Разлука не для нас

Но есть пропасти, которых она преодолеть не может. Кортни верила во всемогущество любви — и в результате три года прожила как в аду.

Конечно, глупо с ее стороны было выставлять ему ультиматум. Может быть, надо было действовать лаской и уговорами. Но Эрик зрелый мужчина, а не ребенок и должен вести себя соответственно. Она по-матерински опекала Питера, и в результате отношения их стали невыносимыми. Она готова помочь, поддержать, но нянчиться со взрослым мужчиной — увольте! Кроме того, Кортни могла поклясться, что это не понравилось бы самому Эрику.

Неужели она ничего не может сделать? Прекрасный сон кончился, пусть даже сам Эрик этого не понимает. Кортни охватило страшное отчаяние; она лежала в темноте подавленная, опустошенная. Кортни с тоской подумала о том, что не сможет завтра встать и прийти на работу, продолжить обычную жизнь, как будто ничего не случилось. С облегчением она вспомнила, что завтра выходной. С тяжелым сердцем она наконец заснула снова и проспала до полудня.

Одеваться Кортни не стала — незачем. Всю субботу и все воскресенье просидела дома в уютном халате и разношенных плюшевых тапочках. Аппетит у нее пропал, но она заставила себя съесть остатки супа в кастрюльке и булочку. Потом заставила себя пойти в кабинет и поработать над текущим заказом… потом заставила себя снять телефонную трубку и немного поболтать с подругами. То и дело она замолкала на полуслове: в ее сознание властно врывались воспоминания о Черно-Белом бале, о дне, проведенном в горах, о шести месяцах беззаботной дружбы, но Кортни безжалостно отбрасывала воспоминания прочь.

Прервав работу над очередным логотипом, она вдруг вскочила, подбежала к стоящей на полке фотографии, где были изображены они с Эриком на балу, и схватила ее за уголки, словно хотела разорвать. Но вместо этого долго стояла, разглядывая ее, затем убрала в самое дальнее отделение самого нижнего ящика стола и тщетно попыталась о ней забыть.

В понедельник и вторник Кортни с трудом справлялась с повседневной работой. К счастью, никто ничего не замечал. Она, как обычно, встречалась с клиентами, выслушивала пожелания, готовила новые проекты, хотя мысль ее постоянно уходила в сторону, а глаза пощипывало от невыплаканных слез. «Что бы со мной ни произошло, — подумала Кортни, — это не должно отразиться на делах фирмы». Чего-чего, а чувства ответственности ей было не занимать.

Он появился в пятницу. Кортни работала за чертежной доской, создавая логотип для моторостроительной фирмы, — впервые за эти дни она хоть немного увлеклась работой. Время близилось к обеду, и Кортни почувствовала, что и аппетит к ней возвращается. Заканчивая набросок, она размышляла о том, где бы пообедать, и не сразу услышала сигнал интеркома.

— Мистер Коллинз здесь, — сообщила Нора.

Так просто было ответить, что она не сможет его принять! Но Кортни не привыкла прятаться.

— Я сейчас выйду.

Но он уже стоял на пороге ее кабинета, опираясь на трость.

— Заходи, Эрик. Как твоя спина? — спросила она, встречая его у входа и прикрывая за ним дверь.

— Гораздо лучше. Думаю, завтра смогу оставить трость в шкафу. — Он улыбнулся ей, но тут же сдвинул брови, заметив холод в ее глазах. — Извини, мне трудно стоять.

— Да, да, конечно. Присаживайся. Тебе будет удобнее в моем кресле, у него твердая спинка.

Одно мгновение он стоял неподвижно, пристально вглядываясь в ее лицо, словно хотел разгадать ее настроение. Затем опустился в ближайшее к нему кресло для посетителей со словами:

— Да мне не нужна твердая спинка — просто хочется откинуться назад.

Кортни села на свое место. Теперь их разделяли несколько футов кабинета и письменный стол.

— Ты ходил к врачу?

— Да, в понедельник. Она сказала, что ничего страшного не случилось, но, чтобы избежать приступов в будущем, мне придется делать специальную гимнастику. И избегать стрессов. Хотя в этот раз у меня, кажется, никаких неприятностей не было. — Он по-прежнему рассматривал ее в упор, пытаясь понять, что вызвало эту глухую, молчаливую враждебность. Голос его утратил обычную уверенность и силу. — Я думал… я надеялся, что мы с тобой сегодня пообедаем вместе.

— Боюсь, что нет. — Кортни отбросила прядь волос, упавшую на лоб. — Эрик, мне тридцать три года. Мне в жизни встречалось немало мужчин, и ты — один из лучших. У тебя есть все — сила, ум, доброта. Возможно, у меня слишком высокие требования, но я не собираюсь поддерживать отношения с человеком, который не признает меня равной себе.

— Не могу взять в толк, о чем ты, — хмурясь, ответил Эрик. — Я всегда отношусь к тебе как к равной. Наоборот, я рассердился, когда ты захотела стать при мне чем-то вроде служанки.

— Эрик, это объяснение ты придумал позже. Тебе было плохо, я могла тебе помочь, и ты отверг мою помощь. Вспомни, когда мне было плохо, ты вел себя совсем иначе. И я не возражала. Все эти полгода я была счастлива и благодарна тебе. Я не боюсь признать, что мне нужна помощь, и не боюсь ее принять. Но ты не даешь мне возможности даже отдать старые долги!

— Кортни, ты поднимаешь шум из-за мелочей. Мне было чертовски скверно. Если я нагрубил тебе, извини, но никакого мужского шовинизма в этом не вижу.

— Ты не грубил, Эрик. Просто очень холодно выставил меня за дверь. Черт побери, лучше бы ты меня ударил! Ты ясно дал понять, что я не имею права подходить к тебе слишком близко. А в таком случае я не вижу смысла продолжать наши отношения. Единственное, что придает смысл физической близости — близость духовная.

— Духовная близость возникает между людьми постепенно. Это физическое желание может вспыхнуть в первую же встречу.

Кортни слушала его внимательно.

— Это я уже заметила, — согласилась она после секундного молчания. — Мы общаемся полгода, и всего две недели назад ты начал что-то рассказывать о себе. Подождем, может быть, лет через пять я узнаю, какие передачи ты смотришь по телевизору и какую предпочитаешь зубную пасту.

Эрик поднялся, тяжело опершись на трость, и выпрямился, глядя ей в глаза.

— Все эти пять месяцев ты была как замороженная. Я терпеливо ждал, пока ты оттаешь, и ничего не просил взамен!

— Вот именно! Ты никогда ничего не просишь. И не берешь, если предлагают. А так нельзя жить!

— Ты сама не знаешь, чего хочешь, — ответил он с досадой. — Ты просто боишься своего счастья. Вспомни, какой шум ты подняла из-за Сьюзан!

— Я не поднимала никакого шума из-за Сьюзан! По крайней мере, не больше, чем любая здравомыслящая женщина. — Кортни помолчала и добавила угрюмо: — Она все еще у тебя?

— Уже нет. Все выходные она изображала из себя сиделку, но в понедельник перебралась в студию. Она воображает, что разбогатеет и прославится на твоих заказах.

— Ты и в этом видишь преступление? — Кортни вздохнула и покачала головой. — Ей нужна работа, а мне нужен фотограф. Стиль ее работы подходит моим клиентам. Сьюзан получает заслуженную плату: конечно, она не разбогатеет на этом, но на жизнь ей хватит.

— А почему ты приставила ее к Питеру Меррилу?