Размышляя о Брюсе Кеннеди

В глубине души Мириам презирала мужа за это непорочное поведение. Чего-то она здесь недопонимала. И презирала его даже больше, чем если бы он тайком закрутил роман с Сильвией ван Маанен.

— Значит, Дирк Мийле, — сказала она. — Занятно.

Вообще-то надо было сказать что-нибудь другое. Спросить его, что же вдруг произошло с Мийле, что он надумал лизнуть задницу Бернарду Венгеру. Но не спросила. Еще до этого звонка решила использовать в качестве оружия утаенную от нее аферу с роликом для «Бургер-Кинга». Пожалуй, и в этом не было больше нужды.

— Да это просто на пользу моему фильму, — сказал Бен. — Приветствуется любое внимание.

— Конечно.

Его голос показался ей не очень уверенным. Возможно, он рассчитывал, что Мириам продемонстрирует свое нерасположение к Дирку Мийле, а поскольку она этого не сделала, он забыл, как ему выровнять ситуацию.

Момент наступил.

— Я тут кое о чем подумала. Мне уже получше, но меня буквально переворачивает при одной мысли о возвращении. Пока все хорошо, и прерывать отдых просто непростительно.

— Вот как? Тебе правда лучше?

Похоже, он еще не понял. Услышал лишь часть сказанного, не сулившую ничего плохого.

— Бен, я пока не поеду домой. Останусь еще на денек-другой. А может, и на недельку.

Ну вот, сказала. Без обиняков. Яснее ясного. Оставалось дожидаться развития событий и процесса скорби по ним.

— Ты хочешь сказать… — наконец проговорил он после неестественно затянувшейся паузы. — Но ведь в воскресенье… Я имею в виду, в воскресенье… Выходит, тебя в воскресенье не будет.

Вот именно. Именно в воскресенье, ужасно хотелось сказать ей. И именно на премьере, как раз там мне меньше всего хотелось бы быть в воскресенье. Но она сказала:

— Я же понимаю, любимый, как это важно для тебя. Только… Я чувствую, сейчас не время возвращаться. Из-за депрессии.

Надо соблюдать осторожность. Не пережимать. Но, с другой стороны, без пережима, возможно, и не получится. Ведь надо сделать для Бена невообразимое вообразимым.

— Мириам… Я не понимаю… — Опять стало тихо. — Совершенно не понимаю.

Сколько же потребуется времени, чтобы он завел разговор о детях? Если разобраться, он думал пока только о себе. Об этой своей премьере. Она перегнулась через перила балкона, точь-в-точь как накануне вечером. Шезлонг, в котором вчера сидел Брюс Кеннеди, стоял на том же месте. Сейчас в нем лежало чье-то цветастое полотенце, хозяин которого, очевидно, плавал в бассейне.

Вчера вечером отблески фонарей возле бассейна еще ярче высветили обилие белого в его глазах, чем при первой встрече в зале, где они завтракали. Стакан был всего один, а бар закрыт. Сначала она придвинула свой стул в ноги к шезлонгу, а потом, потом…

— На твоем месте… — послышался в трубке голос Бена. — На твоем месте я бы не стал так поступать, Мириам. Мне бы не хотелось… пойми меня правильно, я очень хочу, чтобы ты хорошо себя чувствовала, чтобы ты поправилась. Но дело не только в премьере. Я хочу, чтобы в этот вечер ты была рядом, а если ты считаешь всю затею слишком шумной, мы придумаем что-нибудь потише. Поужинаем вдвоем, только ты и я? А после фильма поезжай домой, если тебе невыносима суматоха.

На сей раз перед тем, как спуститься вниз, она надела тонкое белое платье по щиколотку. Потому что не… Ей не хотелось, чтобы…

— Ладно, тогда вот что, — сказал Бен. — Поступай как знаешь. В конце концов, дело не только во мне. Но в Алексе и Саре. Не знаю, как я им объясню, что ты не приедешь. Они ждут не дождутся воскресенья, когда вместе встретят маму в аэропорту. Сегодня весь день рисовали что-то для тебя, попросили краски, собираются нарисовать плакат «Добро пожаловать домой, мама»…

В этом длинном платье почти до пола он не увидит ее коленку. Она села и скрестила ноги. Этого-то и нельзя было делать, как она поняла потом. А может быть, как раз и надо. Да уж, дурь какая-то, как вышло, так и вышло.

You are bleeding … [56] С некоторым усилием он приподнялся в шезлонге и сел, несколько капель виски выплеснулись из стакана и упали на ногу, покрытую кустиками волосков, рядом с тем местом, где заканчивалась штанина его черных спортивных брюк.

Она сидела в тени, вне света фонаря. Оттого и пятно на белом платье казалось скорее черным или неопределенного цвета, чем красным, — как кровь в черно-белом кино.

Let me see . [57] Ладонью он похлопал по шезлонгу, возле своих ног, сначала немного их подвинув. Но места больше не стало.

56

У вас идет кровь… (англ.)

57

Дайте посмотрю (англ.).

Собственно говоря, уже вставая, она сообразила, что произошло. Невидимая граница. Рано или поздно ее переступали. Иногда лишь после нескольких романтических ужинов, телефонных звонков и записок под дверью. Но, по сути, все было предопределено и известно обоим, а негласная договоренность состояла в том, чтобы чуточку оттянуть само пересечение границы.

Другой возможности сесть, кроме как прижавшись ногами к его ногам, не было, она почувствовала, как колено Брюса Кеннеди уперлось ей в ягодицу, когда он повернулся на бок и приподнял подол платья до уровня колена.

Fuck . [58]

Второй раз в тот день мужские пальцы прикоснулись к ее коже по обе стороны раны. Но эти пальцы не спрашивали разрешения. Вероятно, исходили из того, что разрешение уже дано. Fuck.

По телу побежала дрожь, начинаясь где-то высоко в спине, между лопатками, там, где вчера утром (всего-навсего вчера утром?) у стола с яичницей поселился его голос. И вот опять. Fuck. Вообще-то он сказал это лишь один раз, но слово волной прокатилось от лопаток вниз, минуя ягодицы, бедра, и добежало до кончиков пальцев.

58

Здесь: черт (англ.)

— Бен, — проговорила она.

Она не помнила, когда Брюс Кеннеди вспомнил о Вьетнаме — до или после осмотра раны. Особенно он не распространялся, но несколько слов — в основном названия мест — прозвучали очень знакомо. По его словам, он воевал во Вьетнаме. Имел представление о том, как обрабатывать раны. Тут дело не такое уж сложное (It’s no big deal), можно попытаться.

— Ты вправду не думаешь, что так будет лучше? — поинтересовался Бернард Венгер. — Приедешь домой, а мы все устроим спокойно и без напряжения. Хотя бы ради детей.