Размышления писателя-фантаста

Штурман разлепил тяжелые веки как раз в тот момент, когда Пилоту удалось сбавить чудовищный потенциал гравитации. На экране инверсии красовался деформированный галактолет. Он выглядел как размытая серая труба в десяток миль длины!

— В чем дело? — испуганно спросил Штурман.

— Ничего страшного, — ответил Пилот: — Спасая себя и тебя, я включил программу самовыживания Корабля Сейчас он превращает часть своей обшивки в излучение, дабы усилить реактивную тягу.

— Расход энергии — триллион киловатт в секунду! — ужаснулся Штурман: — Это не выход, командир. Спустя двадцать четыре часа галактолет сожрет сам себя. И нам будет каюк.

– Знаю, братец, — беспечно, казалось бы, ответил Пилот: — Я выключу программу значительно раньше. Пока же надо удержаться на краю бездны.

Космос по «ту сторону» прозрачной обшивки галактолета казался черно-лиловой стеной, стоящей над пропастью, откуда нет возврате. Кольцо загадочных метеоритов отделяло Корабль от звезды. А где-то далеко-далеко мерцал кусок знакомого неба со звездами и Млечным путем. «Там — родная Солнечная система», — уныло подумал Штурман.

Сверхтяготение Стены шаг за шагом тащило Корабль в свои глубины.
– Включи же программу самоубийства!.. — заорал Штурман: — Дай полный форсаж реактору! Запроси быстрей компьютер...
– Зачем он нужен тебе? — спросил Пилот.
– Чтобы узнать, возможен ли отрыв от Стены гравитации без риска по-губить корабль.

Пилот молча включил блок. Ответ компьютера был туманным: «Галактолет проник в область Невидимой Вселенной. Читайте об этом в учебнике «Релятивистская теория гравитации». Отрыв, возможно, состоится, если сумеете по логарифмической кривой направить Корабль в трехмерный сегмент, который виден на вашем мониторе».

Пилот с проклятьем выключил программу, и оба космонавта помчались в библиотеку, поручив управление киборгам.

— Ага, вот! Нашел... — сказал Штурман.

На экране компьютера замерцали страницы текста: «Гравитация — не более чем периодическое искажение геометрии пространства Евклида. Важно помнить, что инертная и тяготеющая масса объекта совпадает только в трехмерных координатах, — вслух бубнил Пилот: - Фундамент новейшей теории тяготения основан на постулате: «Чтобы сохранились законы постоянства энергии-импульса и момента количества движений, исходная метрика пространства должна быть псевдо-евклидовой».

— Как это толковать? — устало спросил Пилот.

— Это значит следующее, — сказал Штурман: — Кривизна пространства не зависит от координат движущегося объекта. Но какого объекта? Той мохнатой звезды или нашего Корабля?..

— Не знаю, — ответил Пилот: — Давай читать дальше?

«Наша плоская вселенная вечно расширяется. Кривизна пространства отрицательная. Новая теория гравитации однозначно предсказывает: вселенная, вычисленная русским математиком XX века Фридманом, бесконечна. Она плоская, так как подчиняется законом геометрии Евклида. Иными словами плотность вещества в ней должна равняться критической. На самом деле плотность частиц вокруг Корабля меньше критической в сорок-пятьдесят раз,

— А это означает, — сказал Пилот, — только одно: мы, Гомо сапиенсы, видим лишь два с половиной процента общей массы вселенной. Где и в какой форме существует остальная материя Космоса? Неизвестно. Отсюда вывод: мы оказались на краю Невидимой Вселенной, которая не испускает видимый свет, то есть фотоны. Не излучает она и радиоволны и рентгеновские частицы. Вспомни туманность Андромеды! Астрономы давно установили: более девяти десятых вещества, заключенного в галактике Андромеды, видимо. Именно по этой причине?

— Хватит теоретических упражнений, — раздраженно сказал Штурман: - Лучше спроси компьютер, как действовать, чтобы предотвратить съедение галактолета тяготением проклятой Сингулярности. Что этот мудрец посоветует?

Через две минуты компьютер выдал на экран: «Это не Стена гравитации. Галактолет захвачен полем «черной дыры» неизвестной природы. Надо всеми доступными силами благоразумно держаться в пространстве над нею».

— Компьютер не лучше человека, — с досадой резюмировал Пилот: - Извивается, как червяк в пальцах! Благоразумно держаться?.. — передразнил он машинного «советника»: — Это и ребенку понятно! А мне что делать?

Штурман задумался, шевеля густыми бровями. Потом его глаза оживились.

— Я додумался, брат-космонавт, — сказал он с облегчением.
– Не надо ничего делать: Сингулярность заставила галактолет падать в ее недра. Компьютер утверждает: «Чем ближе к поверхности будет тело, тем меньше скорость падения Корабля. В конце концов он плавно приземлится на Сингулярность. Хотя обратно сам не взлетит».

– Вот то-то, — сказал Пилот уныло: — Что же делать?

– Исходя из теории, необходимо отдаться на волю Сверхгравитации. Пилот молча выключил реактивную тягу Корабля.

– Будь что будет, — мрачно одобрил его действия Штурман: — Мы бессильны! Вся надежда на чудо, которое сулит теория.

Вместо бешеного падения в «черную дыру» Сингулярности космолет громадными спиралями кружил в поле гравитации. Лиловый туман рассеялся, сквозь кисею серого излучения гравитонов светила темно-вишневая звезда. Космонавты мгновенно опознали в ней Транслятор сигналов. Он имел форму Купола, испускающего темные волны тяготения Случайно взглянув на монитор инверсионных изображений, Штурман обалдел: монитор показывал любопытную «картину»: неподвижный «двойник» Корабля висел в пространстве, и за его пультом восседала «копия» Пилота. Она тоже глазела на Транслятор. Потом «картина» медленно растаяла, а Пи-ют материализовался рядом со Штурманом. Штурман изумленно выругался сквозь зубы, и призрак пропал. А через секунду из угла отсека вышел с закрытыми глазами настоящий Пилот.

– Почему ты спишь на ходу! — спросил Штурман: — А кто же был на экране: ты или не ты?

— Ничего не знаю, — сонно произнес Пилот: — У самого шарики заходят друг за друге. Я как пьяный сейчас!.. И в мозгу шелестят незнакомые голоса. А ты их слышишь?

Штурман промолчал. В его сознании шептали те же «голоса», настойчиво допрашивая: «Ты зачем явился в наш мир, псевдо-евклидовый индивидуум странного вида?! Мы тебя не приглашали. Контакт с тобой нежелателен. Исчезай, да поскорей! Мы начинаем новый виток развития».

— Ладно, не суетись!.. — гулко ответил им Пилот.

Штурман вздрогнул, открыл глаза. Некоторое время оба изумленно смотрели друг на друга. Потом установились на экран дисплея. На нем пульсировала гигантская «копия» Корабля, окутываясь облаком микрочастиц и вращаясь по длинному эллипсу вокруг настоящего галактолета. В глаза Штурману ударил луч реактивной отдачи.

«Каким образом формирует неведомый житель Сингулярности подобные изображения? — думал Штурман: — В обычных условиях это невозможно!.. Либо сверхгравитация искажает метрику пространства, либо мы существуем одновременно в нескольких измерениях. Почему мне кажется, будто я лечу по эллипсу кривизны Невидимой Вселенной? С ума можно сойти от паредоксов!»

Опять в туманной мгле сверкала мохнатая звезда. В инерционном кресле как ни в чем не бывало дремал Пилот. Ощутив взгляд Штурмана, он проснулся и неестественным голосом закричал:

– Ну, что пялишься на меня?! Я ведь не девица на выданье!.. Смотри лучше вниз, там наш Корабль снова падает на Транслятор.

Штурман хотел ответить, но тут из темного угла рубки торжественно выплыл некий Глаз на гибком стебле. Зрачок в нем был как шарик из дымчатого кварца.

– Вы еще живы, Гомо? — деловито осведомился «человек» Сингулярности.