Разлука [=Зеркало для героя]

В зале ДК «Шахтер» было шумно и очень тесно. Со сцены молодежь говорила в полный голос, а вернее, пела через динамики, от мощи которых закладывало уши, как в самолете. На авансцене висел прозрачный куб с эмблемой «Рок-лаборатория», «Р-Клуб», что означало, видимо, «Рок-клуб».

Сергей стоял у стены и через головы впереди стоящих молодых людей, которые раскачивались и размахивали руками, пытался разглядеть происходящее на сцене. Зал свистел, улюлюкал, казалось, что концерт будет остановлен и зрителей выведут вон. Но ничего подобного не происходило. Молодой милиционер у входа улыбался и тоже аплодировал.

— Группа «Наутилус-помпилиус»! — объявил ведущий, и зал, притихший на секунду, опять взорвался восторженным одобрением.

— А что такое «Наутилус-помпилиус»? — крикнул Сергею сосед, высокий худой мужчина с коротко стриженными волосами, с живым, но как будто рано состарившимся лицом.

— Моллюск такой!.. Размножается, отделяя от себя щупальца.

— А… — протянул сосед и, видимо, не поняв, ухмыльнулся. Свет в зале погас, и зазвучал голос, один голос без сопровождения:

Разлука ты, разлука,

Чужая сторона.

Никто нас не разлучит,

Лишь мать сыра земля… — пел голос. Песня была старая и наивная, щемящая, казалось бы, никакого отношения к рок-фестивалю не имеющая но слушали ее в полной тишине, сначала удивленно, потом искренне, потом начали подтягивать без слов.

Сосед Сергея слушал внимательно, не следил за своим лицом, и лицо стало жалостным.

Зачем нам разлучаться,

Зачем в разлуке быть…

— Ништяк моллюски, — сказал сосед и указал на одного из музыкантов. Сергей не расслышал.

— В нашем доме живет, — перекрывая шум зала, сосед орал Сергею прямо в ухо. — Я его гонял: карбиду наберет и в сток. Вот так вернешься и руками разведешь.

— Откуда вернулся? — крикнул Сергей, чтобы не быть невежливым.

— А угадай, — просто сказал сосед. — Два года. Сегодня вернулся и сразу на бал.

Песня кончилась, зажегся свет на сцене.

Зал оживился в восторженном ожидании чего-то долгожданного.

Сергей услышал песню «Гуд-бай, Америка!» Эта песня была и про него тоже, и про его джинсовую молодость.

Когда умолкнут все песни,

Которых я не знаю,

В терпком воздухе крикнет

Последний мой бумажный пароход.

Гуд бай, Америка, о!..

Где я не был никогда.

Прощай навсегда.

Возьми банджо; сыграй мне на прощанье.

Мне стали слишком малы

Твои тертые джинсы,

Нас так долго учили

Любить твои запретные плоды…

Сергей увидел… что зал на ногах и поет вместе с музыкантами и хором на сцене, поет едино и слаженно.

Пел и молодой милиционер у входа, явно знавший песню до фестиваля. Зал пел и не отпускал исполнителей, повторяя единодушно: «Гуд-бай, Америка!» с твоей красивой жизнью, с твоими соблазнительными проблемами. У нас есть свой дом, свои проблемы, которые решать нам. Прощай, мир иллюзий!..

Сергей запел с такими не понятными за стенами этого дома и мальчиками и девочками и такими едиными и близкими здесь.

Сосед его подпевал тоже, с удовольствием отдаваясь всеобщему единению.

Сосед

Сергей и его сосед выбирались из публики, облепившей ДК, где проходил фестиваль. Они шли по аллее крепких одинаковых, еще голых по-весеннему деревьев. Аллея была почему-то пуста. Впереди на пустыре возле шахты толпился народ. Кто-то покрикивал в мегафон.

Сосед посвистел, Сергей подхватил «Окурочек»:

— «Баб не видел я года четыре…» — спел Сергей. — А за что сидел?

— За аварию. Шахта обвалилась, двоих покалечило. А я инженер, ответственный за безопасность. — Сосед шел и шел рядом, наверное потому, что ему было все равно, куда идти. Поговорить хотелось, о чем — не знал.

— Сейчас надо обратно на шахту возвращаться, а мне не хочется.

— А ты напиши роман, — предложил Сергей, — сразу полегчает.

Мимо них по аллее промчался невесть откуда взявшийся всадник в старой милицейской форме.

Сосед Сергея лихо свистнул ему вслед. Посмеялись.

— А ты кто по специальности? — спросил сосед.

— Психолог. Лингвистический.

— Интересно?

— Мне — да.

Кино

Чьи-то руки поджигают дымовую шашку.

— Долго мы дым ждать будем? — раздраженно спросили в мегафон. — Ну, слава богу.

Человек с дымовой шашкой побежал по съемочной площадке, располагавшейся на территории старой заброшенной шахты, мимо современного автобуса, рядом с которым стояла крытая полуторка. Сидевший на подножке актер в поношенной гимнастерке щелкнул газовой зажигалкой, закурил самокрутку: лицо знакомое, только фамилии не вспомнить. В кабину влез мужчина с кавалерийским карабином.

— Хватит, Сережа, хватит, Корюков, из кадра, — прохрипел мегафон, и человек с дымовой шашкой побежал вдоль веревочного ограждения, за которым толпились зрители.

Сергей и его спутник пробирались через толпу, которую сдерживали два молодых усатых милиционера.

Сергей и его новый знакомый пытались разглядеть через головы происходящее на площадке.

— Кино, что ли? — Сосед вытянул шею. — Полная программа! Там то, там се!..

Сергей стоял за ним, рассказывал ему в спину:

— На какой шахте работал? У меня батя тоже шахтер, кстати…

— Внимание! Мотор… Начали!

Щелкнула хлопушка, и полуторка, бликуя ветровым стеклом, подпрыгивая, покачиваясь на колдобинах, промчалась в меру своих сил метров двести пятьдесят и затормозила. Шофер и охранник с карабином вышли.

— Хорош! — крикнул оператор.

— Может, еще разок? — спросил рослый мужчина в кожаном пиджаке.

— Хорош!

— Пошли, — позвал Сергея сосед, — со двора лучше видно! В сорок девятом ограбили машину с зарплатой, точно на этом месте.