Разлом

– Так ведь Андрей Георгиевич уже поехал в аэропорт, – удивился вахтер.

– Мне надо остальных забрать из города, и побыстрей, до отхода судна, а то они там просидят до полуночи, а утром мы можем выйти в море. Это здесь, недалеко, при въезде в город.

– Тогда надо говорить с водителем. Может, согласится дать машину или сам съездит! Там у него есть старый внедорожник, если на ходу!

Я пошла искать водителя у ангаров с аппаратурой. Там же была небольшая стоянка служебного транспорта. Этот парень раньше работал на судне матросом, ходил с нами в рейс, поэтому знал меня. Мне удалось его застать на месте, мы поговорили. Он со скрипом дал мне старую машину на час, предупредив, что если я поеду только до стекляшки и назад, то, может, бензину и хватит, а если в город, то надо будет заправляться по пути. Я убедила его, что дальше окраины не поеду, только взгляну, там ли студенты, – и назад! Получив машину, я зашла в свой коттедж, схватила тряпичную сумку, которую обычно таскала с собой при поездках в город, и выехала за ворота.

Я вожу машину довольно плохо, потому что вообще редко это делаю. Права у меня есть, а вот машины своей никогда не было. Я проехала через площадь перед въездом в отделение, миновала автобусную остановку и не спеша поднялась по дороге к основному шоссе. Я решила ехать в город верхним путем. Был еще и нижний, вдоль скалистого побережья. Там обычно меньше машин на дороге, но зато круче подъем на шоссе, ведущее в город.

Доставшаяся мне машина явно доживала свой век. Все виды разных подозрительных звуков и скрипов доносились со всех сторон. Наверное, вид ее на дороге вызывал целый ряд комментариев у проезжавших мимо водителей. В результате я все же добралась до стекляшки и с грехом пополам припарковалась у небольшого пивного бара, куда частенько заглядывали студенты. Я зашла внутрь. Студентов там не было. Я спросила у бармена, не заглядывали ли сюда молодые ребята с девчонками. Он ответил, что часа два назад там действительно была какая-то молодежь, но они все давно уже ушли. Он посоветовал мне зайти в пивную по соседству. Я даже не была уверена, что речь шла о тех же ребятах, поэтому просто так, на всякий случай, последовала его совету и окинула взглядом соседнее заведение. Там студентов тоже не было. «Значит, поехали домой или спустились к морю», – подумала я, садясь в машину.

По пути в отделение я все же решила спуститься на пляж, поэтому выбрала нижнюю дорогу, ведущую вдоль моря. Мне не хотелось парковать машину у обочины. Это не везде разрешалось. Я знала пару небольших стоянок, но правила часто менялись, и я не была уверена, что выберу правильное место для остановки. Я также не хотела лишний раз выходить из машины, потому что опасалась, что она просто не заведется в следующий раз. Все же, подъехав к первому узкому каньону, называемому в местных традициях щелью, я не удержалась и вышла из машины, оказавшись вблизи от спуска на пляж. Надо заметить, это всегда было довольно опасное место для желающих попасть к морю. Почти вертикальная металлическая лестница со скользкими наклонными ступенями и шатающимися перилами исчезала из виду под кручей. Колючие ветви растущих на склоне кустарников во многих местах преграждали путь. Только сумасшедший альпинист рискнул бы проделать спуск и подъем по такому опасному сооружению. Дело в том, что этой лестницей уже давно никто не пользовался. Это было заброшенное место, куда ни местные, ни отдыхающие никогда не заглядывали. Исключение составляли студенты и люди с сомнительной репутацией. Тем не менее, именно здесь, в щелях у скал и кромки пляжа, происходили самые вожделенные сборища молодых людей. Я и сама когда-то засиживалась у костра, вращая над огнем подгоревшую колбаску в компании таких же молодых и неуемных под шелест волн и звон гитары. Это было давно, но даже тогда не тот путь открывался мне, я там была чужой. Мой путь всегда – «один на один»!

Тому, зачем я полезла вниз по той крутой лестнице, наверное, вообще не существовало объяснения. Здесь сработал простой довод: есть я, и есть спуск к морю, следовательно, необходимо совершить целенаправленное действие и получить результат! Так я и поступила и после некоторых мытарств оказалась у подножия склона.

«Пройдусь по пляжу до второй щели, и если их там нет – поеду домой», – подумала я и побрела вдоль берега моря. Штормило. Волны набегали на песок, но дул приятный бриз, и я радовалась случаю побродить одной под шум прибоя. Мне стало легче, я почти освободилась от теснивших меня призраков разгоравшихся где-то роковых страстей. Море меня успокоило. Я обогнула неглубокий врез фьорда первой щели и вышла на участок пляжа, где гряда отдельных скал уходила в море. В легких сумерках очертания глыб-великанов напоминали удаляющихся в морскую даль призраков. «Я с вами, мореходы!» – усмехнулась я про себя, разглядывая их согбенные спины. Мне даже показалось, что какая-то тайна легла между нами, какой-то сговор повис в синеве. Во время отлива вдающийся в море скальный мыс можно обойти по сухой гальке и песку. Даже сейчас, когда прилив усилился, еще можно было проскочить ту брешь между морем и сушей.

Я решила заглянуть во вторую щель, фьорд, который острым клином врезался в береговой склон, пройтись немного в поисках кострища и до наступления сумерек подняться наверх. В темноте попытаться проделать такое было бы явным безумием! В этот раз место костра было разрушено и засыпано галькой, о чем позаботились сотрудники береговой службы. С некоторых пор здесь запрещено жечь мусор и сухие ветви без каких-либо видимых причин. Власти города объявили борьбу с «дикарями». Для кострища отводились специально оборудованные площадки с обложенными камнем лунками. Я прошла немного по пляжу и присела на большой валун. С тех пор как умерли мои родители, я часто ощущала эту затерянность в пространстве. Не то чтобы я тосковала по ушедшим навсегда годам детства и юности, но что-то важное навсегда исчезло из жизни – связь времен. Цепь была порвана, и я не представляла себе, как заземлиться, по сути дела, как начать все с нуля. Даже понятие меня самой, как сущности, порой таяло в неизмеримости пространства, где нет ничего, что вообще имело бы смысл без заданных кем-то параметров. То, что предлагалось извне как готовое, было скучно. То, что я создавала сама, не имело пока очертаний. Я не принимала никаких учений. Я хотела познать природу вещей без вмешательства чужих затверженных знаний. Я, как рыба в океане, искала течение, которое бы вынесло меня к открытию моего пути. На мелководье бушевали страсти, и жабры мои раздувались в битве за когда-то кем-то данную мне жизнь.

Так я сидела какое-то время на нагретом за день камне, наблюдая, как наступающие сумерки сливаются с едва видимым горизонтом штормящего моря. Волны шустрей набегали на берег, темнота сгущалась. Я встала и подошла к ближайшей скале. Оперлась на ее нагретый бок, чтобы вытрясти песок из кроссовок. Тень от выступа нарисовала черный полукруг на участке щебнистого пляжа, где я стояла на одной ноге. В этот самый момент я услышала чудовищный по силе треск и грохот где-то сверху, над береговым обрывом. От неожиданности и испуга я быстро присела, привалившись спиной к скале. И тут я увидела, как низко над пляжем, прямо над моей головой, пролетел небольшой частный самолет. Я едва успела разглядеть его корпус, метнувшийся в сторону моря, как машина сделала легкий наклон, и с борта в воду упал угловатый блестящий предмет – судя по всему, металлический ящик или небольшой дорожный контейнер. Самолет совершил плавную дугу в воздухе над поверхностью бухты и скрылся из виду за мысом.

Я все еще оставалась сидеть на том же месте в тени скалы в полном оцепенении, когда в наступившей тишине раздался новый мощный звук двигателей. Над морем один за другим показались два вертолета службы береговой охраны. Зависнув на краткий миг над заливом, они развернулись и последовали в том же направлении, что и улетевший ранее самолет. Я продолжала сидеть не двигаясь. Мысль быстро заработала: «погоня служб за частником!» Скорее всего, кто-то угнал самолет, пытаясь пересечь границу, находившуюся в доступной близости, если не считать горного массива, который мог послужить препятствием, особенно в сумерках и в облачную погоду, какая была здесь с утра. Второй мыслью было то, что груз, сброшенный с борта, представлял ценность и был объектом преследования. Пилот опасался быть пойманным в пути и избавился от имущества, спрятанного в ящике, сбросив его в море. При вынужденной посадке в горах ему труднее было бы спрятать свое приобретение. Возможно, тот человек на борту планировал прыжок с парашютом – и тогда самолет точно бы разбился! Даже если беглецу удалось бы пересечь границу, его могли поймать и там и передать здешним властям по запросу таможенных служб. Последняя мысль была опаснее двух первых: возможно, я единственный свидетель разыгравшихся драматических событий в бухте, а может быть, и в городе: кто знает, что содержит тот груз! Скорее всего, охрана не заметила упавший в воду ящик, иначе один из вертолетов остался бы на месте происшествия и вызвал бы по рации подмогу! Я знаю это по работе, когда в экспедициях ищут потерянный с судна прибор. Если не удается сразу определить место затопления оборудования, то пароход курсирует в районе потери, потом могут вызвать дополнительные катера и водолазов, если глубины небольшие и прибор погрузился где-нибудь в районе шельфа. Но здесь оба вертолета последовали вдогонку без остановки, а это значит, что ящик упал в море никем, кроме меня, незамеченным!..

На пляже воцарилась тишина, если не считать набегавших на берег волн. Значило ли это, что инцидент в бухте исчерпан, и береговые службы сюда не вернутся? Я не знала. Я все еще сидела под скалой в ожидании новых событий и оставалась бездействующей еще какое-то время, пока не ощутила, что от напряжения до боли затекли ноги. Поколебавшись немного, я все же рискнула встать с насиженного места и пройтись в том направлении, куда был сброшен предмет. Я мысленно воспроизводила недавние события: крен борта самолета, упавший в воду контейнер. Это место, должно быть, метрах в двадцати от крайнего выступа гряды скал, уходящих в море. На самом деле эти скалы представляли собой крупные валуны и были частью мыса, вдававшегося в море. Там, у подножия последней скалы, возможно, большие глубины. Но если взять чуть в сторону от гряды, куда и угодил тот ящик, то там еще продолжался береговой склон. Поэтому предмет мог находиться в досягаемых пределах даже для такого ныряльщика, как я. Если проплыть вдоль тех скульптурных построек, вдававшихся в море, то можно кое-где достать до дна ногами, там не глубоко. В штормовую погоду, правда, лучше не подплывать близко к скалам: можно удариться об их острые края. Но если у последней скалы свернуть в сторону упавшего предмета, то там глубина может достигать двух-трех метров – бессмысленно рассчитывать на мелководье. Там придется всерьез грести! Ящик тоже, судя по всему, не сдвинуть с места, но все же интересно посмотреть! Вообще там довольно опасно: даже в штиль в этом месте могут быть разрывные течения. Когда-то здесь стоял предупредительный знак – плакат с предостережением не делать в этой бухте заплыв, но то ли волны разрушили его со временем, то ли студенты сожгли на костре. Я продолжала стоять возле зоны прибоя, соображая, как мне лучше поступить. В таких случаях всегда возникает дилемма: уйти и поскорей забыть, а главное, молчать: «ни сном, ни духом»? Или же прямо сейчас лезть в воду. В моем случае выбор пал на второе. Другого шанса у меня не будет: завтра власти города спохватятся и пришлют сюда катера с водолазами! Разве этого я хочу? Тогда зачем я оказалась здесь?

Поразмыслив, я полезла в воду. Я не взяла с собой купальник, поэтому, скинув верхнюю одежду, кинулась в море, в чем была. Вода оказалась не очень холодной, хотя прогретая за день у пляжа смешалась с той, что шла из глубины под действием силы прибоя. У берега было довольно мелко. Когда-то это раздражало меня при плавании в бухте с ластами. Приходилось пятиться задом, пока не упадешь на спину и не начнешь грести прочь от берега с его придонными подводными камнями. Я проплыла десяток метров, все еще касаясь дна ногами, но вскоре волны стали всерьез толкать меня в грудь: я выплыла на глубину. Цепь скал оставалась в стороне. Я старалась плыть аккуратно: в любой момент течение могло занести на обломки у подножия подводных выступов. Я пыталась подсчитать, сколько еще метров оставалось до положения груза на дне. На море это было трудней определить: скачущая зыбь перед глазами, утонувший в сумерках горизонт и неопределенная скорость моего движения вносили сумятицу в сознание. В какой-то момент я решила, что потеряла свой ориентир. Незыблемыми оставались только стоящие в море скалы: до последнего выступа оставался еще значительный пробег по волнам. Я продолжала грести. Нельзя сказать, что это мне легко давалось. Я давно не плавала и потеряла форму, дыхание сбивалось, и зыбь забивалась мне в глаза и уши. Наконец я поравнялась с последним выступом скалы в море. Здесь нужно было свернуть в сторону, в открытое море. Вырез фьорда заканчивался и открывался внешним краем в округлую бухту.

«Вперед и в сторону под небольшим углом к берегу», – скомандовала я себе. «Легко сказать!» – отрезвила меня встречная мысль. Какие-то водные завихрения таскали меня взад и вперед. К тому же, из-за прыгающих волн я то и дело теряла из виду очертания скал – мои единственные ориентиры. Я немного проплыла брассом и остановилась, соображая, где можно было начинать нырять. Для старта я слегка погрузилась с головой в воду и открыла глаза. Ничего кроме мутной воды я не увидела. Вообще я плохой ныряльщик: при небольших глубинах мне иногда удавалось доставать до дна, но здесь, на глубине, в неспокойном море, мои шансы были невелики. Еще немного покрутившись, я решила, что уже нахожусь в надлежащем месте: ящик должен быть где-то здесь! Я вдохнула порцию воздуха и сделала неуклюжий кувырок под воду. Водная масса затащила меня на глубину. Я почувствовала это, оказавшись полностью во власти морской стихии. Я вновь открыла глаза. В темном полумраке тусклыми бликами прыгали валики поднимающейся со дна воды. Они закручивались в косые трубки, вытягивались и распадались на округлые сегменты. Я выскочила на поверхность, отдышалась и повторила свой нырок. Вторая попытка принесла мне немного больше успеха. Я смогла разглядеть часть донного рельефа, покрытого осадками, и глыбы, ускользающие вглубь под откос. Мне даже привиделся какой-то светлый выступающий предмет, находящийся чуть в стороне от того места, где я ныряла. Воздух закончился, и я размашисто погребла на поверхность. Мне пришлось отдохнуть, я отрывисто дышала, уши были забиты водой, а в глазах мельтешила какая-то муть. В какой-то момент я даже решила прекратить свои безрезультатные попытки. Труд ныряльщика был тяжек. Я без сил болталась на волнах, пока не решила продолжить свой поиск.

Я ныряла снова и снова, потеряв представление о времени. Судя по всему, было уже поздно. Даже в летний вечер сумерки почти полностью нависли над морем, и только на горизонте, как след минувшего дня, оставалась тонкая светлая полоска, как порез между небом и морем. Я уже видела контейнер на дне. Его светлый металлический корпус выделялся на фоне темных скальных выступов. Я подумала, что надо торопиться. Ночь здесь, на юге, наступает быстро. В полной темноте мне не выбраться отсюда, а остаться ночевать – опасно!