Разрушающийся мир

Мика забрался в спальный мешок и выключил солнечную лампу. Он рассеянно слушал, как Сайлас дышит в темноте.

На Мику навалилась усталость. Он даже не заметил, как глаза закрылись. Он уже почти заснул, когда Сайлас вдруг тихо проговорил.

— Может, ты и прав.

Мика моргнул. Он мог различить тусклые очертания звезд в темном стекле над головой.

— Сайлас…

— Если скажешь хоть слово, я вцеплюсь зубами тебе в горло.

Мика только улыбнулся в темноте.

Глава 28

Амелия

— Амелия, я приятно удивлен твоим предложением, — Деклан отвернулся от окна и окинул ее острым взглядом.

— Я подумала, что нам стоит проводить больше времени вместе. — Амелия постаралась добавить уверенности в свой голос. — Вне лаборатории.

— Ты безупречно выбрала время. — Он жестом пригласил ее сесть за стол из глянцевого кварца в его пентхаусе на последнем этаже здания «БиоГен». Охранникам отец приказал ждать у входа, поэтому сейчас они были одни. — У меня есть для тебя подарок.

Амелия грациозно устроилась в магнитном парящем кресле, поправляя юбки своего шелкового синего платья. Длинные волосы были уложены во французскую косу, завитые локоны развевались вокруг лица. Тщательно нанесенный макияж подчеркивал ее льдисто-голубые глаза и тонкие скулы.

Несмотря на внешнее совершенство, внутри у нее царил полный бардак. Отец обещал, что с этим препаратом мигрени не будет, но затылок мучительно пульсировал от слабой головной боли.

Амелия заставила себя собраться. Сейчас она не могла дрогнуть.

Отец разлил дорогое вино из хрустального графина в два кубка. Если здание Капитолия было роскошным и декадентским, то покои ее отца отличались простотой, минимализмом, но при этом сохраняли безупречный вид. Огромные апартаменты были открытыми, разделенными на просторную гостиную, столовую и кабинет. Кухня пряталась за аквариумом от пола до потолка с экзотическими светящимися медузами.

Вся западная сторона пентхауса представляла собой стеклянную стену, из которой открывался сверкающий город под ними и горы за ними. На белых полимерных стенах пульсировали лазурные океанские волны.

Желудок Амелии сжался при мысли о том, что представители элиты бережно сохраняют медуз, но совершенно не заботятся о страдающих людях за стенами Убежища. Она заставила себя отвести взгляд, пока гнев не взял верх.

Она здесь ради конкретной цели. Нельзя об этом забывать.

— Я помню. — Отец внимательно наблюдал за ней. — Ты всегда любила океан.

Она моргнула, почувствовав внезапное жжение за веками. Бросила взгляд на принесенный ею букет лилий, который теперь лежал на столе рядом с ее тарелкой.

— Спасибо.

Вечером Амелия прикрепила камеру с флешкой к стеблю лилии, как раз внутри этого букета. Она тщательно отрегулировала ее под нужным углом, чтобы отец находился точно в кадре.

— У меня для тебя подарок, — объявил он.

Ее глаза расширились.

— Подарок?

Отец щелкнул пальцами.

— Принесите сейчас же.

— Конечно, сэр, — отозвался ИИ из пентхауса с резким британским акцентом. — Подарок сейчас доставят.

— Включить режим конфиденциальности, — скомандовал Деклан.

— Выключаю питание, — сообщил ИИ и замолчал.

Человекоподобный робот-слуга появился из-за стены аквариума и протянул ей прямоугольную коробку в золотой обертке, перевязанную шелковым бантом. Амелия открыла ее дрожащими пальцами, чувствуя биение пульса в горле.

— Гварнери XVIII века, как и твоя предыдущая, — величественно произнес Деклан. — Даже не представляешь, сколько времени и средств ушло на ее приобретение.

Она взяла скрипку в руки, благоговейно провела пальцами по изящной ножке, прикоснулась к струнам своими подушечками, на которых навсегда остались зазубрины от многолетней самоотверженной практики.

В прошлой жизни Амелия хотела учиться в Джульярде, чтобы стать профессиональной скрипачкой Венского филармонического оркестра. Все мечты умерли вместе с вирусом «Гидры», но не ее любовь к скрипке, к прекрасной музыке, которую она создавала с ее помощью.

Кровь в ее жилах забурлила от предвкушения и волнения. Она нежно подергала несколько струн, не в силах вымолвить ни слова.

— Сыграй что-нибудь для меня, — потребовал отец.

Амелия не могла его ослушаться. Да и не хотела. Встряхнула головой, чтобы прояснить мысли. И для игры, и для того, что будет потом. Мелькнула мысль о скрипичном концерте Корнгольда и Мендельсона, но потом она остановилась на «Лунной сонате» Бетховена.

Скрипка привычно легла на плечо. Амелия погрузилась глубоко в себя и замерла. Затем она начала играть. Взмах смычка по струнам, и первые изысканные ноты поплыли по воздуху, проносясь над ней, вокруг нее, сквозь нее. Проникновенная, глубокая, чувственная мелодия.

Музыка заполнила ее, поглотила целиком.

Напряжение в челюсти и вокруг глаз Амелии исчезало с каждым новым звуком. Она закрыла глаза, растворившись в красоте своего искусства, ее пальцы двигались с прекрасной плавностью и грацией. Именно это она знала, любила всем сердцем и душой.

Амелия подумала о «Гавоте» Баха, первом по-настоящему трудном произведении, которое освоила в одиннадцать лет. Вспомнила свою музыкальную комнату, где солнечный свет струился сквозь огромные окна, тепло солнца просачивалось на пошарпанные деревянные полы, пылинки танцевали, пока она играла, играла и играла. В доме, огромном, холодном и пустом, это была ее любимая комната.

Ее смычок набирал темп. Замысловатая мелодия подчеркивала бушующие в ней эмоции: великолепие нот, взмывающих в воздух, и темные полутона, сплетающие гобелен страдания вокруг ее сердца.

Амелия погрузилась в музыку, как делала это всегда. Страх и ужас отступили, она вытеснила из головы мысли о том, что ей предстоит сделать, и о том, какой сильной должна быть.

Вместо этого она на короткое время перенеслась в невидимое место, свободное от боли, отчаяния и душевных терзаний, в мир красоты и покоя. Сердце затрепетало, когда музыка потекла сквозь ее пальцы, нарастая, набирая силу и заполняя всю комнату, пока не успокоила и не привела Амелию в порядок, вернув к себе.

Когда последняя нота затихла, последовал момент полной тишины.