсимаром – свалка утиля. Вывод подсказать, или сообразишь сам?
– Все ясно, – ответил я без воодушевления. – Почему только я не посоветовался с тобой перед тем, как лететь сюда?
– Наверное, потому, что я была далеко, – ответила Мартина очень серьезно. – Ладно. Пошли.
– Далеко ли?
– Устать не успеешь, – заверила она. – Хотя мотор опять придется тащить тебе.
– А если оставить – украдут?
– Это бы с полбеды. Когда ты в нем копался – тебе не пришло в голову, что таких моторов не бывает в продаже?
– В открытой, – согласился я. – Но ведь кроме открытой…
– Не здесь. Такой мотор можно доставить на Топси только нелегально. Так что если на него наткнется береговой патруль…
– Здесь и такой есть?
– Здесь есть все. Только от многого лучше держаться подальше.
– Уговорила.
Я отвинтил мотор, взвалил на плечо, левой рукой ухватил за петли увесистую сумку с диареактором – источником энергии для мотора.
– Командуй.
– Держись сзади в двух шагах. У меня на спине метка. И ступай внимательно: здесь не проспект.
– Усвоил.
И я послушно двинулся вслед за слабо светящимся кружком, прикрепленным к куртке Мартины между лопатками. С такой отметиной, невольно подумалось, удобно ожидать выстрела в спину…
Но выстрелов так и не прозвучало, и мы благополучно (хотя и не скажу, что очень легко) прошагали минут пятнадцать – сперва вверх по травянистому склону, потом – по узкой, петлявшей меж деревьями тропке. Шли, пока впереди не почудилось что-то более темное, чем сама ночь. Взламывая тишину, в той стороне глухо залаяла собака. Почему-то этот звук обрадовал меня: он был естественным, совсем земным.
– Стой! – едва слышно скомандовала Мартина. И – как мне показалось во тьме – что-то поднесла ко рту. Но никакого звука не раздалось, напротив, смолкла собака. Мы продолжали стоять, видимо, ожидая чего-то. Прошло с полминуты, впереди засветилось окно. А потом слабый свет обозначил и отворившуюся дверь. Человек вышел и медленно приблизился к нам.
– Кому не спится? – негромко спросил он, остановившись шагах в пяти. Луч звезды отскочил от предмета, который человек держал в вытянутой руке. Похоже, встретивший нас принадлежал к тем, кому разрешалось иметь оружие. Или же он не признавал законов. Я подумал, что второе было бы предпочтительнее. Голос человека был немолодым и хрипловатым. В нем звучала память о схватках со стихиями. Мне не раз приходилось слышать такие голоса.
– Онемели, бзинкшт?
– Абердох, это Мартина.
Бзинкшт,
бзинкшт. Где это я?.. Бзинкшт!– Сам вижу, – проговорил он ворчливо. – Давненько не встречались, девушка. А с тобой кто?
– Старый знакомый, – вступил в разговор и я.
– Да? – Это прозвучало крайне недоверчиво. – Что-то не припоминаю я таких знакомых…
– Да нет, – сказала Мартина, – это он шутит. Он просто…
– Помолчи-ка, девушка, – перебил он. – Шутники такие все уже перевелись. Знакомец, заходи в дом, ступай медленно и руки держи – сам должен знать, как… Дернешься – зажарю. А ты, Мартина, постой пока на месте. Все женщины – существа легковерные, вас провести – не успеешь глазом моргнуть…
Мартина промолчала, а он все ворчал, пока я не переступил через порог, чтобы оказаться в просторной и аккуратной кухне, занимавшей, похоже, больше половины всего строения. Диск под потолком давал не очень много света, но достаточно, чтобы нам разглядеть друг друга. Разглядывание заняло минуты полторы. Столько времени потребовалось и ему, и мне, чтобы за искусственным обликом, за личинами, которые носили мы оба, разглядеть подлинные черты. Потом он сказал – уже совсем другим тоном:
– Вот так раз! Верь после этого слухам…
– С тебя сто двадцать пять галларов, – молвил я в ответ.
– Всего-то? Что-то не помню, чтобы я у тебя занимал.
– Мне во столько обошлись поминки по тебе – когда, объявили, что ты накрылся. Вот и плати теперь.
– Нет, – сказал он. – Ты путаешь. Это ты сгорел там, со всей твоей командой. Мне божились, что свои глазами видели. Все подробности рассказывали – как вас скидывали с обрыва…
– Мужики, – донеслось снаружи. – Или деритесь побыстрее, или я войду: здесь продувает!
– Да заходи уж, – Абердох не повысил голоса, и Мартина услышала и оказалась тут как тут.
– Ну, разобрались со своими задницами? Где чья?
– Ты вот что, покойник самозваный, – сказал я. Если не хочешь отдавать денег, покорми нас хотя бы. А потом, по старой памяти, окажешь мне полное содействие.
– Гостеприимство окажу, – согласился он. – А что касается содействия – ты сперва скажи, на кого работаешь.
Я ответил не сразу. Абердох в прошлом был человеком кремневой надежности; правда, звали его тогда иначе. Но в тряске по ухабам жизни и не такие конструкции разбалтывались, расшатывались, начинали терять гайки… Жизнь сводила и разводила нас не однажды, и оказывались мы то по одну линию фронта, то по разные и выцеливали друг друга – к счастью, никому из нас не повезло. С кем-то он сейчас?.. Рыться в его начинке было бесполезно: он был сенсом если и не покруче моего, то, во всяком случае, достаточно сильным. Приходилось полагаться на интуицию. Я, как и обычно, решил ей поверить.
– Работаю на себя самого. Ему было отлично известно, что это значит.
– Тогда вопросов нет. Девушка, ну-ка пособи накрыть на стол.
За ужином мы кое о чем договорились. Оружие и всю солдатскую амуницию я оставлял у него – до востребования. Он же одевал меня, по его заверениям, так, как принято было одеваться в Топсимаре. Мартина подтвердила, что я буду выглядеть совершенно нормально. И закончила:
– Что же, пора прощаться. Проснуться я должна в своей постели. У меня тут еще дела.