Разоритель

А ведь когда-то предок Антора, силач-кузнец по прозвищу Голубоглазый, убил этим топором огромного человекоядного дракона с острова Тэт, на котором почти не осталось жителей. За это тогдашний домин Рей пожаловал ему в ответственность селение Антор на Малой Гряде. Вообще-то освободителю было принято жаловать ту землю, которую он очистил от хищников - но времена были тяжёлые, и дом Рей предпочёл отдать остров какому-то купцу, который пообещал отстроить и заселить Тэт наново.

Наверное, это было разумно. И всё же Антор не мог отогнать от себя мысль, что он, законный потомок Голубоглазого, носит в своём титуле имя захолустной деревушки. И проистекающая из этого обстоятельства вечная нехватка средств. Почему он не может - чего уж там лукавить, именно не может!

– позволить себе красивого скакуна, чтобы добраться до замка дома Сеназы верхом? Ах, как это было бы замечательно: спешился у правого крыла замка, небрежно бросить поводья мальчишке-груму! Увы. Денег у Анторов не водились, кажется, никогда. Выплаты крестьян едва покрывали расходы, к тому же и страховые случаи наступали с удручающей регулярностью: примерно раз в дюжину лет случалась засуха, опустошавшая его казну. Бытовала, правда, легенда о каком-то кладе, зарытом в родовом владении: якобы Голубоглазый нашёл в логове дракона сокровищницу и утаил её. Искать клад пытались почти все предки Антора. Дед молодого домина, потратив немало времени и средств на его розыски, влез в долги - и однажды не смог вовремя выдать крестьянам страховые выплаты за ураган и неурожай. Инцидент уладили с трудом пришлось унижаться, просить о помощи Белый храм и казну Сословия...

Сзади снова раздался стук копыт: с малозаметной тропинки на дорогу выехал новый всадник. Погружённый в свои мысли Антор обратил на это внимание, лишь когда ездок с ним поравнялся. Тогда он поднял глаза и замер, поражённый красотой животного: это был огромный белый единорог. Голову благородного зверя венчал плюмаж из блестящих синих перьев неведомой птицы. Единорог гордо потряхивал головой, кончики перьев вздрагивали.

Всадник в голубых одеждах возвышался в седле, как башня. Блестящие пряжки на плечах горели нестерпимым медным блеском. Широкополая шляпа скрывала лицо.

Ездок свесился с седла и близоруко прищурился.

– Олле, Антор! Неужели это ты?

– Олле'ла, дружище!
– обрадовался Антор.

Он узнал его: то был дом Турн, его старинный знакомец по годам учения в Гонгуре. В ту пору дом Турн слыл молодым богатым бездельником, известным не столько успехами в учёных занятиях, приличествующих молодому домину, сколько дерзкими выходками, в коих Антор охотно принимал участие. Худой и гибкий, он вместе с рослым и ширококостным Турном составлял отличную пару, всегда готовую к рискованным ночным похождениям. Однажды они забрались в алтарь храма Жёлтой богини и до полусмерти перепугали почтенных жриц. В другой раз Турн с Антором на плечах за ночь обошли всю Медную улицу и перевесили все наддверные вывески, за что впоследствии получили изрядный нагоняй от наставника... И, конечно, женщины: Антор не припоминал ни единого случая, когда Турн ночевал бы в своей постели. Да, это было весёлое время.

Потом судьба сталкивала их довольно часто. В этом году они, однако, ещё не виделись: ходили даже слухи, что дом Турн забросил развлечения и всерьёз занялся математическими науками.

– Удачно мы встретились! Составишь мне компанию? Садись ко мне, - Турн наклонился к уху единорога и что-то шепнул. Умный зверь осторожно встал на колени, позволяя новому седоку взойти к себе на спину.

Антор немного подумал, потом сел спиной к Турну. Упёршись плечами в широкие лопатки друга, он приготовился смотреть на убегающую назад дорогу.

– Ну что? Рассказывай!
– Турн был, как всегда, нетерпелив.
– Говорят, у тебя новая любовь? Собирать ли нам золото на твоего наследника?

– Если я когда-нибудь вознамерюсь продолжить род, я сам заплачу материнский выкуп, - Антор стиснул челюсти, - пусть даже это будет простая крестьянка. Прости, но ты знаешь, как я к этому отношусь.

– И ты меня прости, - дом Турн, извиняясь, понизил голос, - я не имел в виду ничего дурного. Просто молодой Уон с Рея - помнишь ли его?
– так вот, он прилюдно объявил, что желает продолжить род, и непременно от домины Фиоры.

Антор невольно присвистнул.

– Домина Фиора так богата, что может уже не думать о материнских деньгах, - сказал он.

– Я думал, она давно перестала рожать.

– Все так думали... Но ей заблагорассудилось снова иметь потомство. Они сошлись на пятидесяти двух дюжиандах золотом за девочку, и семидесяти шести - за мальчика.

– За такие деньги я сам готов родить, - не удержался Антор.

– Не ты один, дружище! Но природа не одарила нас теми частями, о которых так интересно рассказывала госпожа Керина на уроках анатомии, Турн разулыбался, видимо, вспоминая молодые годы и высокоучёную госпожу Керину: уж её-то анатомию он изучил досконально.

– Так или иначе, Уон стал искать деньги. К сожалению, он не домин, и наш кредит ему недоступен. У него было пятьдесят дюжианд из собственных средств. Он собрал ещё дюжину, и решил рискнуть. Домина Фиора сошлась с ним и совершила зачатие. Сейчас она на седьмом месяце, и жрецы Жизни сходятся на том, что это будет мальчик. Мы собираем недостающие средства для Уона, ведь он наш друг, и мы не можем допустить позора...

– Я ничего не могу дать, - помрачнел Антор, - прости, но мои сбережения на исходе. Я не знаю, чем буду платить своим людям, если случится большое несчастье. Сейчас я уже с трудом покрываю текущие страховые случаи... Но я найду дюжианду-другую серебра, хотя мне это будет тяжело.

– Всё же принеси хоть что-нибудь, - дом Турн стал серьёзным, - мы ведь соученики, когда-то ели один хлеб, и наш товарищ сейчас в беде.

– Эту беду навлёк на себя он сам, - Антор почувствовал раздражение, покупать наследника за такие деньги - это безумное тщеславие... Но я внесу свою часть, когда вернусь домой. Уон - и мой друг тоже.

– Благодарю, Антор, - дом Турн чуть качнулся в седле, но быстро выпрямил спину.
– Ты знаешь, я мог бы один заплатить за него... но это было бы неправильно. Уон решит, что друзья по учению им пренебрегают из-за его незнатного рождения. Полагаю, что всё дело в этом. Потомство от домы Фиоры - это, прежде всего, безукоризненное происхождение, а оно стоит таких расходов...

– Ну конечно, - не удержался молодой домин, - ещё недавно "безукоризненным" называли происхождение, купленное за дюжианду золота. Кажется, в этом мире стало очень много денег. Все ходят в золоте. Кроме меня.

Турн обиженно промолчал.

Солнце поднялось уже высоко, и ароматы утра блекли, прибитые приближающимся полуденным зноем. Антор, прижавшись к спине друга, наслаждался мерным, чуть укачивающим движением: единорог шёл ровной иноходью, стараясь не беспокоить седоков.

– Про тебя ходят разные слухи, - Антор решил сменить тему.
– Говорят, ты предался затворничеству, и спишь среди книг?

– Ну, насчёт затворничества - сам знаешь, какой из меня затворник, дом Турн фыркнул, - а вот насчёт книг - это правда. Ты же помнишь, что из всех наук мне лучше всего давалась математика. Так вот, мне кажется, что я ухватил нечто важное в учении о касательных линиях.

– В учении о касательных всё важное уже сказано мастером Тропом в его трактате о сечениях фигур, - разочарованно вздохнул Антор.

– Я занимался стяжением сечений к касательной. Изучая этот вопрос, я натолкнулся на некие сложности в тригонометрии. Речь идёт о малых изменениях линий, настолько малых, что их можно считать неизмеримо малыми, но всё же отличными от нуля. Я пытаюсь построить исчисление этих величин.

– Мне это напоминает завиральные идеи дома Гулега о бесконечно-малом... Кстати, где он? О нём давно ничего не слышно.

Антор почувствовал лопатками, что спина друга напряглась.

Ответил тот не сразу.

– Мы теперь о нём долго не услышим.

– Что с ним? Он болен?
– Антор по-своему любил этого соученика странного длинноносого парня с печальным лицом, вечно погружённого в свои вычисления.

– Хуже.

– Он потерял имя, состояние? Как это произошло?

– Нет, не это. Он ударил человека железом.