Разрозненная Русь

Рагуил подошел, сел напротив Игоря Святославича. Светлые глаза тысяцкого переливались ореховым цветом, пытались встретиться с темно-синими глазами князя. Рядом уже горел костер - вкусно пахло дымом, окоренной ивой, речной пресной рыбой... По одному, по двое подходили бояре-воеводы, сотские, садились, молча смотрели на полупрозрачные пляшущие розовые фигурки пламени. Стряпчие на вбитые двурогие колья повесили на толстой длинной поперечине огромный черный котел с водой...

Наконец, встретились глазами - тихо, чтобы никто не слышал, заговорили: "Не этим путем надо было идти нам!" - "Я тебе, княже, опять скажу: дело не в пути, а во времени, - не в то время выступили мы опять..." - "Ты что?!.. Нельзя мне теперь после стольких неудач не воевать..." - "Да все знают, что ты не нарочно..." - "Хоть ты и тысяцкий, но ты больше книжник-писатель... После разгрома их Святославом они убоятся." - "Много ли он их побил?

– Большая часть их разбежалась и все они ушли в гору - туда, куда нынче мы идем..." - "Все ведь помнят, как я вместе с половцами воевал Киев, а потом вместе с Кончаком, - теперешним моим сватом - в одной лодке спасался бегством от Рюрикова воеводы Лазаря и Бориса Захаровича..."

Прибежал дозорный с задних сторожей и уведомил, что подходят черниговцы и владимирцы "Всеволожьи".

Но как изумлен был Игорь Святославич - даже не мог огневаться, - когда вместо черниговской дружины увидел ковуев, а вместо "полка" владимирцев стояли усталые три сотни русских, - большую часть из которых составляли городецкие вои во главе с молодым незнаемым воеводой!.. И, когда к ночи прибыла дружина из Рыльска, он даже не вышел из своего шатра, чтобы встретить сыновца.

* * *

29 апреля (понедельник) выехали на Муравский шлях.

Не останавливаясь, пересекли в дневной жаре широкую дорогу-шлях, кое-где высохшую, вытоптанную до пыли. Бакаева дорога сузилась, - вкусно запахла свежая изрубленная копытами молодая трава, - местами до тропы, пошла вилять между кустами, чуть поднимаясь, на восток.

Ехавший рядом с Третьяком сотский Жмень Бродник (друг Твердилы, не был никогда женат - вся его жизнь прошла в походах, битвах, в княжеских пирах), когда проезжали шлях, показал на свежие следы.

– Только что проехали туда, - махнул рукой на юго-запад.
– Они быстрее нас доедут до Степи: мы еще только подступимся к Сальнице, a они уже перебродят Донец (реку Уду), обойдут Дон (Северный Донец) и выйдут на Торскую дорогу...

– Может, купцы?.. Идут в Низовья Днепра-Славутича - на Олешье?

Старый сотский повел светлыми выцветшими глазами на своего воеводу, качнулся туда-сюда в седле, мотнул головой (лохматая шапка едва не слетела), ощерил на солнце из-под широкой пегой бороды крупные желтые зубы.

– Я следы извозных жидово-купеческих лошадей отличаю от рысью прошедших стременных половецких коней, - сторожа-кипчаки или русские бродники... Я в молодости побывал в ихних ватагах: русские по языку - в жизни они нерусские - обманут-разорят, отымут, а когда и башку отсекут. Схожи они с степняками и тем, что и у тех и у других нет Родины-Отечества - они как звери - живут там, где сытно, где можно богатеть и легко наживиться - не для Бога, не для людей живут они, а для себя, для живота своего - это одно и тоже, что не жить на Свете - все равно зря жить. Бог засчитывает только то, что ты хорошее, доброе на Земле сделал, а если такого не будет, то Бог не примет Душу в Рай!..

– Отмолят... Многие пред смертью в старости начинают отмаливать грехи.

– Ха-ха-ха, - посмотрел Жменя на своего воеводу и снова: - Ха-ха-ха... Знатный ты боярин, грамоту знаешь, потому не должен уподобляться недоумку или человеку родовитому, но нечестивому... Бог дурак, что ли?! Все бы так: грешили-грешили, а потом перед смертью раз и помолились, поклонились, или же требы наложили и все - в Рай... Тогда и на Земле невозможно было бы жить - перебили бы люди сами себя - самые лучшие превратились бы в звереподобных: каждый себе поболее, чтобы ему было поболее, сытнее, а другие пусть голодают, страдают, мучаются от худой жизни... А может, русские окраинные поселяне, живущие в городках-сторожках, проскакали - они на половецких на некованных лошадях ездят... Ты заметил, что у нас к ним тоже нет доверия - проезжая мимо, мы не заходим в русские селения и ничего не просим у них, и они на нас будто бы не обращают внимания: многие на полях землю работают, по водоемам рыбалят, скот пасут на зелень-траве...

– Так ведь они наши!

– Их и половцы не трогают и также как и мы не доверяют, но они нужны: землю метить. Но в отличие от бродников - русские еще и имена, прозвища - русские, а не "чуки" и "енки"...

– Как это так?

– А так: меня называли в бродниках Жменько Броднячук, - и опять засмеялся: - Да между двумя они... "Нашим и вашим" - двойные такие - живут и привыкли, и сосут иногда двух маток.

– Не понял: как это?..

– А вот так вот, - и громко зачмокал губами, - кони запрядали ушами, а некоторые - вскачь... Вокруг дружно гоготнули.

Третьяк дернул головой: "Совсем не смешно!" - начал осматривать своих дружинников, как будто видел их впервые...

30 апреля и до обеда 1 мая (с ночным и двумя короткими дневными отдыхами) достигли Северного Донца.

Третьяк впервые видел эту реку, хотя так много о ней слышал. В верховьях была она не широка и, если бы не весна (паводок-верховодье уже спадало), то, наверное, при переходе всадник не замочил бы ноги.

С возвышенного правого - западного - берега спустились по крутому глинистому мокрому обрыву к мутной, медленно, но величественно-мощно текущей воде. На широкой сухой полосе берега, заросшей зеленой мягкой сочной травой, разместились, чтобы передохнуть и перекусить, начать переправу. На тот берег ушли сторожа, наверху остался для прикрытия Путивльский полк Святослава.

К сидящим - Третьяку и сотскому Жменю - около разгоравшегося костра из сухих топляков, подошел походный (временный) сотский сын Твердилы Неждан. (За его спиной прятался десятник, которого послали с его людьми попасти извозных коней.)

– Вот он говорит, что у извозных копыта разбиты, не могут идти... Сам ходил, проверил: правда, так...

Жменя почернел, из-под косматых бровей зло взглянул на десятника, тот вновь спрятался за сотского.

Третьяк вначале спокойно воспринял сказанное, но когда до него дошло... Вскочил:

– Что будем делать?!..
– и смотрел на сотских: Жменя, на Неждана. Твердилов сын - могучий, с орлиными сине-стальными глазами - не отвернул взгляд, лишь стряхнул со лба темно-русую прядь.

– Знамо, нужно менять...

– Менять!.. А где коней взять?!..

Когда Тpeтьяк лично пришел к воеводе Олстину и доложил, тот не только не разгневался, но даже не удивился.

– Знаю, - и впервые раздраженно?
– Зачем набрали таких быков?
– Олстин вскочил - сухой, жилистый - пробежался туда-сюда вокруг костра: - Выгрузите извозных, перекладите на запасных... Иди, готовь к переправе...

Сторожевая полуторасотня, посланная во главе с Ратмиром по Муравскому шляху с приказом догнать тех, кто до них прошел и узнать, кто такие и, если это половецкий разъезд, - побить, должна была еще к утру вернуться.

Князь Игорь и его тысяцкий волновались, - особо Рагуил - за сына.

– Давай, иди!.. Начинай переправу с Володимером - помоги ему вести полк, - вставая и дожевывая, приказал Игорь Святославич рядом сидящему тысяцкому...

Забегали десятники, захрумкал песок под ногами, зашумели, загалдели. Выделенные табунщики погнали обратно - домой - покалеченных хромающих (их набралось со всех русских полков немало) коней. Вот они уже поднялись на берег, скрылись из виду.