Разочарование разбуженной девочки

А она наоборот, липнет, тянется ко мне и дышит, дышит. Я отстраняюсь, мне дурно. Вскакиваю, а она за мной следом. Хватает меня за руку, и я вижу, что она сейчас, как в дурмане, плывет. Мне становится неприятно и немного страшно и я, выдернув свою руку, отворачиваюсь.

– Киска! Киска! Ты, что обиделась? Ну не хотела я. Так само получилось. Не сдержалась. Прости! Я ведь не знала, что ты ревновать меня станешь. Я же говорила тебе, что это, как наркотик. Не могу без этого, мне обязательно надо взять его, почувствовать вкус. Прости?

Она ухватила меня за руку и тянет к себе. Я вижу, что она ничего не поняла и правда, так думает. Чтобы сыграть до конца весь это спектакль, делаю вид, что смеряюсь и тут же вскакиваю, как ошпаренная. Она умудряется, в каком-то невероятном извороте наклонится и прикоснуться к моему лицу своими пахучими губами. Ели успеваю уклониться!

Она, что? Совсем не соображает?
– Мелькает у меня в голове. После этого, лезет еще ко мне со своими б…кими губками целоваться!?

– Все, Мурка! Время! Пора нам и тебе. А ты, что по этому поводу думаешь? – Оборачиваюсь и перевожу весь свой гнев на него.

Он удивительно спокоен. Взирает на нас и усмехается.

– Что, тут смешного? Не понимаю?! - Почти кричу я.

Мурка видит мое состояние и боком, боком выскальзывает в соседнюю комнату, переодеваться и сматывать. Я обрушиваю на него все свои переживания и неприятности.

– Что? – С издевкой, кричу ему. – Понравилось? Ты, этого хотел? У, кобелино !!!

– Тебе только и надо, что ….. И тут меня прорвало. Дальше я такое ему выговариваю, что если бы не виноватая мордочка Мурки, которая уже переоделась и высунулась в приоткрытую дверь, то я бы побила бы его, наверное.

– Что? Расчет? Сейчас! Подожди! Подожди, я сказала!!! – Громко, но уже значительно спокойнее бросаю ей нервные слова.

Расстаемся. Она напоследок мне хочет что-то еще сказать, но я ее почти выталкиваю.

– Давай, детка, двигай! Пошла, милая! Но, лошадка, скачи дальше!

Б…. кая лошадка ускакала. Довольная. Еще бы? Я, ей, в гневе, все заплатила и даже за то, чего она не делала.

Она довольная, он доволен? А, я? А, как же, я?!

У меня остается горький осадок от всего этого. Эта ее продажная любовь. Да и любовь ли это? Какая же это любовь?! Самая настоящая хреновина, какая-то! Ведь это и есть б…тво. А как же это еще можно назвать? А я, то? Тоже хороша! Не понимаю, что на меня нашло? Осадок все сильнее раздражал меня. И мне, почему-то, захотелось все бросить и вымыться. Очиститься от всего этого. Не отвечая на его вопросы, я ушла в ванную. Он еще топтался под дверью, ходил, что-то делал, гремел, говорил, звал меня. Но я, лежа в горячей воде, в ванной, старалась его не слышать и не замечать. Я лежала, опустошенная. Мне вдруг стало себя жалко. И я, неожиданно, беззвучно заплакала. Заплакала, как в детстве. От горького разочарования и одиночества.

Наконец я услышала его обращение ко мне из-за двери. Он говорил, что уходит, говорил, чтобы я на него не обижалась. Потом добавил, что согласен, пойти вместе со мной в субботу.

– Ты, не против? - Спросил и ждал моего ответа.

Я молчала. Он опять спрашивал. Наконец я услышала, как он распрощался и ушел, громко хлопнув дверью. С его уходом мне стало легче.

Вечером, я не хотела оставаться дома и выслушивать упреки от родичей. И Машка могла меня расспрашивать. А мы ведь, дружили. Как ни как, а родная мне душа, сестренка ведь. Поэтому, опережая их, позвонила и сказала, что останусь переночевать на квартире у подруги. Мать неуклюже спрашивает.

– Доченька! А ты одна?

– Это, что? Допрос? – Взрываюсь. Но чувствую свою не правоту и поправляюсь вежливее.

– Ну, конечно одна! А ты думала, что я с вашим кобелиной? Так, что-ли?

Мать так же неуклюже извиняется, а потом оправдывается. Говорит, что мол, она переживает за меня и добавляет, что она мне все еще мать. Меня эта фраза раздражает, и я отвечаю, как можно спокойнее, чтобы не нагрубить ей.

– А я и не сомневаюсь в этом.

Вот и поговорили. Сама не понимаю в чем дело. Но в последнее время, особенно в последние дни я в разговорах с ней все время срываюсь. Почему? Что же не так? Хочу успокоиться и побыть наедине. Надо понять все это. И почему я так с ней? Ведь мать она мне и хорошая. Ведь я же ее люблю. А мы все последние дни лаемся.

Так, что пребывание на квартире родителей подруги запланировано мной для спокойствия и разборок со своим я. Так получилось, что после их отъезда они просили меня приглядывать за квартирой и по возможности бывать в доме, а вечером, периодически зажигать свет в комнатах. Хоть и поставили они квартиру под охрану, но все равно, просили бывать в ней и приглядывать. Что я и делала. Я уже пару раз оставалась в пустой квартире на ночь и мне это нравилось. Быть хозяйкой в этой квартире и делать все, что я захочу. Поначалу я просто заходила, шла на кухню и ставила чай. Пока он закипал я, повсюду зажигала свет. Периодически я ходила по комнатам и то включала, то отключала свет. Потом уходила домой. Но, как-то раз я задержалась и сама не подозревая, стала рыться в шкафу. Конечно это верх неприличия, рыться в чужих вещах и так поступают только воры, но я искала свой дневник. Я его прятала от отчима, у своей в то время, лучшей подруги. Так он и остался в их доме. Они уехали, и я решила его забрать. Искала сначала в вещах подруги. Ее письменном столе. Просто зашла в ее комнату и стала открывать дверцы и вытаскивать ящики из ее письменного стола. Среди кучи исписанных тетрадей, детских книг и учебников я обнаружила конверт. Просто обычный, почтовый. Ничего примечательного, если бы не надпись на лицевой стороне. «Наденьке! Моей лучшей подруге»

От этой записи у меня с волнением забилось сердце. Это она нарочно его подложила сюда. Поняла я. Знала, что я все равно буду искать свой дневник и буду в ее вещах копаться. Господи! Как же она хорошо меня знала!

Я прочла ее письмо ко мне. Она писала следующее.

«Если ты держишь в руках это письмо, то я все рассчитала и сделала правильно. Я ухожу из твоей жизни, наверное, навсегда. Ухожу по причине, и не просто так. Ухожу, забирая с собой нашу дружбу и любовь. Да! Именно так. Сначала дружбу, а потом любовь. Ты сомневалась, и я это почувствовала. Ты усомнилась в моих чувствах к тебе. Знай, что я буду с тобой навсегда. И хоть ты и будешь от меня далеко и будешь жить своей собственной жизнью, но я так и буду носить в себе эти наши девичьи секреты, нашу дружбу и любовь к тебе.

Нет таких слов, или я их просто не нахожу, чтобы сказать тебе всего того, чего хочу. И, наверное, уже не скажу. Знай, моя верная подруга, знай, что я не просто дружила с тобой, нет, я была просто счастлива, быть с тобой. Я так хотела быть с тобой, и твои поцелуи просто сводили меня с ума. Я не спала ночами, мучилась. Все не решалась сказать тебе и открыться. Знай! Что я так и не решилась на нашу близость. А мне ее так хотелось! Я мечтала о ней, я сгорала, я таяла. Я в тебе растворялась, а ты этого даже не замечала!!! И вот я пишу тебе это письмо и в нем открываюсь. Можно сказать, что я признаюсь в нем, в этом письме, в любви к тебе! Ты это знай! Я так хочу. Потому, что ты заслужила мое признание к тебе, потому, что я остаюсь на всю жизнь к тебе благодарной.

Прощай, моя первая в жизни любовь. Целую!

P.S. То, что тебе нужно, находится» …

И дальше она сообщала, где лежит мой дневник. Достала его. Уселась читать. Полистала страницы, но через минуту отложила. Все, о чем я тогда писала, это меня уже не трогало. Перечитала свои воспоминания о нашей с ней встрече. Я, когда писала, все боялась, что отчим прочтет, и поэтому, шифровала все свои записи. Но, как только стала читать, то, сразу же, все поняла и без перевода.

Весь остаток вечера я проревела. Сама не знаю почему. То ли от того, что все не складывалось, то ли от напряжения в отношениях. А тут еще это письмо! Растрогало меня окончательно. Опять я осталась ни с чем. Опять у разбитого корыта. А Толик? Что, Толик? Кто он для меня? Кролик? Да! Просто подопытный. Я и не собираюсь с ним больше никаких дел иметь. А ведь ему все это, что я устроила, понравилось. И эта облезлая Мурка. А, что? Разве не так? Разве ему не понравилось? И я принялась вспоминать. Отвлеклась и это меня успокоило. Перед сном мне опять захотела откиснуть в теплой воде, полежать в ванной. Включила воду, и пока она набиралась, я застелила себе постель на диване, в большой комнате. Не хватало банного полотенца. Поискала в шкафу. Не нашла. Потом решила поискать глубже. Полезла в кипу белья и внезапно наткнулась пальцами на эту штуку. Ту, самую, что мы с подругой разглядывали, когда вместе баловались одни в доме. Это она мне, вспомнила я, ее показывала. И мы с ней баловались. Включали и прикладывали эту штучку между ног, к нашим пирожкам, друг к дружке.

Я ее взяла и включила. Удивительно, но она зажужжала. Не так резво, как раньше, но все же. Постояла, послушала, выключила. Пошла в ванную.

Встала и рассмотрела себя перед большим зеркалом.

Такое большое зеркало в ванной комнате можно назвать причудой, но мне оно нравилось. Можно было подойти и всю себя видеть в нем обнаженной от кончиков пальцев ног и до прически на голове. Это зеркало, наверное, тоже часть воспитания, установившегося в этом доме. Стою и рассматриваю себя. Эротично. Очень! Я даже испытываю легкое волнение. Провела руками по телу, потом самыми кончиками пальцев. Осторожно и нежно веду по телу и смотрю. Очень приятно чувствовать, а видеть это возбуждающе вдвойне. Подушечки пальцев полезли на высокую грудь, скользнули и зацепились, невольно, за торчащие соски. Пропустила их между пальцами и нежно прижала. Так приятно, так хорошо! А, что? Разве я не красивая? Разве нет во мне изюминки? Взять хотя бы мою грудь. Ну, что? Думаю, что я буду одной из сотни по ее размеру и красоте. Нет! Чего там сотни, тысячи! А, что? Разве не так? Смотри какая. И я начинаю ей играться, поглаживать, стискивать. Мне всегда ее приятно трогать, и скажу откровенно, то и чужие взгляды на нее мне не безразличны. Я каждый раз замечаю, как на нее смотрят женщины и мужчины. Первые, оценивающе и многие с завистью, а мужчины, ну почти все, с восторгом и восхищением. Да и фигурка моя ничего. И ножки не коротышки, а ровненькие и в меру длинные. Наклонилась и погладила. Вспомнила, как я их демонстрировала. Рассмеялась. А, что? Ведь все здорово получилось! Как я им всем! Раз и нахлестала. Нет, натыкала своим телом. Пусть знают! А то «доченька, доча»! Что это за обращение такое, как с маленькой Машкой. По моему, я им всем показала, что я уже не «доченька», а самая настоящая женщина. Нет! Вот же, не так! Пока еще не испорченная. Нет, не так! Взрослая девочка! Нет, опять эта девочка? Да, что же это такое?