Разноцветные континенты (С иллюстрациями)

– Нет, ты не удивился: ты вытаращил глаза, глупо скривил рот, как двухлетний младенец на горшочке, да еще пожал при этом плечами. Не гримасничай, дорогой, я в кино тебе сниматься не предлагаю. Ведь это действительно достойно удивления: человек занимался математикой два часа- и какие два часа!- и при этом совершенно не устал. Странно и удивительно: совершенно не устал.

Я как раз устал, и даже очень, и фраза не лезла мне в голову.

– Ну да, ну да,- закивал толстяк, - математика утомляет, потому и удивительно. Ну-ка, три раза.

«Удивительное дело, - подумал я небрежно.
– Я совершенно не чувствую себя усталым. Странно, я совсем не устал. А ведь действительно…»

И тут произошло первое чудо: звон в моих ушах затих, цифры перестали прыгать перед глазами. Я сидел спокойный, легкий, довольный и удивлялся самому себе. Только рука затекла: я держал карандашик без нужды слишком крепко.

– Да, рука, ручоночка, - озабоченно проговорил Воробьев.
– Мы писали, мы писали, наши пальчики устали… Которая? Ну, разумеется, правая. Положи ее на стол и подумай: «Моя рука лежит на столе».

Я подумал.

– Превосходно!
– возликовал Виктор Васильевич.
– Стол жесткий, холодный и гладкий, а рука теплая и мягкая. Ей нравится отдыхать на столе. Она намного мягче пластмассы, не правда ли?

Я кивнул.

– «Моя рука намного мягче самой мягкой пластмассы». Подумай так. Хорошо. «Она теплая и мягкая2.

Наверно, я заулыбался от уха до уха: рука отошла, пальцы благодарно зашевелились.

– Вот видишь, - с удовлетворением сказал Воробьев.
– И это сделал ты сам. Одной своей мыслью и ничем больше.

«Ну прямо сам!- подумал я.
– Обыкновенный гипноз».

– Ах, Андрюша, Андрюша…- укоризненно произнес Виктор Васильевич.
– Ну разве я похож на гипнотизера? Это очень простое упражнение. Надо только подумать. Но подумать без помех. Настойчиво подумать, сосредоточенно. Нет, нет, не так, зачем ты бычишься и пыжишься? Сосредоточенно - вовсе не значит упрямо. Вот учитель тебе говорит: сосредоточься. Ты сделал озабоченное лицо, глаза твои опустели. В голове- салат из картинок, слов и даже отдельных звуков. А почему? Да потому, что нельзя сосредоточиться вообще. Можно сосредоточиться на чем-то, заставить себя думать в данный момент об одном, запретить себе думать о постороннем. А как?

Действительно, как?

– Дело вот в чем, Андрей. У каждого человека есть свое… назовем его так: «запретительное слово». С помощью этого слова, мысленно его произнося, человек гонит от себя ненужные мысли. У тебя тоже есть такое слово. Я его знаю, но необходимо, чтобы ты осознал его сам. Вот ты уже десять раз мысленно произнес одну неприятную для тебя фразу и всякий раз выключал ее одним и тем же словом.

«Какую еще фразу?
– подумал я.
– Что он мелет? Господи, какой же я тупица! Ай, ладно…»

Воробьев быстро поднял указательный палец.

– Вот, вот.

Я понял.

– Ну-ка, проверь себя, всегда ли ты пользуешься этим словом. Подумай о чем-нибудь неприятном.

«Не так он со мной занимается,- подумал я.- Как с дурачком, по облегченной программе. Ай, ладно…»

– Теперь так, - продолжал Воробьев.
– Этим ключом ты можешь пользоваться для самоконтроля. Допустим, тебе надо ответить на вопрос…

Довольно быстро я понял, как надо обращаться с «ключом», как прерывать себя в уме, как возвращаться к тому, что подумал раньше. Мы поиграли в забавную игру «А собственно с чего это пришло мне в голову?». Все это было легко, я бы сказал - слишком легко для начала.

– Именно для начала, - успокоил меня Виктор Васильевич.
– Потом я научу тебя, как избавиться от этого слова. А не то в голове будут сплошные ладушки: «ладно» да «ладно». Ну, утомился? А теперь повтори: «Удивительное дело, я совершенно не устал».

«Удивительное дело… ай, ладно!… я совершенно не устал!» - подумал я.

Это было несложно, но до полетов под куполом еще ой как далеко!

11

В столовой после уроков я наконец увидел всех ребят вместе. Славка и Лена сидели за одним столом с круглой толстенькой девчонкой, которую я раньше не видел. Как я понял, это и была та самая невидимая Рита Нечаева. Ее внешность меня разочаровала: было бы намного лучше, если бы она была похожа на Соню или хотя бы на Лену. Я сразу прозвал про себя Риту «Черепашкой». А она, увидев меня, порозовела и низко наклонилась над тарелкой. Славка с Леной переглянулись и стали смеяться.Бедная Черепашка, она не умела блокироваться! Ей не помогло бы, даже если бы в эту минуту она стала невидимой.

Соня Москвина сидела с двумя переростками, которых я тоже видел впервые. Один из них, широкоплечий, со светлыми глазами и наголо остриженной головой, усердно кушал. Другой, кудрявый, с русыми волосами до плеч («сердцеед», сказала бы моя мама), разглядывал меня с любопытством.

Я подошел к столу, назвался:

– Андрей Гольцов, - и протянул руку сперва стриженому (он мне показался заводилой), потом кудрявому.

– Олег Рыжов, - сказал стриженый.

А кудрявый манерно привстал и произнес:

– Боря.

– Ну что, Софья, попало?- спросил я.

Соня пожала плечами.

Мой вопрос ей, как видно, не понравился. Но не обязан же я подлаживаться под любое настроение.

Сесть рядом с ними мне никто не предложил, поэтому я устроился за отдельным столиком. Это было, разумеется, неприятно, но я не люблю напрашиваться.

В столовой было тихо, все ели молча, время от времени вопросительно поглядывая друг на друга. Потом вдруг Славка сказал что-то вслух Черепашке. Лена фыркнула, а Черепашка расстроилась.

– Вредина ты!
– сказала она Славке, взяла свою тарелку и встала.

Я решил вмешаться, и у меня были на то причины.

Я поднялся, подошел к Черепашке и сказал:

– Садись ко мне.

Она колебалась.

– Садись, чего там,- повторил я и помог ей перенести вилки-ложки и стакан с компотом на свой стол.

– Меня зовут Андрей, - сказал я, когда мы сели.
– А тебя?

Она недоверчиво посмотрела на меня, но, в конце концов, я не так уж и фальшивил: я же не видел ее в лицо, всё были только догадки.

– Рита,- ответила она.- Рита Нечаева.

– Давно ты здесь?

– С мая.

– Нравится?

– Ничего.

– Что-то у вас здесь ребята недружные,- заметил я.

– Почему?
– тихо отозвалась Рита.
– Мы дружим.

– На каникулы домой ездила?

– А у меня нет никого.

Мы помолчали. Рита, потупясь, ковыряла вилкой в тарелке. Я испугался, как бы она не заплакала.

– Послушай, а что они все как в рот воды набрали?