Разносчик порнографии

Молнии сверкают, освещая комнату. В эти мгновения я отчётливо вижу красоту лица Татьяны, её совершенное молодое тело – она стоит напротив и всматривается в моё лицо. Я молчу. Она, без сомнения, права. Есть «кто-то», кто сдерживает меня, и этот «кто-то», как выразилась Татьяна, назвав его «жучком», живёт у меня внутри. Но я предпочитаю думать совершенно по-другому, виня кого угодно, но только не себя.

***

Дождь всё так и не идёт. Ему давно пора было вылить месячную норму за один час, сделать наводнение, смыть к чёртовой матери этот усохший город, отомстить всем и каждому за большие и малые грехи, утаиваемые от чужих глаз. Но он упорно не хочет идти. Он ждёт, он медлит. Но он должен пойти когда-нибудь. Его сила в этом и состоит – падать холодными каплями на сухую землю, орошать её, делать плодородной. Либо разрушать.

И пошёл град! Шум падающих льдинок увеличивался. Не сговариваясь, мы одновременно подошли к окну. Странность зрелища заключалось в том, что с неба падали не градины, а настоящие камни.

– Вот и прорвало! – говорю я.

Татьяна прижимается ко мне всем телом, её трясёт. Я же на всё происходящее наблюдаю без всякого интереса, как будто так и должно быть. С неба падают камни, а меня это нисколько не удивляет!.. Всё крупней и крупней… Кто не успел, тот опоздал.

Трупы людей и животных засыпает градом камней размером с кулак. Покорёженные автомобили ежесекундно меняют свою форму…

Ветер меняет направление, и окно разлетается на мелкие осколки, обдаёт нас брызгами стекла, пластика и мелкой пыли. Я закрываю собой Татьяну, а сам продолжаю смотреть, как будто загипнотизированный…

Я пребываю в состоянии подобному трансу. Татьяна пытается оттащить меня от окна, плачет, уговаривает, но я под воздействием неизвестной силы продолжаю смотреть с высоты пятого этажа вниз, как будто смотрю не интересное кино по телевизору, безучастно и равнодушно… Я не замечаю ничего!

Всё же Татьяна уводит меня вглубь комнаты. Я прихожу в себя. В оконном проёме – что от него осталось – продолжают проноситься каменные заряды, но уже видно, они мельчают.

Через некоторое мгновение стихло. Я решаю, всё! Конец природной вакханалии. Но слышится тот самый гул, который я ранее принимал за шум моря. Он увеличивается! Татьяна вся сжимается в маленький клубок, превращаясь в испуганного ребёнка, и тут я понимаю, что я трус. Да, без всякого сомнения, я боюсь услышать правду о самом себе, боюсь показать своё творчество близкому человеку, считая, что меня осудят за несоответствие с общепринятыми нормами, и боюсь сейчас: и за себя, и за Татьяну, и за то, что, вообще, может произойти.

***

…с неба свалился большой камень. Он громадный! Метра четыре в диаметре. Блестящий и гладкий, как будто его отполировали. Он дымится.

Пошёл слабый дождь. И это, казалось, был не дождь вовсе, а слёзы, скупые слёзы природы. Бывает, и она ошибается. Она плакала о содеянном поступке.

Свинцовые тучи уходят в океан. Татьяна открывает глаза, медленно превращается в настоящую молодую женщину – она уже не та, какой была час назад.

Татьяна не верит своим глазам. Не верю и я.

– Бессмысленная жестокость природы не оправдывает жестокость самого человека, – говорю я совсем тихо.

Как бы очнувшись от долгой зимней спячки, Татьяна быстро одевается и идёт к телефону. Связь отсутствует. И это не удивительно. Могла бы догадаться.

Она смотрит на меня, я отворачиваюсь. Мне кажется, что надо расстаться. Но об этом ей скажу завтра.

Август 2008 года

Запах страха

Семён не должен был родиться. Так решила мать, восемнадцатилетняя девушка, залетевшая от приезжего парня. Это обстоятельство не обязано заострять внимание читателя, ибо ребёнок в утробе матери, чистый и невинный, не сделал ничего, слава богу, ничего плохого, чтобы не родиться. Да и родившись, он не стал бы стрелять, душить и насиловать. Хотя, признаться можно, та же сила, которая приводит к смертному греху, должна была возбудить в нём фанатичную ненависть к миру, парализовать его настолько, чтобы в один прекрасный момент он опустил руки и стал безразличным даже к самому себе.

Будущая мать, если можно назвать её матерью, никогда не верила красивым словам, правда всегда мечтала о любви с первого взгляда. Она приходила к любовнику в гостиницу и отдавалась, как в последний раз. Любовь длилась три дня. Пока он был в командировке. Потом любовник исчез, а вместе с ним пропала любовь. Она стала вымыслом для неё, обидой, неблагодарным чувством.

Но Семёну повезло, во-первых, он родился, на аборт молодая мамаша не нашла денег.

Отказавшись от сына в роддоме, она исчезла из его жизни навсегда. Неудачная любовь заставила её окаменеть.

Во-вторых, он родился с определённым даром свыше. Невидимые господа распорядились именно так с судьбой мальчика, то ли отблагодарив, то ли наказав его таким образом.

Приёмные родители постарались дать ему всё, кроме правды о матери. Эта правда для новых родителей была чем-то вроде электрического напряжения, оголённого провода, к которому малыш мог случайно прикоснуться. Кстати, он так и не узнал этой правды. Никогда. Почему? Все те же невидимые господа раскладывали пасьянс судеб людских.

Прошли годы, мальчик подрос, пошёл в школу. Учился посредственно. Ничем не выделялся. Обычный ребёнок, так сказать. Окончил школу, поступил в колледж. Ничто не выдавало в нём необычного. Семён узнал о своей гениальности чуть позже. Это произошло в армии.

Тогда пропал сослуживец, ушёл с автоматом с поста. Его долго искали, но найти не могли. Прошло семь дней, а он как в воду канул. И тут Семён, он отслужил уже год, впервые почувствовал как бы удушливое зловоние, исходившее из соседнего леса. Запах не был знаком Семёну, но седьмое или восьмое чувство, он не знал, подсказывало, надо идти в лес. И он пошёл.

Сослуживец был мёртв. Он прятался в овраге, рядом с частью. Автомат пропал. Экспертиза показала, что солдата задушили во сне, он умер за час до того, как Семён почувствовал беду.

После Семён вдыхал отвратительный запах смерти, чуть ли не на каждом шагу. Он постарел лет на десять, ему было двадцать, но никто не верил, давали больше, и стал на десять сантиметров ниже, ссутулился. Он думал, ему придётся умереть раньше срока, так плохо он себя чувствовал, но невидимые господа продолжали раскладывать пасьянс.