Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7

— А откуда вы знаете, как меня зовут? — вопросительно изогнул тем временем правую бровь лаовай. — Я ведь вам еще не представился? При этом связи с вашим сервером, вы сами только что сказали, нет и не будет. Какая-то нестыковка, не находите?

Ух ты. Какой досадный и буквально детский промах. Привычка с родины, чёрт бы её побрал.

— Я вас последний раз со всей ответственностью предупреждаю и прошу. — Сотрудник восьмого бюро (и не только его), играя на публику, посторонился и указал на свою машину. — Пожалуйста, сядьте в машину. Соблюдайте законные требования представителя власти! Не заставляйте применять силу!

— Эй, а ничего, что вы даже не представились? — лопоухий блондин ухмыльнулся, мгновенно превращаясь внешностью в идиотски выглядящего тинейджера. — Я, конечно, кое-что слышал о вашей восьмёрке! Хотите в этой связи лекцию по процессуальным ролям, коротко? На этой земле, — он топнул два раза каблуком в асфальт, — чуть иные правила.

— Мои самые глубокие извинения. — Хань посерьёзнел и снова коротко поклонился по местному обычаю. — Процессуальные различия есть, вы правы. Обычно нам не нужно представляться в подобных случаях, с учётом специфики подразделения. Старший инспектор Ван, если переводить на ваши ранги. Восьмое бюро токийской полиции, — лучше повторить в третий раз, поскольку посторонние всё прибывают и зеваки уже начали снимать на собственные гаджеты, причём с разных сторон.

Связи у них ещё нет, но целая куча техники может работать и в автономном режиме. Даже некоторые нейро-концентраторы, если подумать, способны записывать для суда.

Ладно, ничего критичного пока не произошло. Дожимаем. Если что, скрутим силой. Хотя гораздо перспективнее будет конечно, со всех сторон, если он сломается и усядется в машину сам: подчинился чужой воле один раз — будешь подчиняться и дальше. По крайней мере, гнуть человека, куда надо, все последующие разы будет намного легче.

Жаль, что здесь не дома. Там можно было бы разогнать всех прохожих одним щелчком пальцев.

Асада-младший ухмыльнулся еще шире и сказал нейтральную на первый взгляд фразу, от которой у китайца между лопаток мгновенно выступил холодный пот:

— Старший инспектор — звание, я понимаю. А Ван — это ваша фамилия же? Как она записывается? — Произнесено было с дебильным выражением лица и наивно, будто уточняя. — Иероглифом "СЕТЬ"?

— Нет, как "ЦАРЬ", — машинально ответил хань.

В следующий момент он отбросил пиетет и скомандовал своим открытым текстом:

— Пацан, похоже, понимает жонг-гуо! Работаем!

Хорошо, что нет связи и, даст бог, безупречной записи. В суде не надо будет рожать гениальные объяснения.

С одной стороны, сеть и царя не спутаешь между собой на слух из-за тонов в произношении. По-китайски.

А с другой стороны, Ван сейчас говорил по-японски и свою фамилию не интонировал. Произнёс на местный манер, без смыслоразличительного подъёма тона.

***

— Дорогу! Разойдитесь! Дорогу!

Полицейские как по команде рефлекторно дёрнулись, оглядываясь назад.

Машина скорой помощи, добравшись до места чуть невовремя, исторгла из себя двоих врачей-мужчин.

Подъехать вплотную было невозможно — мешал транспорт полиции. Потому доктора, не обращая внимания ни на кого, рысью пронеслись между импровизированным оцеплением (состоявшим из ханьцев, одетых в штатское).

Появившиеся когда уже было не так актуально зеваки тоже расступились, освобождая людям в белых униформах проход.

Нозоми изо всех сил старалась привлекать меньше внимания, уподобляясь мыши.

Маса перебрасывался словами с одним из копов (видимо, старшим), ни на что не соглашаясь и вроде бы успешно сохраняя дистанцию (по крайней мере, в разговоре, свидетелей которого становилось всё больше и больше). Это хорошо. Можно договориться обо всём потом, и в суде тоже можно оспорить всё, если не заходить за рамки сейчас.

Нездоровое шевеление со стороны восьмого бюро женщине, конечно, не нравилось. Оно явно что-то значило, причём в невидимой отсюда плоскости.

Основное внимание при этом занимала дочь. Ю вроде бы даже вздохнула глубже только что, но в сознание не пришла.

Хоть бы с ней не что-то серьёзное.

Асаду-старшую очень тревожили китайцы, которые, волей последних изменений законодательства, получили возможности, ещё десять лет назад немыслимые. Плюс в их текущей недосказанности было что-то очень угрожающее; она не обманывалась демонстративной корректностью Вана.

Слишком много совпадений. И раньше не было ничего похожего.

Ладно, это всё — большая политика. О ней можно будет подумать не впопыхах.

Нозоми повторно попыталась вызвать внутренний интерфейс.

Тщетно. Ни юриста позвать, ни законность соблюсти, хоть бы и звонком в прокуратуру.

Интересно, сколько ещё не будет связи? До закона о региональном взаимодействии подобное ограничение гражданских прав было немыслимым, даже на считанные минуты.

А китайские сотрудники восьмёрки, с высоты её жизненного опыта, действовали однозначно скоординировано и по какой-то своей программе. Интересно, как так получилось, что в двух машинах не оказалось ни одного японца?

— Это пострадавшая? Быстро, какие жалобы? — Врачи, не чинясь, плюхнулись на колени прямо на асфальт перед дочерью и принялись разворачивать универсальный медицинский блок.

— Сперва её ударили в затылок, кулаком. Не могу утверждать наверняка, но, кажется, сам удар был нанесён под расширениями. — Нозоми старалась говорить как можно короче. — После удара она потеряла сознание и упала. В падении ударилась головой об бордюр.

— Так. Что за ерунда… — тот из врачей, который был ниже ростом, озадаченно уставился на абракадабру вместо голограммы, которую полагалось получить в исполнении медблока.

— Связь и нейро-функционал не работает! — быстро подсказала вдова. — Полиция же отключила всё, они предупреждали!

— Как надолго вырубили? — второй доктор обернулся к паре патрульных, которые всё ещё держали в руках таззеры. — Сколько сигнала не будет?

Хорошо хоть шокеры в руках офицеров были сейчас опущены.

— А? Что? — молодые копы даже не сразу поняли, что обращаются к ним.

— Как долго техника не будет работать?!

— Мы не знаем, — искренне удивились патрульные первого месяца после набора. — Это вон, вопрос к восьмерке, — кивок в сторону китайцев.